Хозяйственная история графини Ретель

— Они сами меня находят.

— Что ж, — вздыхает друид, — надеюсь, это твои последние раны.

— Надеюсь.

Однако я очень в этом сомневаюсь.

— Пойдём, сделаем завтрак, — говорит друид.

Мы ещё немного стоим молча и глядим, как восходит солнце на небосводе. Потом ветер обдаёт нас холодом и гонит прочь с высоты на землю. Я ёжусь и спускаюсь вниз вслед за своим спасителем.

Друид ловко ошкуривает зайца, потрошит его и режет на куски.

— Ты ловко обращаешься с ножом, — замечаю я.

— Мне приходилось убивать людей, — отвечает он. — Я профессионалом был в этом деле. И слишком устал от этого.

Задумчиво жую нижнюю губу.

— Я прошёл войну, друид, и я тоже убивал, хоть и помню войну смутно…

— Тебе повезло в некотором роде. Не помнить убийства — это благо, странник.

— А ты, значит, видел много смертей?

Друид вздрагивает и поднимает на меня взгляд усталых глаз.

— По молодости я бы охотно похвастался убийствами. Гордо перечислил бы все сражения, в которых принимал участия, назвал бы тебе все войны, что я прошёл. Чем ты старше и древней, тем лучше и отчётливей помнишь всё то зло, что нёс людям, странник. Память — коварная штука и очень злая. Ты счастливчик, что забыл всё. Ты сейчас как белый лист и даже если ты злым был в прошлом, то ты можешь всё изменить и встать на дорогу света и добра, которую нам с рождения указывает Светоносный Инмарий. Я давно перестал гордиться своими сомнительными подвигами — тогда ещё я не осознавал, почему так происходит. Всё постепенно случилось. Войны становились всё злее и кровавее, друзья один за другим предавали, а кто оставался истинным другом — несправедливо погибал.

В его словах много горечи и сожалений. Уверен, дай ему бог возможность прожить жизнь заново, он прожил бы её по-другому.

— Ты откровенен со мной. Благодарю, друид.

— Я долго молчал, странник. Всегда приходит время, когда нужно начинать говорить, — произносит старик и бросает мясо в котёл.

Тем временем, я уже очистил овощи и неидеально накрошил их кусками. Но друид ничего не сказал по поводу моего неумения готовить.

Странно.

— Убивать — это не самое ужасное. Жизнь других для меня стоила меньше, чем грязь под ногтями, странник. Вот это и есть самый ужас моих деяний и мыслей. У меня тоже много ран, побольше твоих будет, но я и жизнь прожил долгую. Поверь, я был безжалостен и жесток. Для меня убить что мужчину, что женщину, что дитя — равно было одинаково и не составляло никакого труда.

Тёмный друид опускает взгляд на трясущиеся вдруг руки и сжимает их в кулаки.

— Не найдётся людей, у которых крови на руках больше, чем у меня. Я не знаю таких, странник. Меня называли самой Смертью, моим именем пугали детей и взрослых. Я стал легендой и самым страшным кошмаром в ночи. Я пережил всех своих врагов и друзей.

— Что же заставило тебя измениться, друид? — спрашиваю старца, уже догадываясь, кто сидит передо мной.

Прав он, память — странная и коварная штука. Я не помню себя, но помню легенду о Чёрном Рыцаре.

Он вдруг смеётся.

— Не поверишь, странник, но я был смертельно ранен. Но не меч меня сразил, не стрела и не яд. Я находился подле ручья, смывал с рук свежую кровь убитого мною врага и когда поднимался, то поскользнулся на камнях и неудачно упал. Я сломал спину, странник. Это было самое худшее завершение моей жизни. Позорное и глупое. Умереть не в бою, а по собственной неосторожности.

— Как же ты выжил?

— Я бы и умер, но меня нашла и спасла женщина. Она была светлым друидом. Она тоже жила уже долго на этом свете. Выходила меня и использовала свой дар целителя. Она жила именно в этом доме странник.

Я напрягаюсь и гляжу на старца в изумлении и ужасе.

— Ты убил её? — шепчу с презрением к нему.

Друид улыбается и качает головой.

— Нет. Её жизнь пришла к концу в своё время, а до этого она стала моим мастером, моим проводником нового пути. Я ведь был рождён друидом, странник. Но выбрал не ту дорогу. И сколько бы я зла не делал, Инмарий всё равно вернул меня на истинный путь.

— Не думай, что все мои грехи прощены. Нет. Меня преследуют тени убиенных от моей руки, странник. Я вижу их лица во сне, их взгляды, полные упрёка и их голоса — тоскливые и слезливые. Я помню каждого, кого убил и попросил у каждого прощения за сотворённое зло, но этого мало. Я заслужил, чтобы маяться, и испытывать муки совести. У меня нет ни друзей, ни врагов, ни семьи. Я получил по заслугам. И таково моё наказание до самой смерти.

Всё сказано теперь.

Друид глубоко и прерывисто вздыхает и мешает деревянной ложкой похлёбку.

— Ты спас меня, друид. И я благодарен тебе за это.

— Но что ты скажешь на мой рассказа, странник? Я тот, кого ты должен бояться.


— Я не Инмарий, друид, чтобы тебя судить. И сам я не знаю, насколько грешён. Что было, то было, а сейчас я вижу перед собой уставшего человека, которому нужен друг.

— Несомненно нужен…





Глава 16





* * *


Изабель Ретель-Бор

Путешествие в город Расторг становится для меня делом крайне необычным: будучи в прошлом в другом мире, я никогда не уезжала далеко от города. Не было необходимости, ведь столица полна всем необходимым для жизни. Правда, даже путешествуй я, всё происходило бы с удобствами. Но тут даже говорить не о чем и нет смысла сравнивать. Развитая цивилизация и средние века. Э-эх! Как же жизнь иногда тяжела.

Ехать в карете я наотрез отказалась. Только верхом на коне. Тело Изабель знает, как сидеть в седле, хоть женском, хоть мужском. Но мужское удобнее. Ещё бы.

Немного страшно сидеть верхом на коне. Животное подо мной движется, и мне кажется, что вот-вот и я свалюсь вниз, но нет, рефлексы срабатывают правильно: где надо наклониться к шее скакуна, где приподняться чуть в стременах и подобное. Этим остаточным бонусам я рада.

Сама поездка выдаётся не сказать, что тяжёлой, больше утомительной. Хотя, сказать по правде, я ожидала более чего-то страшного. Но нет, большая дорога оказывается лучше, чем дороги в деревнях и едем мы более-менее нормально.

Одним словом, в целом всё идёт не так уж и плохо, если опустить из внимания такие вещи, как не помыться, в туалет ходить надо в кустики (а бумаги, простите-с, нет и приходиться пользоваться разовыми тряпочками, которых я заранее заготовила приличную стопку), плюс долгая езда верхом не вызывает во мне восторга.

На третьи сутки мне кажется, что мои ноги из прямых да ровных, приняли форму колеса, а попа так и вовсе расплющилась в плоскую поверхность. Это я ещё вам не говорю о натёртых местах…

Но специальная мазь в конце дня спасает! Причём всех. Эх, хорошо, что в этом мире есть магия и целители, которые могут лечить!

Керуш у меня на вес золота.

Мне самой и моим спутникам по дороге никто повредить не смел; моя охрана, вооружённая до зубов одним своим видом отпугивала мелких встречных путников, а крупных разбойников в этих местах не водится — не дождёшься тут жирной добычи. А встречные люди — это лишь скитальцы в поисках лучшей доли.

Осень стоит, хоть холодная и сырая, но Керуш в конце дня обязательно всех поит отваром против простуды, даже если нет никаких признаков. Все по моему приказу пьют. Хуже-то не будет, а болеть нам некогда.

Да и места, по которым мы проезжаем, для меня полны новизны и интереса.

Но чем дальше мы от дома и ближе к Расторгу, тем сильнее мы устаём и желаем оказаться уже в городе и нормально выспаться, поесть, а я ещё и отмыться.

Нам остаётся всего лишь день пути, и мы окажемся в пункте назначения — вымотавшиеся, немного злые, но довольные проделанной дорогой. Ведь без происшествий обошлось, а для этого мира такой расклад дорогого стоит.

В пути я много беседую с Керушем, начальником охраны, которого, кстати, зовут Эрдан Хос, старостами и их жёнами и понимаю, что живут-то тут люди совсем не глупые! Отличие современного человека от средневекового человека лишь в скорости обработки поступающей информации. Мои люди только начинают говорить, а я уже понимаю всю суть, что хотят мне сказать и какую мысль донести. Мне же наоборот, приходится долго и много объяснять и разжёвывать, чтобы меня правильно поняли. И понимают. Проникаются моими идеями, планами и масштабами. Особенно тем, что это всё затевает не мужчина, а женщина.

К концу пути, я вижу и чувствую, что эти люди уже не смотрят на меня с настороженностью и говорят со мной расслабленно, не боясь иной раз и словцо крепкое сказать или шутку какую брякнуть — я не сострою гримасу шокированной леди, наоборот, ещё и поддержу, сказав нечто такое, отчего весь наш отряд будет гоготать до колик в животе.

Не гляжу ни на кого свысока, мол, я такая вся из себя знатная дама, графиня, а вы — псы подзаборные, не чета мне и нечего со мной не то, что общаться, даже глядеть на меня нельзя. Нет, я не такая. Я простая женщина и общаюсь со всеми ровно и уважительно, не выделяя и не возвышая ни себя, ни других.

И это оказывается новым. Люди не дураки, и уважение к себе сразу понимают и сами начинают вести себя по-другому. В их сердцах расцветает цветком надежда, что, быть может, и правда, заживём по-другому, как и обещает графиня. И хорошо заживём. Пусть будет так. Благослови её начинания, Боже.

Одна из жён старост — Гелла, оказывается, что необыкновенная хозяйка, прямо диво.

Когда всё было в графстве хорошо, из всех деревень у неё самый лучший огород был. С домом рядом — что плантация в Краснодаре. По её рассказам, у неё такие урожаи были, будто попадаешь не на огород обычной крестьянки, а на международную сельскохозяйственную выставку успехов и достижений. Любит Гелла в земле возиться в ней, выращивать урожай и говорит об огороде своём, как о дите. Но грустно ей — давно уже не может ничего вырастить. Сложные времена коснулись каждую семью, а тут ещё этот Зерран со своим увеличением налогов…

Но зато я понимаю, кому могу доверить управление колхозом, который я собираюсь организовать. Гелла — идеальный вариант. И ничего, что женщина. Она такой комплекции, что двух-трёх мужиков в бараний рог скрутит.

У такой точно не забалуешь.

— А если масштабы будут другие? — спрашиваю у неё. — Первым огородным героем в графстве будешь.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ — Тю! Какая разница, какие масштабы, коли знаешь, как делать всё. Помощников бы только и дело пойдёт, — улыбается Гелла, довольная, что её похвалили.

Хоть я и не видела её огорода, но по её вдохновенным рассказам и кивкам остальных, так оно и было. Гелла — агроном с рождения. Призвание у неё такое.

— Пойдёшь бригадиром огородной бригады? — спрашиваю её. — Поговорила я с тобой, Гелла и понимаю, что ты наилучшая кандидатура.

Сказать, что женщина в шоке ничего не сказать.

После моей идеи с колхозом, Гелла уже представляла масштабы и счастливо кивает.

— Не подведу, госпожа графиня вас! Жизнью клянусь!