Идеальная иллюзия

– Они предоставляют свободу и уважают твои границы. Теперь тебе стоит решить, хочешь ли ты продолжать дистанцироваться от них или же дать им второй шанс, – произносит она. – Если выберешь последнее, возможно, пришло время начать открыто общаться с родителями. Обсудить все без каких-либо обиняков. Но только тебе решать, налаживать эти отношения или нет. Ты должна делать то, что сама считаешь правильным.

Я задумчиво киваю, благодарная за ее совет.

– Спасибо вам за этот разговор.

Лианн наклоняется вперед и обнимает меня.

– Всегда рада помочь, милая, – шепчет она, прижимая меня к себе. Она отпускает меня, и выражение ее лица меняется, когда она смотрит в окно.

– О боги. Только взгляни на этого балбеса.

Мы наблюдаем, как Дэниел возвращается в дом с измученным, отчаявшимся выражением на лице и весь перепачканный грязью. Лианн вскакивает со стула, выглядя так, будто не знает, что ей делать в первую очередь – беспокоиться или смеяться.

– Я пытался починить забор, – сообщает Дэниел. – Не могу сказать, что получилось.

Лианн борется с желанием хихикнуть.

– Ладно, давай приведем тебя в порядок.

Пока я смотрю, как она смачивает полотенце водой из кухонного крана и оттирает грязь с лица сына, в моей памяти проносятся ее слова о моих родителях.

Как я хочу поступить? Как бы сильно я ни была обижена на них, мне хочется быть ближе к своей семье. Это то, чего я хотела на протяжении всей своей жизни. А наблюдение за тем, как Дэниел и Лианн взаимодействуют друг с другом, за из крепкими и любящими узами… Именно этого я хочу.

Я хочу все исправить. Действительно хочу.

Последние несколько месяцев родители уважительно относились к моему личному пространству, чему я была более чем счастлива. Но сейчас, когда мое сознание прояснилось, а я вырвалась из токсичных отношений и как следует все обдумала, мне в самом деле хочется наладить связи. Не хочу провести следующие несколько десятилетий без важной составляющей в моей жизни. И я знаю, что родители захотят выслушать меня, сделать все возможное, чтобы исправить ситуацию.

Я должна попытаться. Я буду сожалеть, если хотя бы не попробую.

Когда наше время с Лианн подходит к концу, я обнимаю ее на прощание, а Дэниел прощается с ней, обещая приехать на следующей неделе на ужин в честь Дня благодарения. Когда мы оказываемся в машине, он наклоняется и нежно касается моих губ своими.

– Спасибо, что поехала сегодня со мной, – шепчет он. – Вы с Лианн на удивление хорошо поладили.

– Я же говорила, что отлично лажу с родителями, – нахально напоминаю я ему. – По крайней мере с теми, кто важен для тебя.

– Ага. – Он усмехается. – Но ты, кажется, о чем-то задумалась. Все в порядке? Мама ведь не отпугнула тебя, пока вы разговаривали?

– Нет, ничего подобного. Она мне очень помогла. – Я энергично киваю. – Позже тебе все расскажу.

– Ладно.

– А еще… – начинаю я, и глупая ухмылка расползается по моему лицу. – Я выяснила, откуда у тебя эта привычка называть меня «милая».

– Да. Знаю, что это весьма неоригинально. – Он смущенно почесывает затылок. – Но, не знаю, есть в этом что-то, что дарит мне ощущение комфорта и сопричастности. И… – Его губы дергаются в улыбке, а в глазах столько нежности и искренности, когда он смотрит на меня. – Ты действительно милая.

– Ох, полагаю, это относится и к другим девушкам, которых ты называл милыми?

– Нет, они не в счет.

– Еще как в счет.

– Окей, хорошо. Они не имеют значения в том смысле, о котором ты думаешь. Ты знаешь, я всегда хотел чувствовать себя частью семьи. Хотел быть желанным. Любимым. Стоящим борьбы. А ночи с этими девушками заставляли мне ощутить, что я каким-то образом могу получить это. Но в глубине души я понимал, что это искаженная реальность, – говорит он, тяжело сглатывая. – Но в этом поганом мире лицемерия и фиктивных помолвок ты, Алекс, стала единственным реальным человеком в моей жизни.

Мое сердце подскакивает к горлу, и я прижимаюсь поцелуем к его щеке.

– Вот как ты очаровываешь девушек, заставляя их выскакивать из трусиков, – бормочу я.

– Я тебя умоляю, если бы я хотел это сделать, то сорвал бы трусики с тебя и очаровал бы своим членом.

– Ох, ты испортил такой момент! – восклицаю я, хлопая Дэниела по плечу.

Он только фыркает в ответ.





* * *


По возвращении домой во мне закипает предвкушение, когда я беру телефон в руки и набираю номер отца.

У меня не выдалось возможности даже прочитать сообщения, которые пришли после того, как мы покинули дом Лианн и сотовая связь снова заработала, но я не могла думать об этом сейчас. Лианн поделилась со мной такими проницательными мыслями о моих взаимоотношениях с родителями, что это придало мне смелости, необходимой для сближения с ними. Я боюсь, что если отсрочу звонок на день или два, то растеряю весь запал.


Мне нужно сделать это сейчас.

Мои пальцы зависают над кнопкой вызова рядом с номером отца.

Что я скажу? Я изменила свое мнение. Мне очень жаль. Я хочу начать сначала. Позвольте мне вернуться домой, чтобы мы смогли попытаться наладить отношения.

Я не знаю, с чего начинать разговор, но, возможно, слова польются сами собой, как только папа ответит на звонок. Может быть, ничего из этого даже не имеет значения, может быть, мы оба будем говорить друг другу «прости», пока не выдохнемся или пока не согласимся поговорить с глазу на глаз. Меня пробирает нервная дрожь, и я вздыхаю, держа подрагивающий палец над экраном телефона.

Все, что мне нужно сделать, – это нажать «Вызов».

– Я устал. – Дэниел подходит ко мне и чмокает в щеку. – Я собираюсь немного расслабиться перед телевизором, а потом пойду спать.

– Хорошо, – рассеянно отзываюсь я, расхаживая по гостиной.

Я делаю глубокий вдох и набираю номер отца. Мое сердце неистово стучит в груди, пока я жду, когда он возьмет трубку, но непрерывные гудки на другом конце линии вызывают у меня раздражение.

«Спасибо, что позвонили, – оживленно отвечает отцовский автоответчик. – Я свяжусь с вами в ближайшее время».

Как странно. Он никогда раньше никого не переключал на голосовую почту. Он слишком любит свой телефон.

Я кладу трубку и снова набираю номер.

– Эм-м, Алекс? – Голос Дэниела эхом разносится по гостиной.

– Подожди. Мне нужно позвонить, – отвечаю я, крепче сжимая телефон и в нетерпении вслушиваясь в гудки. Слушать эти звуки так мучительно, не зная, почему папа до сих пор не ответил. В голове мелькают различные догадки: может, он не хочет со мной разговаривать, может, они решили, что разлука идет на пользу…

«Спасибо, что позвонили. Я свяжусь с вами в ближайшее время».

– Алекс.

–Что? – огрызаюсь я на Дэниела.

–Смотри.

Он указывает на экран телевизора, и его лицо бледнеет с каждой секундой. По местному новостному каналу идет прямая трансляция, на которой женщина-репортер стоит возле больницы. Выражение у нее на лице серьезное, когда она объявляет сочувствующим тоном:

– Сегодня утром из Бостонского медицинского центра поступили важные новости. Джонатан Вудс, генеральный директор компании «Вудс энд Ко», известной строительством самых известных автомагистралей и общественных зданий в Массачусетсе, только что скончался от остановки сердца.

Нет.

Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет.

Я открываю мессенджер на телефоне, ощущая, как внутри меня закипает ужас, когда приходит осознание того, что мать все это время пыталась связаться со мной.

«Алекс, где ты?»

«Пожалуйста, приезжай в Бостонский медицинский центр. У твоего отца только что случился сердечный приступ».

«Я пыталась дозвониться до тебя, но у меня не вышло. Перезвони мне как можно скорее».

«Он совсем плох, Алекс».

«Пожалуйста, перезвони мне».

Несчастный всхлип вырывается из меня, когда я звоню маме. Она отвечает после первого же гудка.

– О боже, Алекс. – Она безудержно рыдает, отчего мое сердце сжимается.

– Скажи мне, что это неправда. – Я сдерживаю слезы.

– Мне жаль, Алекс, – говорит она сквозь слезы. – Его больше нет.





Глава двадцать пятая




Перед смертью у моего отца диагностировали ишемическую болезнь сердца.

Скорее всего, она развилась у него давно, но первые симптомы проявились меньше года назад, когда у него случился первый сердечный приступ в офисе его собственной компании «Вудс энд Ко». Этот инцидент сильно сказался на моей матери. Она хотела рассказать мне об этом, но я тогда только начинала свой первый год в колледже, и отец не хотел обременять меня плохими новостями, запретив ей даже упоминать при мне об этом. Он настоял на том, чтобы они продолжили жить своей жизнью, как будто приступа никогда не было.