Именинница

Он остановился, оценивая ситуацию, отделяя работу воображения от реальных чувственных восприятий. Или он так углубился в жизнь своих преступников, что и сам стал частью их мира? Что, если там, за дверью, другая квартира, с прыгающей девочкой и четырьмя мертвецами?

Некоторые из его коллег перед уходом из дома протягивали флуоресцентные нити между ручкой и дверной рамой, чтобы по возвращении, посветив на это место фонариком, сразу определить, пытался ли кто-нибудь проникнуть в квартиру в их отсутствие. Все это было слишком сложно для пожилого комиссара, у которого, помимо прочего, никогда не оставалось времени на подобные хитрости.

Да и необходимости в них, в общем, не было, потому что всегда срабатывал старый, проверенный метод. Заперев дверь, Гренс оставлял потертую дверную ручку в определенном положении, а вернувшись с работы, менял угол ее наклона параллельно полу. Если кто-то другой пытался открыть дверь до него, это было сразу заметно, вот как сейчас.

Старая, облупленная дверная ручка висела, как будто не имела сил встать под нужным углом.

Кто-то пытался проникнуть в его квартиру.

Гренс достал служебный пистолет из висевшей на плече кобуры, выставил дулом вперед и переступил порог темной прихожей.

Шаг, еще полшага. Он остановился, прислушался.

Тишина.

Ни малейшего признака жизни.

Гренс медленно пошел вперед — спальня, ванная, кабинет.

Никого.

Кухня — он по-прежнему никого не видел, не слышал.

Скорее почувствовал — там кто-то есть.

Взял пистолет обеими руками, переставил ногу — еще медленнее, перенеся на нее весь свой вес. Потом резко развернулся в углу.

— Руки…

Он сидел за кухонным столом — неясный силуэт на фоне окна.

— …тихо, черт…

Темный силуэт задвигался.

— Сиди тихо, я сказал, или стреляю.

Гренс стоял на пороге собственной кухни и целился в тень за столом.

— Гренс, это я.

— Положи руки на стол, чтобы я мог их видеть.

— Черт… Гренс, опусти оружие.

В темноте это было трудно разглядеть, но комиссару показалось, будто фигура медленно встала из-за стола и развернулась, протягивая руку.

— Сиди, или я стреляю. Последнее предупреждение.

В этот момент зажегся свет, и Гренс понял, что незваный гость всего лишь пытался добраться до выключателя.

— Гренс, успокойся. Это я, Пит Хоффман.

Комиссар окончательно переступил порог кухни.

— Я знаю, как выглядит Пит Хоффман. Ты ему даже не кузен.

Эверт Гренс приблизился к столу, насколько позволяла ситуация. Между дулом пистолета и головой злоумышленника — темноволосого, с карими глазами, обвисшими щеками и кривоватым носом, — оставалось около метра.

— Еще одно движение — и я стреляю, кто бы ты ни был. Ты допустил серьезную оплошность, вломившись в квартиру к вооруженному полицейскому.



Это была кухня что надо, — просторная, с высоким потолком, соединенная с комнатой Зофии узким коридором, обшитым резными деревянными панелями. Но ни сам Гренс, ни его таинственный гость не думали об этом, когда смотрели друг на друга. Глаза комиссара метали молнии в сторону незнакомца, который не только вломился в чужую квартиру, но и осмелился поджидать хозяина на его собственной кухне. А незнакомец все еще надеялся заставить комиссара его выслушать, но опасался спровоцировать выстрел.

— Слушай, Гренс. Я — Пит Хоффман.

— Но ты выглядешь совсем не как Пит Хоффман. Кроме того, ты совершил преступление — нарушил неприкосновенность чужого жилища. Глава четвертая Уголовного кодекса, параграф шестой…

— Гренс, если бы ты только позволил мне показать свои руки.

— Держи их так, чтобы я видел, черт тебя возьми. Ладони на стол!


Гренс не так часто использовал табельное оружие и даже сомневался, сумеет ли воспользоваться им как следует. Тем не менее пустил бы его в ход не задумываясь.

Тот, кто вломился в его квартиру без спроса, должен винить в последствиях только себя.

— Я должен пошевелить ими, Гренс, чтобы ты убе- дился.

— Давай, а я для начала прострелю тебе плечо. Если этого будет недостаточно и ты будешь продолжать со мной препираться, следующий выстрел будет в сердце.

Незнакомец с кривоватым носом и круглыми, обвисшими щеками глубоко вздохнул, словно для того чтобы успокоить дыхание и прочистить горло.

— Ну, хорошо. Ты видишь, да? Я держу ладони на кухонном столе. Все как ты хочешь, нет никакой необходимости спускать курок. Но если ты не позволяешь мне показать тебе руки, я вынужден попробовать другой способ. Давай просто поговорим.

— Такая возможность предоставится тебе в суде, адвокат поможет.

— В первый раз, Гренс, мы встретились при захвате заложников в тюрьме строгого режима. И тогда ты вел себя так же, как сейчас, — направил дуло в мою голову. Ты даже спустил курок — выстрел продолжался ровно три секунды.

— Ты знаешь, кто бы ты ни был, что этим меня не возьмешь. Я вижу перед собой все того же незнакомого придурка, который вломился в мою квартиру и сидит за столом на кухне, где я обычно пью кофе. На моем месте, черт возьми!

Мужчина посмотрел на свои руки. Кивнул им, а потом комиссару, словно повторив тем самым свою просьбу. Но Гренс не кивнул в ответ, а покачал головой.

— Не двигаться, я сказал. Если хочешь жить, конечно.

— О’кей, о’кей. Мы просто немного поговорим.

Эверт глядел на незнакомца, у которого как будто болело горло. Складывалось впечатление, что каждое сказанное слово доставляет ему боль.

— А во второй раз, Гренс, мы с тобой сошлись по-настоящему. В Боготе, помнишь? Кафе «Гаира». Там я научил тебя пить агуапанелу — сахарный тростник и горячая вода. И в тот раз мы с тобой не были врагами. Мне была нужна твоя помощь, Гренс, и мы сражались на одной стороне, бок о бок.

Комиссар холодно улыбнулся. Он больше не слушал незнакомца. Голова комиссара не могла вместить больше бреда, чем в ней уже было.

— Я немедленно вызываю патрульную машину, а до ее прибытия ты будешь просто сидеть и ждать. У меня нет никакого желания выносить трупы из собственной кухни за полтора года до пенсии.

Не опуская пистолета, комиссар левой рукой выудил из кармана пиджака мобильник.

— Успокойся, Гренс, — снова подал голос незнакомец.

— Я спокоен до тех пор, пока спокоен ты.

И в этот момент чужак заволновался. Возможно, он просто не был уверен, что следующее его воспоминание будет истолковано правильно.

— Слушай дальше, Гренс. В следующий раз все получилось наоборот. Тогда уже ты нуждался в моей помощи и уговорил меня внедриться в банду торговцев живым товаром, которые начинали в Ливии и…

— Хермансон? Это Эверт, — Гренс выбрал один из немногих номеров в папке быстрого набора. — Я у себя на кухне, целюсь в голову взломщику, который незаконно проник в мою квартиру. Хочу, чтобы вы прислали ма- шину.

Ответный женский голос прозвучал необыкновенно громко. Или это Гренс специально прибавил звука? А может, вынул наушники, чтобы незнакомец все слышал.

— Ты в порядке, Эверт?

— Я в полном порядке. Если хочешь, чтобы взломщик тоже оставался в порядке, высылай машину немедленно

— На твой домашний адрес?

— Да, на мой адрес.

Гренс поднял глаза на незнакомца и еще раз холодно улыбнулся.

— Десять минут — и ты в наручниках будешь сидеть в патрульной машине. С каким удовольствием я буду свидетельствовать против тебя в суде…

— Вернувшись домой после нашей последней встречи, комиссар, — продолжал незнаконец, — я обнаружил на кухне пятна крови. Об этом не упоминается ни в одном протоколе.

— Будь добр, заткнись наконец.

— Кровь была и на оружейном шкафу в моем подвале. Я храню там пистолет, свой «Радом», и на этот раз дуло было развернуто не в ту сторону. Им кто-то воспользовался, Гренс. Пуль тоже не было… И об этом ты не прочитаешь ни в одном чертовом протоколе.

Пятна крови на полу, секретный подвал — пожалуй, комиссар уже слушал его краем уха.

— И далее то, что Расмус и Хюго называют печеньем в клетку. Ты точно готовил вместе с ними нечто подобное, и я никак не могу взять в толк, что именно. Кто еще может знать об этом, кроме членов семьи?

— Печенье в клетку?

— Да.

Они смотрели друг на друга, и Гренс как будто начал что-то припоминать.

— Печенье в клетку, ты сказал?