Игра в саботаж

— Я уже столько лет не стрелял! — засмеялся Стеклов. — И, надеюсь, никогда больше не буду, даже если вылечу глаза. Но я о другом.

— Я понимаю, — Константин кивнул, он действительно прекрасно понимал друга.

— Так вот, повторю в третий раз — и не потому, что ты тупой, а потому, что я зануда. Люди не такие, какими кажутся. И особенно это касается оперативной работы. А про Печерского я хочу рассказать тебе одну историю. Об одном его деле, на которое специально его отправляли в Москву.

— А если я не хочу это слышать? — запротестовал Емельянов. — Какое мне дело до Печерского? Он портит все, к чему прикасается! Мутный, как не знаю что… И везде на его пути трупы! Везде!

— Потому что он хороший чекист, — спокойно возразил Стеклов. — Мы ведь с тобой не в песочнице играем, правда? И работаешь ты не в санатории. А трупы — это неотъемлемая часть нашей работы. Ты еще скажи, что с уголовниками надо быть вежливым и подносить им пирожные из ближайшего гастронома — на блюдечке с голубой каемочкой!

— Это в каком-то романе было, — хмыкнул Емельянов, время от времени вспоминающий, что когда-то читал книги, да и высшее образование у него все же было.

— Ильф и Петров, «Золотой теленок». Перечитай на досуге, чтобы мозг отключить, — сказал Стеклов.

— Как будто у меня есть время читать книги! — воскликнул Емельянов.

— Но есть же время водку пить с друзьями?

— Что, воробушки донесли? — хмыкнул Константин, впрочем, совершенно без злобы.

— Скорей жабы! — в тон ему хмыкнул Стеклов. — Но ты меня не отвлекай. Я хотел о другом. И я все-таки расскажу тебе эту историю, даже если ты заткнешь уши.

— Ну, если ты считаешь, что я должен слушать… — сдался Емельянов, которому вдруг пришло в голову, что все это Стеклов говорит неспроста. Наверняка пытается донести до него что-то, объяснить. Что ж, оставалось заткнуться и слушать. Тем более, от того, что он слушал Андрея, Константину всегда была польза.

— Был 1962 год. Начинал Печерский как обычный оперативник, ну, как мы с тобой. Мы работали с ним в соседних отделах. Но потом очень быстро он пошел вверх по той причине, что обладал очень необычными способностями. Они есть не у каждого опера. Оказалось, что он не столько опер, сколько разведчик.

Емельянов задумался, потом кивнул. Да, это действительно было не одно и то же.

— Так вот, — продолжил Стеклов, — было несколько дел — совсем не громких, да и не особо значительных, после которых внимание на него обратило КГБ. Там такие способности весьма ко двору. И вот тогда Печерского взяли на одно дело… Именно потому что он был особо не известен в кругах госбезопасности, то есть был человек новый, засветиться нигде не успел. А дело было серьезное. И из Киева под другим именем, соблюдая все предосторожности, все, что положено по конспирации, его отправили в Москву.

Андрей замолчал, восстанавливая в памяти события, потом перевел дух, внимательно посмотрел на Емельянова, на лице которого появился искренний интерес, а затем продолжил свой рассказ.

Пушкинская улица в Москве, бывшая Большая Дмитровка, была одним из красивейших уголков столицы Советского Союза. Многие здания, которые возвышались по обеим сторонам знаменитой улицы, были украшены мемориальными досками, которые напоминали об известных людях, живших здесь, и о знаменательных исторических событиях, происходящих в этих домах.

Однако на доме под номером 5/6 не было ни одной доски. Он был самым обычным. А ведь именно в нем разыгралась в 1962 году финальная часть самого настоящего шпионского детектива, одного из самых громких в Советском Союзе. Впрочем, дело это, начавшееся под грифом «совершенно секретно», было неизвестно очень многим, да и не скоро будет открыто к прочтению.

В 1960-х годах красивое, величественное здание превратили в обыкновенный жилой дом с многокомнатными коммунальными квартирами. Коммуналки, в которых жили иногда и по десятку семей, стали настоящим проклятием советского времени. Тем прошлым, о которым с содроганием будут вспоминать многие поколения. Здание было красивым, в четыре этажа, однако много различных хозяев постепенно превратили его из величественного особняка просто в старый, побитый жизнью дом. При этом там был парадный подъезд, оставшийся от прежних времен, большой, просторный и темноватый, через который проходило очень много людей.

В официальных бумагах по этому делу было записано так: «2 ноября 1962 года советскими органами государственной безопасности был пойман с поличным сотрудник посольства США Ричард Карл Джекоб, в момент изъятия им шпионских материалов из тайника, оборудованного им в подъезде дома № 5/6 по улице Пушкинской в городе Москве».

Почти такая же крошечная заметка, в одно предложение, была опубликована в газете «Правда» 5 ноября 1962 года. Больше никаких подробностей в главной газете СССР, естественно, не сообщалось, да и не могло сообщаться. И о том, что шпионские материалы подложил один из самых серьезных шпионов, советский гражданин Олег Пеньковский, не знал никто. А ведь упомянутый эпизод и был последней частью очень серьезной долгой и важной операции, в которой участвовал Печерский, по поимке и разоблачению этого шпиона, за которым КГБ охотилось долгие годы.

Олег Пеньковский был профессиональным разведчиком. Начинал свою карьеру в КГБ, на незначительной должности, а затем был переведен в ГРУ — Главное разведывательное управление. Там он дослужился до чина полковника. В 1958 году, в силу обстоятельств, которые так и остались неизвестными, он по собственной воле вышел на контакт с американской разведкой. А еще через время предложил свои услуги англичанам и таким образом стал очень высокооплачиваемым двойным агентом.

За последующие годы шпион передал своим новым хозяевам такое количество секретов, что почти пошатнул некоторые политические устои. Дело в том, что все секреты, переданные Пеньковским, проходили через КГБ и ГРУ, а значит, были делом повышенной важности. Все секретные бумаги, документы, сведения и директивы проходили через него.

Именно Пеньковский и передал на Запад информацию о размещении на Кубе советских ракет. Впоследствии именно из-за этого разгорелся знаменитый Карибский кризис, чуть было не закончившийся Третьей мировой войной.

Американцы и англичане очень ценили своего информатора из советских спецслужб. И всегда заботились о надежных и безопасных для него каналах связи. Пеньковский пользовался несколькими тайниками и целой системой специально разработанных сигналов.

Один из тайников как раз и находился в подъезде дома на Пушкинской. А объяснялся этот выбор самыми обычными бытовыми причинами.

Одному из сотрудников посольства США очень понравилась работа нового парикмахера — мастера, который появился в парикмахерской на Пушкинской совсем недавно, обладал отличным вкусом, хорошим характером и был профессионалом своего дела. Парикмахерская располагалась в соседнем доме от дома № 5/6. Кто-то из сотрудников посольства рассказал, что в парикмахерской появился новый мастер, который работал раньше в Одессе и стриг иностранных моряков. Иногда его даже приглашали на зарубежные показы мод, которые время от времени устраивал Советский Союз, пытаясь не ударить лицом в грязь перед Западом.

И вот американец сходил в эту парикмахерскую. Мастер ему очень понравился. И американец стал ходить туда часто. Собравшись в очередной раз подстричься, он угодил под очень сильный ливень с градом, который пошел в центре города. Зонтика у него не было, поэтому он укрылся в ближайшем подъезде, не добежав до парикмахерской. Это как раз и был тот самый подъезд.

Дождь шел долго. У американца было время оглядеться. А так как он как раз и работал с резидентами разведки, то и сообразил, что место это просто отлично подходит для тайника. Во-первых, через просторное помещение проходит очень много людей, тех, кто живет в огромных коммуналках на всех четырех этажах, либо тех, кто приходит к ним в гости, так как советские люди достаточно гостеприимны, гости у них постоянно. Это, кстати, всегда было непонятно для иностранцев, которые редко принимали гостей в своем доме, предпочитая встречаться в ресторанах или кафе. Но у советских людей гости бывали почти каждый день — друзья, родственники, коллеги… Все они и проходили через огромный подъезд. Так что присутствие постороннего человека там вообще никому не бросалось в глаза. Ну а во-вторых, в подъезде вечно царит полумрак, способный скрыть манипуляции с закладкой и выемкой шпионских материалов, которые, кстати, всегда были упакованы очень компактно, в крошечные коробочки.

В общем, американец решил устроить тайник здесь. Дождь закончился, и он все-таки добрался до парикмахерской, со смехом рассказав своему мастеру, как прятался от дождя в подъезде жилого соседнего дома.

Тайник был оборудован на следующий же день. Все было организовано очень удобно и просто: очередное сообщение и скопированные секретные материалы Пеньковский должен был спрятать в пустой спичечный коробок, потом перевязать его тонкой проволокой, свободный конец которой загнуть в виде крючка. Зайдя в подъезд и улучив подходящий момент, шпион должен был подойти к большой батарее центрального отопления, которая была установлена в подъезде, и с помощью этого крючка прикрепить коробок в укромном месте — к железной скобе, поддерживающей батарею, между стеной и массивными чугунными секциями отопительного устройства.

О том, что закладка произведена, следовало информировать следующим способом. Пеньковскому велели поставить особую метку в заранее условленном месте. В данном случае это был крестик, нарисованный мелом на одном из фонарных столбов на Кутузовском проспекте у гостиницы «Украина».

Агенты из ЦРУ также должны были проинформировать своего шпиона о дальнейшей судьбе полученного материала. Для этого американский сотрудник должен был сделать сигнальную метку на рекламном плакате, висящем возле гастронома, расположенного неподалеку от подъезда с тайником на Пушкинской улице. Одно темное пятно — закладка попала по назначению. Два пятна — сотрудник посольства не обнаружил контейнер в тайнике либо не сумел его забрать.

Утром 2 ноября 1962 года американскому резиденту доложили: условный знак на фонарном столбе появился, значит, закладка находится в тайнике. Забрать контейнер главный разведчик поручил молодому сотруднику Джекобу, который недавно работал в посольстве. Официально он числился архивариусом, но на самом деле был одним из младших чинов разведки.

Как только Джекоб вошел в подъезд дома и забрал из-за батареи спичечный коробок, откуда ни возьмись подскочили несколько крепких мужчин в штатских костюмах. Они схватили американца под руки и затащили в черную «Волгу», которая уже ждала возле подъезда.

Взятого с поличным американца после допросов в КГБ объявили персоной нон-грата и депортировали из СССР. А вскоре американцы с огромным огорчением узнали об аресте Пеньковского. Причем случилось это за некоторое время до событий на Пушкинской — Пеньковский был арестован 22 октября.

Шпионская операция с закладкой контейнера и появлением условных сигналов была проведена советскими контрразведчиками. На допросах из Пеньковского были выбиты все необходимые детали, и этой информацией решено было воспользоваться. Таким образом удалось поймать с поличным одного из крупных агентов ЦРУ, работавших «под прикрытием» в американском посольстве. И нейтрализовать собственного «волка в овечьей шкуре» — Пеньковского, который, какими бы ни были его истинные цели, все-таки был предателем. Участь его была вполне понятна и предопределена заранее: в мае 1963 года суд приговорил его к высшей мере наказания — расстрелу. Приговор был приведен в исполнение. Такая же участь ждала добровольных или случайных помощников Пеньковского по шпионскому делу. Со шпионами в СССР поступали достаточно жестко. Надо ли говорить, что все они были обезврежены.


Закончив рассказ, Стеклов лукаво улыбнулся, словно ожидая реплики Емельянова. И тот не разочаровал своего друга.

— А парикмахером из Одессы был Печерский, — произнес он.

— Точно, — кивнул Андрей. — Именно он догадался о тайнике в подъезде на Пушкинской. А стричь научился, потому что знал заранее от информаторов, что любит американец. И быстро схватывал на лету.

— Сотрудник посольства, порекомендовавший нового мастера…

— Был завербован советскими спецслужбами, — продолжил Стеклов, — а старый парикмахер освободил место потому, что сотрудники КГБ его очень попросили временно не работать.

— Да, серьезная операция, — протянул Емельянов.

— Вот видишь, — Андрей укоризненно вздохнул. — А ведь это, между прочим, большой и тяжелый труд. И не каждому он под силу.

— Я понимаю, о чем ты хотел мне сказать. Но если Печерский был таким классным агентом, это не значит, что он не мог предложить свои услуги кому-нибудь другому. Как Пеньковский. Даже если это нельзя доказать.

— Да, ты вправе так думать, — кивнул Стеклов. — Мне нравится, что ты мыслишь против правил.

— Но ведь несмотря на твой рассказ, взрыв дома все равно был диверсией против советской власти! Как ни крути, это так.

— Ты твердо считаешь, что против власти. Но твои акценты расставлены неправильно. Это диверсия советской власти, — подчеркнул Стеклов.

— Почему? — К такому Емельянов был не готов.

— Потому что этот взрыв дома очень похож на репетицию. Репетицию чего-то, о чем мы не знаем. Смысла его я не понимаю. Но я бы сказал, здесь искали козла отпущения. И просчитались.

— Объясни, — мрачно потребовал Емельянов.

— Преподаватель Тимофеев, — продолжал хмуриться Стеклов, — явно сидел на наркотиках. То его состояние, которое описывали свидетели, это точно вызвано наркотикам, галлюциногенами. Но люди ничего в этом не понимают, поэтому если простой человек встретит наркомана под кайфом, и от него не будет запаха спиртного, то он подумает, что перед ним сумасшедший.

— Допустим, — нехотя согласился Емельянов, — и что?

— А то, что Тимофеев был бы идеальным козлом отпущения для любого теракта. Наркоман с сумасшедшими идеями. К тому же давно тайком работающий на эту самую власть. Идеальная жертва для любого заговора. Но… Тут появилось одно но. Они явно не рассчитали его реакцию на происходящие события. Возможно, то вещество, которое он испытывал, дало сильный побочный эффект.

— Подожди… Ты подозреваешь, что он сам включил газ?

— Под воздействием какого-то наркотика. И вещество, которое он испытывал, взорвалось. Так провалилась репетиция.

— А сосед инженер?

— Ну, это же проще всего! Убрали свидетеля. И девок этого психа — тоже. Соседку и невесту с работы. Они же могли что-то знать и разболтать.

— Хорошо, — Емельянов кивнул. — Но почему способ один — и у этих девок сумасшедшего преподавателя, и у моей гримерши?

— Да потому что гримершу твою убил кто-то из агентов-ликвидаторов или информаторов, которого перевели в статус ликвидатора! Это же ясно.

— Но зачем?

— А вот это уже ты должен узнать. Но думаю, что человек, курирующий взрыв дома, в курсе, кто убил гримершу. Ликвидаторов на самом деле не так много. А гримерша мне не кажется персонажем социально опасным. И с тайнами КГБ она явно не имела ничего общего. Хотя… Ищи этого начинающего ликвидатора!

— Почему начинающего?

— Потому что он дурак! — воскликнул Стеклов, не сдержавшись. — Не выполняя спецзадания, он применил секретный способ в бытовых целях. За такую глупость ему явно не сносить головы. Ищи, пока свои этого придурка не кокнули.

— Легко сказать! — фыркнул Емельянов.

— А никто не говорил, что это будет легко. Но я могу сказать тебе только одно: займись убийством гримерши. И оставь в покое дом. Тебе не следует этим заниматься. Побереги себя.

— Ты же знаешь, что так никто не сможет себя сберечь. Я — тем более.

— Знаю. Но так уж расставлены фигуры, что ты стал пешкой в чужой игре. А пешка может ходить только по клеткам. И раздавят ее при первом же удобном случае любой фигурой! А в непонятной ситуации пешкой пожертвуют первой. Понимаешь, что я хочу этим сказать? По-моему, тебе самое время уйти с шахматной доски, чтобы спасти свою жизнь.

— Я не понимаю… — Емельянов обхватил голову обоими руками, — я действительно не понимаю. Я теряюсь от всего этого. Все эти заговоры, интриги, вся эта недосказанность, которая засасывает, как круговорот…

— Тебе нужно в первую очередь успокоиться, — Стеклов подлил ему еще вина, — надо отключить мозг. Это единственное, что ты можешь сейчас сделать. Жить не настоящим, а будущим. Даже если ничего из такого будущего не выйдет.

Потом они долго говорили — обо всем, но только не о взрыве дома. На прощание Емельянов все же спросил:

— Если Тимофеев предназначался на роль козла отпущения, и если этот план провалился, то кого они теперь будут искать на такую главную роль? Кого?

Но вместо ответа Стеклов только молча пожал плечами.



Был поздний вечер, когда к одной из пустующих скамеек на Приморском бульваре подошел мужчина в черных очках. Несмотря на то что они были ночью неуместны, двигался он весьма уверенно. Сел на скамейку. Закинул ногу на ногу. Минут через десять у гостиницы «Лондонской» припарковалась серая «Волга». Из нее вышел мужчина в штатском костюме и, быстро оглядевшись по сторонам, направился к скамейке на Приморском бульваре. Сел рядом с мужчиной в черных очках.