Хрупкий мир

Собрались мы в итоге только утром. Я проспал больше двенадцати часов. Это было странно — обычно я без проблем просыпался в нужное время безо всякого будильника. Даже на Марсе! Даже после месяцев в больнице, когда меня собирали заново после пребывания в вакууме.

А тут меня просто выключило — и всё. Включило только утром.

Кай решил меня не будить. Как он объяснил позже: «Когда у тебя впереди несколько вечностей — имеет ли смысл спешить?» Я не стал уточнять, но это было похоже на очередную цитату из «Книги Ветра и Крови».

Надо будет все-таки её прочитать как следует, и не в особом режиме, а так, чтобы она полностью отложилась в нормальной памяти.

Хорошо хоть странная ревность по отношению к Таис, наконец, исчезла. Я не думал, чем они с Каем занимались ночью, пока я спал. Мне было всё равно. В какой-то момент я почему-то перестал воспринимать Таис как объект вожделения.

Может быть, морок, наведённый внутри «ажурного» планетоида рассеялся, или, может, притупились древние инстинкты защитника-спасителя. Слишком много впереди было нетривиальных задач, чтобы давать им шанс влиять на принятие решений.

Таис сидела на диване в центре кают-компании и широко улыбалась. Я видел, как после завтрака она ходила на крыло. Кай открыл ей люки и помог подобрать экипировку потеплее, чем простой комбез.

— Там очень красиво! — сказала она, увидев, что я смотрю в иллюминатор, — и воздух такой… словно хрустящий. Холодно, да! Очень! Но красиво!

— Да, жаль, на Марсе нет… не было таких высоких гор, — заметил Кай, — по крайней мере, в моё время.

— Сейчас на Марсе есть самая высокая гора в Солнечной системе, — сказал я, — Олимп называется. Вулкан. Кстати, в мифологии одной из древнейших цивилизаций Земли Олимп — это место, где живут боги. В том числе Арес.

— Серьёзно? — Кай заинтересованно поднял бровь, — и откуда древние знали, что на Марсе есть такая гора? У них были мощные телескопы? Не уверен даже, что со дна атмосферы такое можно разглядеть…

— Нет, конечно, — ответил я, — гору назвали позднее. Когда открыли. В честь того древнего мифа.

— А-а-а… всё равно хорошо. Правильно.

— Знал, что тебе понравится.

— А кто такой Арес? — вмешалась Таис, — один из богов, да?

Мы с Каем переглянулись.

— Бог войны, — ответил он, — и покровитель воинов. Наш с Гришей покровитель.

— Это его статуя в одной из комнат?

— Да, — кивнул Кай, — его.

— Интересно. Очень. Меня это почему-то волнует. Мне хочется верить в богов.

Кай улыбнулся.

— Я готов поверить во что угодно, — сказал я, — когда мы благополучно доберёмся до нашего времени.

— Так давайте двинемся дальше! — предложила Таис, — что нам мешает?

— Я уже упоминал, — ответил я, — что на Земле в ближайшее время произойдёт грандиозная катастрофа. Вероятно, она будет связана с противостоянием двух, или даже нескольких цивилизаций. Нашу планету будут пытаться колонизировать. А когда происходит нечто настолько масштабное, шанс на то, что нас обнаружат в стазисе становится очень высоким.

— Мы можем двигаться так же, как двигались. Чтобы видеть, что происходит снаружи, — продолжала Таис.

— Не годится, — ответил я, — колонизация — процесс очень быстрый. Всего за сто лет вся поверхность планеты может быть покрыта коммуникационной сетью, а на орбите висеть спутники. Мы не успеем остановиться. Когда что-то заметим, может быть поздно.

— Можно двигаться медленнее, — заметил Кай, — хотя бы этот период.

— По большому счёту, в этом и есть суть моего плана, — ответил я, — только мы будем двигаться не просто медленно. А периодически проводить разведку. И при необходимости менять локацию, пока горючего хватает. Или будем изобретать средства маскировки. Допустим, сейчас я хочу побывать там, куда летел этот аппарат. Оценить темпы строительства и освоения территорий. Посмотреть, кто они такие, колонизаторы. А уже потом решать, оставаться ли на месте и насколько прыгать вперёд.

— Разумно, — кивнул Кай, — но наши реактивные ранцы не предназначены для дальних полётов. А дроны могут засечь.

— Про тюрвинг забыл? — улыбнулся я, — он вроде как решение проблемы.

— Не доверяю я этой штуковине…

— Она меня не подвела даже в дальнем космосе, — заметил я, — разве есть основания ей не доверять?

— Ладно. Может, ты и прав. И это действительно хороший способ разведки. Мне просто не нравится, что ты опять пойдёшь один. Я не люблю ждать, особенно когда сделать ничего не возможно. Нельзя помочь, даже если что-то случится.

— Ты помогаешь тем, что прикрываешь тылы.

— Отличное занятие для гвардейского офицера корпуса специальных операций…

— Офицер делает всё, чтобы выполнить поставленную задачу, — заметил я, — и прикрывает тылы в том числе. А спецназовец делает это особенно хорошо.


— Ты прав, конечно, — Кай вздохнул, — извини.

— Значит, так: я рассчитываю вернуться в течение суток, — сказал я, — соблюдаем полное радиомолчание. В совсем крайнем случае, если что-то произойдет, я передам послание. Приёмник держите включенным, и под запись. Я постараюсь дать как можно больше информации за очень короткое время. Дальше действуем по обстановке.

— Это что значит? — спросила Таис, — ты можешь не вернуться?

— Всё будет хорошо, — я постарался улыбнуться, — но я обязан предусмотреть все варианты.





3




Я стартовал на закате. Посчитал, что в темноте будет меньше шансов быть замеченным. Хотя, конечно, мы не могли знать, какими средствами наблюдения обладают чужаки, которые высадились на Земле и какое у них зрение. Может статься, они в темноте видели лучше, чем при ярком свете. Риск в любом случае был. Но, по крайней мере, их летательные аппараты поднимались в воздух при свете дня. Так что вероятность того, что и пришельцы предпочитают день была несколько выше.

На старте опять были небольшие приключения, снова из-за моей излишней самоуверенности. Чтобы сэкономить пару секунд, я стартовал, не входя в режим. Предыдущий негативный опыт уже подзабылся; я думал, что достаточно изучил повадки тюрвинга, чтобы подобрать нужную силу и продолжительность нажатия даже в обычном состоянии. Ведь на старте математическая точность не требовалось.

В итоге меня вынесло на восьмикилометровую высоту, если верить встроенному в комбинезон альтиметру.

«Хорошо хоть не в космос», — подумал я, ощущая, как сжимается сердце; воспоминания о вакууме отпечатались в моей памяти навечно. В костюме, впрочем, у меня были все шансы прожить достаточно, чтобы успеть прыгнуть обратно, в тёплую и уютную атмосферу.

В супер-режиме я заново откалибровал своё владение тюрвингом, сделав несколько коротких прыжков. После чего сгруппировался, готовясь к затяжному падению, и отрегулировал поступление кислорода. Можно было бы продолжить путь и на этой высоте, так вышло бы даже быстрее. Но осторожность была важнее скорости. Любой объект на экранах радаров, даже такой маленький, как человек в защитном костюме, на высоте нескольких километров выглядел очень подозрительно. Ведь даже в наше время птицы так высоко не летают.

«Кстати, интересно, есть ли уже там, внизу какие-нибудь летающие твари? — подумал я, — птерозавры? Хотя стоп, они, вроде, появились гораздо позже. В Юре? Да, наверное, в Юре. Вместе с динозаврами. Тем более на большой высоте делать нечего, раз даже замаскироваться не под кого!»

Внизу была довольно плотная облачность. Кое-где из подсвеченного закатным багрянцем тумана проглядывали чёрные вершины. Днём я видел, что они покрыты снегом, но на закате из-за контрастного освещения они казались именно чёрными, точно острые клыки исполинского дракона. Я зафиксировал их положение, чтобы случайно не нарваться на гору при падении сквозь облака.

Если бы это был обычный прыжок, скорее всего, я бы быстро потерял ориентацию в пространстве и не смог поддерживать правильную позицию. Меня бы закрутило, а там и до потери сознания один шаг… но, к счастью, в супер-режиме контролировать собственное положение в пространстве было очень просто. Сигналы вестибулярного аппарата обрабатывались с математической точностью.

Облачный туман оставлял на мембранной защитной ткани комбинезона неприятную влажную плёнку. Стало зябко, но автоматическая система терморегуляции, запросив разрешение, быстро вернула комфортную температуру. Потеря энергии, конечно — но её будет чем восполнить; система обладала возможностью рекуперации. Так что тепло вернёт моё собственное тело, когда станет жарко.

Падение продолжалось дольше, чем я рассчитывал. Это могло означать, что облака быстро сгущались, буквально каждую секунду. Такое вполне возможно на закате. Или же внутри облачной массы дул ветер.

Я не имел визуальных ориентиров, поэтому не мог судить, насколько меня отнесло в сторону от челнока. А вестибулярный аппарат не был настолько совершенным, чтобы полноценно заменить инерциальную систему с гироскопом. Поэтому, сдвинув в сторону кислородную маску, я несколько раз громко крикнул. Уши смогли зафиксировать отражённое эхо даже сквозь шум воздушного потока. Мне удалось сориентироваться и убедиться в том, что падение не грозило закончиться на каком-нибудь каменистом склоне.

Облака закончились в какой-то сотне метров от каменистого плато, расположенного в ложбине между двумя вершинами, где стоял челнок.

На востоке, со стороны моря, было большое прояснение; там на небе появились первые яркие звёзды.

Пользуясь сохраняющейся высотой, я прицелился в точку, находящуюся на склоне горного хребта, километрах в тридцати от челнока, и активировал тюрвинг.

Дальше дело пошло быстро и без задержек. Я целился в точку, максимально отдалённую для прицельного прямого «выстрела», чуть поднимая высоту, метров на тридцать. Перемещался. Падая на эти тридцать метров, выбирал следующую точку, и снова перемещался.

Получалось бесконечное падение на фоне стремительно меняющегося внизу пейзажа.

В несколько прыжков я оказался над морем, и продолжил свой путь, перемещаясь в ту сторону, куда днём улетел неизвестный аппарат. То, что он двигался именно туда, а не оттуда я определил ещё днём: инверсионный след рассеивался неравномерно. Сначала расширялось и исчезало его начало.

Поскольку я двигался на восток, ночь обещала быть очень короткой. Тем более, что в северном полушарии, судя по положению Солнца на закате, было лето.

И действительно: небо начало светлеть ещё до того, как я преодолел море.

Про себя я решил, что днём «летать» не буду. И если, оказавшись над берегом так и не обнаружу ничего примечательного, найду какое-нибудь убежище и дождусь вечера, чтобы продолжить поиски.

Но убежище мне искать не пришлось. Уже на втором прыжке над сушей внизу мелькнули яркие огни.

Я успел вовремя отреагировать, и прыгнул к самой земле, в нескольких сотнях метрах от ярко освещённой площадки. А вот рассчитать окончательное приземление идеально точно не получилось: утренние сумерки не позволили детально разглядеть поверхность.

С громким шлепком я ухнул в огромную грязную лужу. Нет, шума я не боялся — в диком предрассветном лесу посторонних звуков хватало. Вряд ли часовые (если у пришельцев есть кто-то подобный) обратили бы внимание на ещё один всплеск.

Проблема была в другом. В луже я был не один.

Всего в нескольких метрах на меня из грязи поднималась исполинская туша какой-то твари. Она выглядела настолько кошмарно, что ничего подобного я не встречал даже в кино и в играх. А у коммерческих художников фантазия бывает будь здоров!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Тварь настороженно вращала огромными буркалами, сильно разнесёнными в сторону на вытянутом черепе, покрытом какими-то многочисленными волосатыми шишками. Её пасть чем-то напоминала клюв: такая же вытянутая и безгубая. Впрочем, зубы внушали всяческое уважение.

Существо, очевидно, меня не видело. Поэтому я решил постоять тихонько, переждать, пока оно успокоится. А то даже случайный контакт с такой тварью грозил серьёзными неприятностями. Оно могло меня зашибить массивной, покрытой грязной густой шерстью лапой и даже не заметить этого.

Но спокойно отсидеться не удалось.