Хранитель вод
Часть 27 из 70 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Отступив на полшага назад, я почесал в затылке, невольно подумав о том, сколько миль мы прошли при сильном волнении. Было просто уму непостижимо, как человек мог столько времени оставаться взаперти в таком маленьком помещении – и это при том, что лодку швыряло и бросало на волнах. Наверное, жуку в спичечном коробке, которым решила сыграть в футбол орава школьников, и то было бы легче.
Тут между нами протиснулся Солдат. Увидев еще одно лицо, которое можно облизать, он тут же приступил к делу. Вскоре из туалета донеслось сдавленное хихиканье. Нет, не хихиканье, а смех. Очень мелодичный. Только тут я вспомнил, как Солдат то и дело обнюхивал дверцу, но, будучи совершенно уверен, что на борту нет и не может быть никого постороннего, я не придал этому значения.
Солдат тем временем уже почти скрылся в гальюне – наружу торчал только его хвост, который с огромной скоростью ходил из стороны в сторону. Пришлось оттаскивать его за задние лапы. Покончив с этим нелегким делом, я просунул в темноту голову, а затем и руку. В мою ладонь тут же вцепились тонкие, прохладные пальчики, и я вытащил безбилетную пассажирку наружу.
Да, это была девушка-подросток. Или, точнее, девочка-подросток. Джинсы. Кроссовки. Грязноватая футболка. Школьного вида рюкзачок за плечами. Короткие, подстриженные, как у Одри Хепберн, волосы. Стоя на палубе, она пристально разглядывала меня и не говорила ни слова. Я тоже молчал.
Летта удивленно посмотрела на нее и осторожно приблизилась.
– Ты в порядке, милая?
Девочка неопределенно повела плечами.
– Ты… потерялась?
Наша пассажирка покачала головой. Все это время она не отрывала от меня глаз. Она разглядывала меня так, как разглядывают что-то, о чем много слышали, но никогда не видели. Как редкий музейный экспонат или что-то в этом роде.
– Значит, ты не потерялась? – не отступала Летта.
Голова снова качнулась. Спокойно, без видимых эмоций.
– Нет.
– В таком случае, детка… – Летта неуверенно рассмеялась, тщетно стараясь сгладить возникшую неловкость. – В таком случае, что ты здесь делаешь?
Девочка снова посмотрела на меня.
– Я хотела узнать… Я думала, вы скажете мне, кто я такая.
– Я?.. – Она по-прежнему смотрела на меня, и я ткнул себя в грудь пальцем. – Почему – я?..
Девочка выхватила из кармана рюкзачка пожелтевший лист плотной бумаги.
– Что это?
Она сунула бумагу мне почти под самый нос, и я разглядел, что это – старая и очень подробная навигационная карта, на которой был изображен мой остров. Остров, который я считал своим домом. Часовня была обведена красным карандашом или маркером. Никакой пояснительной надписи на бумаге не было.
– И что это такое, по-твоему?
Голос девочки неожиданно зазвенел.
– Девчонки в школе постоянно болтали о своих домах, о родителях, о том, что они будут делать на осенних каникулах – куда поедут, что им подарят и все такое прочее… И только я ничего не знала о своих родителях. Я даже о себе ничего не знала! Я знала только одно – мне снова придется провести эти сраные каникулы одной, снова придется отвечать на одни и те же вопросы, видеть их ухмылки и слышать, как они перешептываются и сплетничают за моей спиной. Все это мне до смерти надоело, поэтому однажды я пробралась в комнату, где держат всякие личные дела, и как следует в них порылась. Некоторые папки были ого-го какие толстые – в дюйм или больше. Словно родословная каких-то благородных графинь или княгинь. Та-то и та-то приходится троюродной внучатой племянницей тому-то и тому-то, который отличился тем-то и тогда-то… Почти как в книге «Денег больше, чем у Бога»![17] Ну а в моем личном деле лежало всего-то две бумажки!..
– Это, как я понимаю, одна из них. А что было на другой?
Она протянула мне картонный прямоугольник размером с библиотечную карточку.
Это была фотография.
На ней был изображен я.
На снимке я выглядел лет на пятнадцать моложе. Кто его сделал и когда, я понятия не имел, и только насчет места сомневаться не приходилось. На фотографии я стоял по колено в воде на южном берегу моего островка – без рубашки и с сетью-закидушкой в руках. Иными словами, я был полностью поглощен любимым занятием, и лицо у меня было самое безмятежное и исполненное тихого довольства. Тот, кто сделал этот снимок, несомненно, знал меня достаточно хорошо, чтобы понять, когда лучше спустить затвор. Я даже представлял, где мог находиться этот фотограф – за группой пальм чуть правее меня. Снимок был сделан как раз тогда, когда я размахнулся, чтобы закинуть сеть подальше. К нижней части снимка был прикреплен ржавой скрепкой вырезанный из «Нью-Йорк таймс» заголовок шестнадцатилетней давности: «Неизвестный спас похищенную дочь сенатора и вернул семье. Трижды раненный, он прошел на веслах семь миль, определяя направление по звездам».
Статья, которую предварял этот заголовок, отсутствовала, но я хорошо помнил, что в ней было написано.
– Ладно… – Я кивнул. – Что-нибудь еще?
Девочка сняла с шеи длинный кожаный шнурок, на котором висел небольшой желтый ключ.
– Знаете, что это такое? – спросила она, протягивая ключ мне.
Я повертел его в руках. На одной стороне ключа была выгравирована цифра «27», на другой – название и адрес банка.
– Понятия не имею. – Я с некоторым раздражением пожал плечами. – Это все, что у тебя есть?
– Да, это все, что у меня есть, – ответила она, по-прежнему глядя на меня в упор.
– Где находится твоя школа, детка? – вмешалась Летта.
– Я не детка, – огрызнулась девочка.
Летта подбоченилась.
– Надо же мне как-то к тебе обращаться. Может, скажешь, как тебя зовут?
– Можете звать меня Элли, но это не настоящее имя.
– А как тебя зовут по-настоящему?
Элли пожала плечами.
– Откуда мне знать? Я сменила четыре пансионата и семь приемных семей.
– И все-таки? – Летта придвинулась поближе.
– Вы имеете в виду, что записано у меня в свидетельстве о рождении?
– Ну хотя бы.
– Крошка Доу[18].
– Тебя кто-нибудь ищет? – спросила Летта значительно мягче.
– Понятия не имею. – Элли равнодушно пожала плечами.
Наклонившись вперед, Летта всмотрелась в ее лицо.
– И где сейчас твоя мама?
– Если бы я знала, – проговорила девочка с едва сдерживаемым сарказмом, – разве я залезла бы в этот гроб?
– А где твоя школа? – снова спросила Летта.
– В Нью-Йорке. – Элли продолжала внимательно разглядывать меня. – Послушайте, мистер, все это нравится мне не больше, чем вам, так что давайте лучше пропустим вступительную часть, ладно? Просто скажите, не было ли у вас дочери, которую вы не хотели и поэтому оставили ее где-нибудь на обочине дороги или на ступеньках подъезда? Если была, просто скажите… это ведь обычное дело, так?
– Моя жена умерла до того, как мы успели обзавестись детьми, – перебил я.
– А как ты попала из Нью-Йорка во Флориду? – вмешалась Летта.
– На поезде.
– А на остров?
– На такси.
– Откуда у тебя деньги на такси?
Элли нахмурилась.
– Девчонки в моей школе очень богаты. Родители дают им на карманные расходы столько, что из ушей сыплется. Если взять немного, они и не хватятся.
– Сколько тебе лет, детка? – Летта приблизилась к Элли еще немного.
– Я вам не детка.
– Хорошо, не детка. Так сколько тебе все-таки лет?
– А вам-то что?
– Просто ты выглядишь очень молодо.
– Сколько надо. Во всяком случае, я умею сама держать чашку-поильничек и менять себе памперсы.
Летта взглянула на меня в знак того, чтобы я продолжал разговор, но я не спешил. На лицо Элли падал свет береговых огней, и я мог как следует рассмотреть ее глаза, подбородок, высокие скулы. Она уже сейчас была красива, а с возрастом обещала стать настоящей красавицей. Единственное, что ее немного портило, это жесткое, почти циничное выражение лица, а ее бессознательная жестикуляция и мимика – то, что сейчас называют «языком телодвижений», – свидетельствовали о том, что Элли не боится никого и ничего.
– И давно ты меня разыскиваешь? – промолвил я наконец.
– Уже недели две или три.
– Ты три недели была совершенно одна? – удивилась Летта.
– Я была одна всю жизнь – с тех пор, как родилась.
– Скажи, – не отступала Летта, – может, ты хочешь, чтобы я кому-нибудь позвонила и сказала, что с тобой все в порядке, что ты жива и здорова?
Элли приподняла бровь.
– Ну и кому вы будете звонить?
Тут между нами протиснулся Солдат. Увидев еще одно лицо, которое можно облизать, он тут же приступил к делу. Вскоре из туалета донеслось сдавленное хихиканье. Нет, не хихиканье, а смех. Очень мелодичный. Только тут я вспомнил, как Солдат то и дело обнюхивал дверцу, но, будучи совершенно уверен, что на борту нет и не может быть никого постороннего, я не придал этому значения.
Солдат тем временем уже почти скрылся в гальюне – наружу торчал только его хвост, который с огромной скоростью ходил из стороны в сторону. Пришлось оттаскивать его за задние лапы. Покончив с этим нелегким делом, я просунул в темноту голову, а затем и руку. В мою ладонь тут же вцепились тонкие, прохладные пальчики, и я вытащил безбилетную пассажирку наружу.
Да, это была девушка-подросток. Или, точнее, девочка-подросток. Джинсы. Кроссовки. Грязноватая футболка. Школьного вида рюкзачок за плечами. Короткие, подстриженные, как у Одри Хепберн, волосы. Стоя на палубе, она пристально разглядывала меня и не говорила ни слова. Я тоже молчал.
Летта удивленно посмотрела на нее и осторожно приблизилась.
– Ты в порядке, милая?
Девочка неопределенно повела плечами.
– Ты… потерялась?
Наша пассажирка покачала головой. Все это время она не отрывала от меня глаз. Она разглядывала меня так, как разглядывают что-то, о чем много слышали, но никогда не видели. Как редкий музейный экспонат или что-то в этом роде.
– Значит, ты не потерялась? – не отступала Летта.
Голова снова качнулась. Спокойно, без видимых эмоций.
– Нет.
– В таком случае, детка… – Летта неуверенно рассмеялась, тщетно стараясь сгладить возникшую неловкость. – В таком случае, что ты здесь делаешь?
Девочка снова посмотрела на меня.
– Я хотела узнать… Я думала, вы скажете мне, кто я такая.
– Я?.. – Она по-прежнему смотрела на меня, и я ткнул себя в грудь пальцем. – Почему – я?..
Девочка выхватила из кармана рюкзачка пожелтевший лист плотной бумаги.
– Что это?
Она сунула бумагу мне почти под самый нос, и я разглядел, что это – старая и очень подробная навигационная карта, на которой был изображен мой остров. Остров, который я считал своим домом. Часовня была обведена красным карандашом или маркером. Никакой пояснительной надписи на бумаге не было.
– И что это такое, по-твоему?
Голос девочки неожиданно зазвенел.
– Девчонки в школе постоянно болтали о своих домах, о родителях, о том, что они будут делать на осенних каникулах – куда поедут, что им подарят и все такое прочее… И только я ничего не знала о своих родителях. Я даже о себе ничего не знала! Я знала только одно – мне снова придется провести эти сраные каникулы одной, снова придется отвечать на одни и те же вопросы, видеть их ухмылки и слышать, как они перешептываются и сплетничают за моей спиной. Все это мне до смерти надоело, поэтому однажды я пробралась в комнату, где держат всякие личные дела, и как следует в них порылась. Некоторые папки были ого-го какие толстые – в дюйм или больше. Словно родословная каких-то благородных графинь или княгинь. Та-то и та-то приходится троюродной внучатой племянницей тому-то и тому-то, который отличился тем-то и тогда-то… Почти как в книге «Денег больше, чем у Бога»![17] Ну а в моем личном деле лежало всего-то две бумажки!..
– Это, как я понимаю, одна из них. А что было на другой?
Она протянула мне картонный прямоугольник размером с библиотечную карточку.
Это была фотография.
На ней был изображен я.
На снимке я выглядел лет на пятнадцать моложе. Кто его сделал и когда, я понятия не имел, и только насчет места сомневаться не приходилось. На фотографии я стоял по колено в воде на южном берегу моего островка – без рубашки и с сетью-закидушкой в руках. Иными словами, я был полностью поглощен любимым занятием, и лицо у меня было самое безмятежное и исполненное тихого довольства. Тот, кто сделал этот снимок, несомненно, знал меня достаточно хорошо, чтобы понять, когда лучше спустить затвор. Я даже представлял, где мог находиться этот фотограф – за группой пальм чуть правее меня. Снимок был сделан как раз тогда, когда я размахнулся, чтобы закинуть сеть подальше. К нижней части снимка был прикреплен ржавой скрепкой вырезанный из «Нью-Йорк таймс» заголовок шестнадцатилетней давности: «Неизвестный спас похищенную дочь сенатора и вернул семье. Трижды раненный, он прошел на веслах семь миль, определяя направление по звездам».
Статья, которую предварял этот заголовок, отсутствовала, но я хорошо помнил, что в ней было написано.
– Ладно… – Я кивнул. – Что-нибудь еще?
Девочка сняла с шеи длинный кожаный шнурок, на котором висел небольшой желтый ключ.
– Знаете, что это такое? – спросила она, протягивая ключ мне.
Я повертел его в руках. На одной стороне ключа была выгравирована цифра «27», на другой – название и адрес банка.
– Понятия не имею. – Я с некоторым раздражением пожал плечами. – Это все, что у тебя есть?
– Да, это все, что у меня есть, – ответила она, по-прежнему глядя на меня в упор.
– Где находится твоя школа, детка? – вмешалась Летта.
– Я не детка, – огрызнулась девочка.
Летта подбоченилась.
– Надо же мне как-то к тебе обращаться. Может, скажешь, как тебя зовут?
– Можете звать меня Элли, но это не настоящее имя.
– А как тебя зовут по-настоящему?
Элли пожала плечами.
– Откуда мне знать? Я сменила четыре пансионата и семь приемных семей.
– И все-таки? – Летта придвинулась поближе.
– Вы имеете в виду, что записано у меня в свидетельстве о рождении?
– Ну хотя бы.
– Крошка Доу[18].
– Тебя кто-нибудь ищет? – спросила Летта значительно мягче.
– Понятия не имею. – Элли равнодушно пожала плечами.
Наклонившись вперед, Летта всмотрелась в ее лицо.
– И где сейчас твоя мама?
– Если бы я знала, – проговорила девочка с едва сдерживаемым сарказмом, – разве я залезла бы в этот гроб?
– А где твоя школа? – снова спросила Летта.
– В Нью-Йорке. – Элли продолжала внимательно разглядывать меня. – Послушайте, мистер, все это нравится мне не больше, чем вам, так что давайте лучше пропустим вступительную часть, ладно? Просто скажите, не было ли у вас дочери, которую вы не хотели и поэтому оставили ее где-нибудь на обочине дороги или на ступеньках подъезда? Если была, просто скажите… это ведь обычное дело, так?
– Моя жена умерла до того, как мы успели обзавестись детьми, – перебил я.
– А как ты попала из Нью-Йорка во Флориду? – вмешалась Летта.
– На поезде.
– А на остров?
– На такси.
– Откуда у тебя деньги на такси?
Элли нахмурилась.
– Девчонки в моей школе очень богаты. Родители дают им на карманные расходы столько, что из ушей сыплется. Если взять немного, они и не хватятся.
– Сколько тебе лет, детка? – Летта приблизилась к Элли еще немного.
– Я вам не детка.
– Хорошо, не детка. Так сколько тебе все-таки лет?
– А вам-то что?
– Просто ты выглядишь очень молодо.
– Сколько надо. Во всяком случае, я умею сама держать чашку-поильничек и менять себе памперсы.
Летта взглянула на меня в знак того, чтобы я продолжал разговор, но я не спешил. На лицо Элли падал свет береговых огней, и я мог как следует рассмотреть ее глаза, подбородок, высокие скулы. Она уже сейчас была красива, а с возрастом обещала стать настоящей красавицей. Единственное, что ее немного портило, это жесткое, почти циничное выражение лица, а ее бессознательная жестикуляция и мимика – то, что сейчас называют «языком телодвижений», – свидетельствовали о том, что Элли не боится никого и ничего.
– И давно ты меня разыскиваешь? – промолвил я наконец.
– Уже недели две или три.
– Ты три недели была совершенно одна? – удивилась Летта.
– Я была одна всю жизнь – с тех пор, как родилась.
– Скажи, – не отступала Летта, – может, ты хочешь, чтобы я кому-нибудь позвонила и сказала, что с тобой все в порядке, что ты жива и здорова?
Элли приподняла бровь.
– Ну и кому вы будете звонить?