Хозяйственная история графини Ретель

— Служить у меня пять лет, — тут же хватаю быка за рога. Пять лет не так уж и долго. И то, думаю, маловато прошу, учитывая, что разрабатывать золоту жилу буду долго и хорошие воины мне нужны на постоянной основе. Но я побоялась просить больше, потому как кельран может отказаться даже на этот срок.

Но нет, он соглашается.

— Устраивает. Оплата? Жильё?

— Мне сложно судить, сколько может получать воин такой подготовки как вы… — начинаю издалека, внимательно глядя на кельрана, но мужчина спокоен и равнодушен. Он слушает меня и ждёт, когда назову все условия. — Сто золотых. В месяц.

И тут же добавляю.

— Вам, как предводителю — сто пятьдесят.

— Триста золотом каждому. Мне — шестьсот. Нам нужно будет отдельное крыло в вашем замке и отдельная выплата на оружие и на броню.

Я едва не давлюсь воздухом. Ни фига себе запросы!

— Изаму-Ханси! Это даже неприлично! — я не скрываю своих эмоций и своего возмущения.

— Вы говорили, что в будущем станете богатой, госпожа, — напоминает мне кельран. — И извольте, но мы знаем себе цену. На меньшее согласие не дам.

И вот что хочешь, то и делай!

На мгновение заламываю руки, вздыхаю удручённо и говорю:

— Хорошо! По рукам!

Кельран кивает без особых эмоций.

— Договорились, госпожа.

Потом спрашивает:

— Так для чего мы вам?

Подхожу ближе к мужчине и открываю ему тайну. Говорю негромко, чтобы слышал только он.

— В моём графстве в горах находится золотая жила, которую я начну разрабатывать и добывать с началом таяния снегов. Сами понимаете, как только станет всем известно о золоте, начнётся паломничество. Помимо золота у меня есть и другие планы. Но вашей обязанностью станет охрана именно рудников.

— Я вас понял, — отвечает кельран и тут же произносит: — Дело серьёзное.

— Ещё бы! — хмыкаю я. — Но вы понимаете, что никто не должен об этом знать.

— Не сомневайтесь во мне, госпожа. Я даже людям своим пока не скажу о ваших богатствах, пока не прибудем в замок Ретель-Бор.

— Хорошо. И ещё, я хочу отыскать своего мужа, графа Ретель-Бор. Он жив и лишь один Бог ведает, что с ним стало и где он сейчас.

— Обсудим наши действия на месте, — произносит мужчина. — На нас вы можете положиться.

— Я рада этому.

— Но сначала стоит обсудить процент от добычи золотой руды, — вдруг говорит Изаму.

— Э-э… чего?.. — опешиваю на мгновение. — Изаму! Да вы наглец!

Он вдруг улыбается.

— У каждого из нас тоже есть свои планы и мечты, госпожа.

Отгоняю прочь жадную жабу. Я-то знаю, что нельзя своих людей обижать, и что делиться надо.

— Три процента, — предлагаю кельрану. — Это много.

— Много для простого человека, — снова улыбается мужчина. Ему явно нравится торговаться со мной. Вот же гад! — Десять процентов.

— Совсем сбрендили! — не сдерживаюсь я. — Ещё ничего нет, а уже такие запросы! Моет и не получится ничего добыть!

— Это уже дрогой вопрос, госпожа. Десять процентов.

— Пять, — повышаю я свою ставку.

— Десять, — не сдаётся кельран.

Начинаю злиться. Долго молчу, буравя его взглядом, и спустя вечность произношу спокойным и ровным тоном:


— Два процента.

Кельран явно не ожидал от меня такого, что я не повышу, а понижу!

— Вы же предлагала сначала три! — хмурится он.

— Предлагала, — улыбаюсь ему. — Но предложение перестало быть актуальным.

Кельран глядит вдруг на меня с восхищением, широко улыбается и говорит:

— Хорошо, согласен на три процента каждому.

— Договорились, — киваю ему.

Подхожу к охране.

— Наши гости ушли?

— Ещё здесь, госпожа.

Отлично!

— А теперь, пойдёмте-ка, дорогой Изаму потолкуем с градоправителем и служителем Инмария, что как раз находятся здесь в обители. Зададим им вопрос, с какого перепугу какие-то купцы хватают в рабство моих людей.

— Буду рад услышать их ответ.

— И увидеть их лица.

Представляю, как удивятся Антоний с Маркусом, когда узнают, что кельраны служат мне.

Фотоаппарат что ли изобрести?





* * *


Изабель Ретель-Бор

Кельраны отпущены на свободу.

Но по-иному и быть не могло.

Удивились ли Антоний и Маркус, когда услышали, что кельраны, выкупленные мной на невольничьем рынке отныне служат мне?

Ооо… Это было нечто.

Мужчины не просто удивились, они растерялись и словно пришибленные долго глядели на меня с кельраном.

— Но это невозможно! — первым пришёл в себя священнослужитель. — Эти воины не станут служить женщине!

— Очвевидно, вы не так всё поняли, графиня, — поддержал Антония и градоправитель.

Вот тут я и дала волю кельрану, поглядев на него многозначительно. Он сразу всё понял и заговорил:

— Госпожа графиня спасла не только наши жизни, но и нашу честь. Мы долгов не собираем и с радостью станем служить столь щедрой и мудрой… женщине.

Маркус то бледнел, то багровел, но явно был крайне взбешён. Ещё бы! Никто ведь не знал всей правды, что кельраны не стали мне служить поначалу и что были отпущены восвояси. И если бы не один дуралей, который к слову оказался деверем Маркуса (муж его сестры), то не видать мне вовек кельранов. Так что, своего рода мне нужно сказать Орсию Глуму спасибо.

После не очень долгих расшаркиваний и моих конечных слов, что кельраны в любом случае окажутся на свободе, только вопрос в том, прольётся ли чья-то кровь или нет, и сразу же Маркус дал слово, что прямо сейчас займётся этим вопросом.

Купец даже исхитрился и попытался переманить кельранов к себе, пообещав тем несметные богатства. Ага, как же, расщедрится он скорее на обещания. Тем более, градоправитель знать не знает о золоте на моих землях.

Кстати о нём, вы видимо посчитаете, что я чересчур глупа, раз решила уступить и выделить своим воинам долю в добыче.

Но я не считаю своё решение глупым. Оно дальновидное.

Кельраны не просто воины. Они самое идеальное в этом мире живое оружие. Они станут глазами, ушами, не позволят никому пройти мимо них.

Однажды я услышала очень мудрые слова в одном фильме о гангстерах, где большой босс ответил на вопрос своего врага, почему его люди так преданны ему и согласились умереть, чем перейти на другую сторону:

«Мои люди преданны мне, потому что я всегда делюсь с ними всем тем, что имею сам. Они знают это, как и то, что я никогда не оставлю их в беде и всегда помогу. До тех пор пока вы поглощены своей жадностью и пренебрежением к своим людям — они никогда не будут вам верны».