Книги Мертвых

Мы с Лебедем переглянулись.

– Вы хоть самую малость представляете себе, что здесь происходит?

– На определенной стадии голодания человек перестает соображать и впадает в бред.

– Джайкур этого не подтверждает.

Рекоход достал нечто, по форме и цвету похожее на гриб-дождевик, но не меньше восьми дюймов в диаметре. Эта штука оказалась тяжелее, чем гриб того же размера.

– Что за хрень? – спросил Лебедь.

У Рекохода в сумке было еще несколько таких грибов, и у остальных тоже.

Рекоход достал нож и принялся резать.

– Подарок нашего друга Шиветьи. После долгих размышлений он пришел к выводу, что спасение его уродливой задницы заслуживает вознаграждения. – Рекоход протянул мне ломтик в дюйм толщиной. – Тебе понравится.

Лебедь оказался смелее меня – или просто его не мучила паранойя. Он кивнул мне:

– Вкус как у свинины. Хе-хе…

Потом ему стало не до шуток. Он с волчьим аппетитом уплетал гриб, который и внутри выглядел точно так же, как снаружи.

По строению он был плотный – почти как сыр. Я уступила неизбежному и откусила чуток – рот моментально наполнился слюной. Вкус был острый чуть ли не до боли. Ничего похожего мне еще не доводилось пробовать. Нотки имбиря, корицы, лимона, запах засахаренной фиалки… Первое, почти шоковое ощущение сменилось другим, необыкновенно приятным, распространившимся от ротовой полости к желудку.

– Еще, – сказал Лебедь.

Рекоход протянул ему второй ломтик.

– Еще, – потребовала я и впилась зубами в следующий кусок. Ладно, может, он и отравлен, но, коли так, из всех существующих с Божьего позволения ядов этот самый вкусный на свете. – Правда, что ли, это Шиветья дал?

– Почти тонну. Я не шучу. Годится и для людей, и для животных. Даже малышке нравится.

Икбал и Ранмаст радовались как дети. Лебедь тоже посмеивался, хотя вряд ли понимал, что их так развеселило. Их настроение передалось и мне. Во всем можно найти что-то забавное. Я расслабилась, на душе полегчало. Даже всевозможные болевые ощущения не досаждали теперь так сильно, как прежде.

– Продолжай.

Икбал чуть ли не повизгивал от удовольствия.

– Он их вырастил. Сначала весь покрылся жуткими волдырями вроде нарывов, а потом, когда они лопнули, появились вот эти грибочки.

В обычных обстоятельствах такая картинка могла бы показаться омерзительной. Я хмыкнула, наполнила рот едой, представила себе сей процесс творения и сама разразилась хихиканьем. Взяла себя в руки, хотя и не без труда.

– Значит, в конце концов Шиветья решил дружить с нами?

– Вроде того. Когда мы уходили, он пытался как-то общаться с Доем. Кажется, получалось не очень.

Лебедь вздохнул:

– Такое блаженство я испытывал разве что в детстве, когда мы с Корди удили рыбу. Ну, на самом деле рыба нас почти не интересовала, мы просто валялись в тени у ручья, дремали и глазели на облака.

Даже мысль о печальной судьбе друга не испортила ему настроения.

Я понимала, о чем он пытается рассказать, хотя у самой не было близкого друга, с которым я бы разделила редкие счастливые моменты золотого детства.

Испытывая небывалый прилив воодушевления и сил, я сказала:

– Что бы это ни было, с голоду мы теперь не помрем. Рекоход, а какие еще свойства у этого гриба?

– Стоит заржать – и уже не остановишься.

– Значит, просто не надо начинать. Как здорово! Я теперь сильна, как будто во мне два волка! Ну, долго еще мы будем тут рассиживать? Пора идти.

Конечно, в схватке с монстром моих волков хватило бы лишь на то, чтобы цапнуть его разок-другой за задницу, но никто не счел нужным предостеречь меня на этот счет. Икбал и Ранмаст продолжали веселиться, вспоминая какую-то старую хохму.

– Парни, – сказала я, указывая направление, – нам туда. Ни до чего не дотрагивайтесь, просто идите к лестнице.

Черт побери, меня одолевали какие-то совершенно дурацкие мысли. Один вид любого из братьев вызывал желание расхохотаться.

– Мы сделали открытие, – сообщил Рекоход. – Когда поёшь, можно думать о деле, смеяться не хочется.

Широко ухмыльнувшись, он запел походную песню, одну из самых неприличных. О том, чем у большинства мужчин почти всегда занята голова.


Я стала подпевать и в конце концов заставила парней сдвинуться с места.

Вонючий дым сгоревших книг наполнил и пещеру древних. На лестнице ощущался даже сильнее. Без сомнения, просочился он и вниз.

Кина так и не проснулась, в этом я была уверена. Знай она, что произошло, уж наверняка бы что-нибудь предприняла.

Я очень надеялась уйти достаточно далеко, прежде чем она спохватится. Это чудовище способно убивать, даже когда спит.





94





Возле выхода на лестницу я прислонилась к стене загадочного сооружения. Сидела, глядела на громадную выемку и думала, кому и для чего она понадобилась. Впрочем, не скажу, что этот вопрос сильно меня занимал. Я опять заморила червячка.

– Надо же, так и тянет все время.

И не потому, что эта пища делала меня глупо-счастливой. Куда важнее, что она избавляла от боли и сонливости. Лишь умом я понимала, что мои физические силы на пределе истощения. Разум был свеж и ясен, его не отвлекали страдания изнуренной плоти.

Лебедь согласно буркнул. Ему, похоже, было не так весело, как всем остальным. Впрочем, меня и саму уже не подмывало насвистывать или напевать.

От еды, правда, мое настроение улучшилось.

В один из моментов просветления Рекоход сказал:

– Нам нельзя тут засиживаться, Дрема. Остальные уже должны быть в пути, но они уходили, надеясь, что ты со знаменем догонишь их.

– Насчет знамени у меня плохие новости. Разве Тобо не говорил?

– О знамени не сказал ни слова. Не имел возможности. Все были потрясены, узнав о Гоблине. Больше всего беспокоились о том, как бы Одноглазый не узнал, что случилось с его другом.

– Гоблин вонзил Копье Страсти в тело Кины. Там оно и осталось. Ты знаешь меня, знаешь, как я отношусь к отрядной мистике. Считаю, кроме Анналов, знамя – наш важнейший символ. Оно нас сопровождало на всем пути в Хатовар. Знамя – это связь поколений. Я пойму, если у кого-то возникнет желание вернуться за ним, но этим кем-то буду не я. По крайней мере, в ближайшие десять лет.

Снова по телу растеклось блаженство. Я встала. Лебедь помог мне подняться на следующий ярус подземелья.

– Ого!

Рекоход засмеялся:

– А я все жду, когда ты наконец заметишь.

Трещина в полу почти исчезла.

Я подошла поближе. Она по-прежнему уходила в неведомые глубины, но ее ширина теперь не превышала фута.

– И чем же объясняется такое стремительное исцеление?

У меня мелькнула мысль, что стимулом могло стать наше присутствие. Пройдясь по трещине взглядом в направлении трона с демоном, я заметила Тобо и Доя, которые торопливо шагали в нашу сторону. Глаза Шиветьи были открыты, он наблюдал.

– Ты говорил, что все ушли. Или мне послышалось?

– Дело в землетрясении, – ответил Рекоход на предыдущий вопрос, делая вид, будто не замечает присутствия Доя и Тобо.

– Нет, это началось совсем недавно, – возразил Лебедь. – Спустись к Кине, добей ее – и, возможно, плато исцелится полностью.

– Механизм может заработать снова, – вмешался в наш разговор подошедший Дой.

– Механизм?

Дой подпрыгнул.

– Этот пол – одна восьмидесятая плато, а инкрустация – подробная карта дорог. Круглая площадка стоит на каменных катках, она могла поворачиваться, пока Тысячегласая из любопытства не залезла в механизм и не сломала его.

– Интересно. Вижу, твое общение с демоном дает результаты.

– Очень скромные, – проворчал Дой. – Проблема в том, что наш разговор идет очень медленно. Жизнь Шиветьи протекает не на обычном физическом уровне. К примеру, если бы ему вздумалось встать – если бы такое вообще было возможно, – на это ушел бы не один час. С другой стороны, Непоколебимому Стражу и не нужна резвость. Отсюда он контролирует все плато, пользуясь напольной картой и механизмом.

Никогда не видела Доя таким оживленным и откровенным. Похоже, обретенное знание привело его в бурный восторг, как мальчишку – поцелуй кузины, и вызвало жгучее желание поделиться сногсшибательной новостью. Он был сам на себя не похож. И вообще не похож ни на одного из знакомых мне нюень бао. Только матушка Гота и Тобо изредка болтали друг с другом, но и тогда они откровенничали меньше, чем дядюшка Дой сейчас.

– Шиветья говорит, что его создали специально для слежения с помощью этого механизма. Он всегда узнавал, кто появляется на плато и куда держит путь, – продолжал Дой. – Шли годы, на плато бушевали войны между мирами, вокруг Шиветьи росла крепость, и его задачи все усложнялись. Дрема, этот голем почти так же стар, как само время. Он свидетель битвы Кины с демонами, сражений Князей Света с Князьями Тьмы. Это была первая великая война миров, и ни один миф не дает даже слабого представления о том, что тогда происходило на самом деле.