Холоднее войны
Часть 21 из 49 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Том сложил письмо и положил его на прикроватный столик.
– Представляешь, я даже помню, когда он написал это письмо. Он сказал, что ему нужно закончить доклад и он не может поехать со мной в Мерибель[20]. А мне очень хотелось побыть с ним вдвоем, потому что он все утро катался на лыжах с мамой и Эндрю. – Здесь Том засомневался. Он чувствовал, что Рэйчел лжет себе, чтобы отец в ее глазах был виноват еще больше. – Но нет, работа прежде всего. Целую неделю я думала, что они с мамой наконец-то действительно счастливы. И она тоже так думала. У них ведь были проблемы в прошлом, ты знаешь. – Том кивнул. – Помню, как они шли по улице, держались за руки и целовались. Как-то очень просто и старомодно, как настоящие муж и жена. – Она покачала головой и улыбнулась. – Но естественно, мой отец был такой человек, который может разыгрывать счастливую семью со своей женой, сыном и дочерью, а потом преспокойно сесть и написать средь бела дня вот такое дерьмо венгерской шлюхе вдвое моложе себя.
– Рэйчел…
– Да все нормально. Я не злюсь. Просто так кажется, когда я говорю, а на самом деле это не так. Поверь мне, у меня было достаточно времени, чтобы понять, что за человек мой отец. Просто… меня немного расстраивает, что та счастливая неделя, как выяснилось, ничего не значила, потому что он все время думал, как будет трахать свою на’ви. Составлял в голове эту хрень. Записывал ее на бумагу, сидя в баре, а притворялся, будто занят важной шпионской деятельностью. Я нашла еще письма – много, штук десять. Но от него – только одно. Ты обратил внимание на почерк – весь такой аккуратный, твердый, ни ошибок, ни помарок? Типичный папочка, который привык контролировать все на свете. Все другие письма от на’ви. Безграмотная корова. Она едва умеет писать.
– Значит, эта открытка на похоронах, цветы… они были от нее? Она послала ему личное письмо, такое, чтобы твоя мама не смогла ничего понять. Но ты узнала почерк.
– Да.
Они помолчали. Потом Том тоже отправился в ванную. Когда он вышел, Рэйчел все еще стояла у окна.
– Вернись в кровать, – попросил он.
Так же молча она скользнула под простыню и снова свернулась рядом с ним клубочком. Том знал, что никаких разговоров больше не будет. Он поставил будильник на восемь и закрыл глаза, поглаживая Рэйчел по спине. Потихоньку она задремала. Он уже слышал ее сонное размеренное дыхание, как вдруг она прошептала:
– Ты такой хороший.
Он поцеловал ее в лоб.
– Ты тоже.
Интересно, сколько же он не говорил никому таких слов? И ни от кого не слышал?
Глава 27
Потом всегда было так же. Возвращение домой по той же тихой улочке, взгляды незнакомцев. Как быстро восторг сменялся стыдом. Мужчины в чайных, женщины, отскребающие ступеньки на парадном крыльце своего дома, – все, все смотрели на него. И все, казалось ему, знали, чем он только что занимался.
Дуглас Тремэйн забрался в трамвай. Народу было полно. Со всех сторон его стискивали чужие тела. Мужские тела. После всего он принял душ, и его собственная кожа была мягкой и женственной на ощупь. Он чувствовал, что от него пахнет душистым мылом, что волосы на затылке, прямо над воротничком рубашки, еще не высохли после мытья. Все пялились на него, и это было невыносимо. Незнакомцы. Турки. Англичанин в коричневых туфлях-брогах и бордовых вельветовых брюках. Твидовый пиджак в Стамбуле. Тремэйн любил одеваться красиво, но всегда ощущал, что люди в трамвае как будто бы осуждают его.
События прошлой ночи беспорядочно крутились в голове. Все как всегда, по давно знакомому образцу. Они уже начинали сливаться. Иногда он забывал, где был, что конкретно произошло, даже в каком он находился городе. Он знал все нужные места в Турции.
И всегда перед тем, как окончательно терял контроль над собой, возникало это чувство беспомощности. Как будто его лучшая часть сдавалась, растворялась. Он просто должен был сделать это, не мог не сделать. Без этого он не сумел бы обрести ни покоя, ни душевного равновесия, ни хладнокровия. Тремэйн считал это зависимостью и пристрастием и относился к себе соответствующе, хотя никогда, ни разу за свою жизнь не сказал об этом ни единой душе. Не мог признаться.
Откуда в человеке такие желания? Почему он свернул на этот путь? Почему, ну почему всегда принимает дурные, грязные решения?
Трамвай остановился. Вдали виднелся минарет. В Стамбуле, где бы ты ни находился, отовсюду торчал какой-нибудь минарет. На остановке в вагон втиснулось еще больше народа. Еще больше незнакомцев. Запах утреннего пота и запах его собственной надушенной кожи. Странное смешение. Тремэйн снова потрогал затылок – волосы были все еще мокрыми – и подумал, что, возможно, на этот раз его все-таки засекли. Проследили за ним. Сфотографировали. Сняли на камеру.
Может быть, именно этого он и хотел. Освободиться от своей тайны. Освободиться от вины. От стыда.
Глава 28
Том спал не больше часа. На рассвете его разбудила Рэйчел. Не открывая глаз, он услышал, как она вылезает из постели и собирает свою одежду. Тихонько щелкнула дверь ванной. Через несколько минут она вышла, уже полностью одетая. Черное обтягивающее платье и туфли на танкетках. Она подошла к кровати, наклонилась и поцеловала его в щеку.
– Теперь мне предстоит путь позора, – хихикнув, шепнула она. – А ты спи дальше.
– Останься.
– Не могу. Мне надо домой.
Они снова поцеловались, но жар и страсть прошлой ночи уже их отпустили. Рэйчел выпрямилась, как могла пригладила платье и помахала ему пальчиками. Потом она ушла.
Том тут же сел на постели. Жалюзи приглушали звуки, но сквозь них пробивался шум пробуждающегося Стамбула, далекий распев муэдзина, рев моторов и гудки машин. Рэйчел с легкостью поймает такси рядом с отелем. Через полчаса она уже будет дома, бесшумно прокрадется наверх, мимо безмятежно спящей Джозефин, и ляжет в кровать. И проспит все оставшееся утро. Том от души надеялся, что внизу она не встретит Амелию, которая возвращается с утренней пробежки или отправляется на ранний завтрак. Вот уж действительно путь позора.
Он раздвинул занавески, поднял жалюзи, пошел в ванную и встал под душ. Вскоре после шести тридцати – было еще слишком рано, чтобы заказать кофе и яичницу, – в дверь неожиданно постучали. Рэйчел? Что-нибудь забыла?
В полотенце, обернутом вокруг бедер, Том подошел к двери и распахнул ее.
– Томас! Я теперь замужняя женщина! Прикройся уже чем-нибудь!
На пороге стояла Эльза и улыбалась.
– Спасибо за предупреждение, – сказал Том. – Что ты здесь делаешь в такую рань?
– Вот что. – Она протянула ему файл. – Я работала над этим с тех самых пор, как мы встретились. И ох, это была длинная ночь. Амелия попросила меня собрать информацию о Сесилии Шандор. Вот то, что я нашла. И знаешь, все это очень грустно, Том. Ты не представляешь себе, как я ненавижу оборванные истории любви.
Глава 29
Файл оказался настоящей библией печали. Имейлы от Сесилии ее лучшей подруге в Будапеште, где она писала о гибели Пола и своем горе. Телефонные звонки врачу в Дубровник, которого Эльза определила как специалиста «по избавлению от зависимости и по тяжелым утратам». Сесилия посетила массу сайтов, посвященных смерти и несчастной любви, и зарегистрировалась на англоязычном форуме, где незнакомые друг с другом люди со всего мира обсуждали свои потери и скорбь. Она записалась на занятия йогой на Лопуде, каждые сорок восемь часов ходила на массаж и три раза в неделю на психотерапевтические сеансы. На сайте Amazon она заказала кучу книг на тему того, как справиться с горем, и потратила две тысячи семьсот фунтов на двухнедельную поездку на Мальдивы. Она прочитала массу информации об авиакатастрофах – особенно многочисленные статьи в газетах и в Интернете о крушении самолета Пола Уоллингера – и даже закрыла ресторан на десять дней, сразу после того, как узнала о его смерти. К изумлению Тома, Сесилия даже сделала анонимное пожертвование в фонд вдов сотрудников Секретной разведывательной службы. Тысяча фунтов.
Том стал читать дальше. Оказывается, любовница Уоллингера прилетела компанией easyJet из Дубровника в Гэтвик за день до похорон и забронировала билет на тот же поезд из терминала Юстон, которым ехали Том и Амелия. Должно быть, их разделял максимум один вагон, осознал Том. Также Сесилия заказала и обратный билет до Лондона – на полдень – и билет на самолет до Дубровника на следующий день. Скорее всего, она купила цветы в Престоне, доехала на такси до сельского дома Пола, оставила букет и открытку у амбара и тут же вернулась на станцию. Из одного имейла подруге, очень дурно переведенного электронным переводчиком, было ясно, что Сесилия не присутствовала на похоронах лично.
Все это Том изучил за завтраком. В девять часов он позвонил Эльзе в номер, поздравил ее с великолепно выполненным заданием и спросил, не всплыли ли где случайно – в любой связи – имена Джима Чейтера или Райана Клекнера.
– Нет, – ответила Эльза, и ее голос слегка потускнел. Наверное, она почувствовала, что сделала работу не до конца. – Не выплыли, Том. Но я могу все перепроверить.
– Не беспокойся, – сказал Том. В конце концов, она не спала всю ночь и, конечно, устала. – Отдыхай. Ты это заслужила.
Британское консульство могло послужить прекрасным, хотя и несколько обветшалым, напоминанием о былом величии империи – трехэтажный особняк девятнадцатого века в неоклассическом стиле в самом сердце Бейоглу и не более чем в двухстах метрах от гостиницы Тома. Лет десять назад несколько террористов-смертников подорвали себя у здания, в результате чего погиб генконсул Великобритании и еще около двадцати человек. Том прекрасно помнил, где он находился в этот момент, – стоял чудесный ноябрьский полдень, они с Клэр сидели за ланчем, а по Би-би-си сообщили о теракте.
– И все из-за чертова Буша, – сказала Клэр, ткнув пальцем в телевизор. На экране президент США проводил переговоры на Даунинг-стрит. Том счел за лучшее промолчать, как и всегда, когда речь заходила о причинах и следствии терактов. – Если бы Блэр не сунулся в Ирак, ничего бы этого не было, – добавила она.
Амелия ждала его на встречу в течение часа. Том вошел в станцию без нескольких минут десять, и шеф тут же сообщила ему, что она «на ногах с шести часов» и «более чем готова приступить к работе».
– У тебя помятый вид, – заметила она, поворачивая замки сначала по часовой стрелке, а затем в противоположном направлении.
Том поднял рычаг и со всей силы навалился на дверь. Завопила сигнализация. Довольно серьезное физическое напряжение и отвратительный звук только усилили его похмелье. Было такое ощущение, что рабочую часть своего мозга он оставил в коматозном состоянии на подушке в номере отеля Londres.
– Как здесь мило и тепло, – прокомментировала Амелия.
В помещении стоял дикий холод – кондиционер работал на полную мощь. Типичная черта всех «комнат для безопасных переговоров» во всем мире. Нередки были случаи, когда сотрудники сидели на встречах в шарфах и пальто.
Амелия устроилась в конце длинного стола с восемью стульями. Том тщательно закрыл двери и сел примерно посередине. На стол он поставил пластиковый стаканчик с двойным эспрессо из автомата снизу – уже третий за утро.
– Как вечеринка? – Амелия достала из кейса несколько папок и распечаток и положила их перед собой.
– Ничего, – ответил Том. – Забавно. Евротрэш-бар неподалеку от Галатской башни. Экспаты и богатые турки. Забавно, я же говорю.
– А Рэйчел?
– А что Рэйчел?
– С ней было тоже забавно?
«На ногах с шести часов». Том почувствовал на себе всезнающий, проницательный взгляд Амелии. Просто судебно-медицинская экспертиза. Неужели Амелия все-таки видела, как Рэйчел выходила из отеля? Смысла врать не было; Амелия заметила, как его влекло к Рэйчел. Том ощущал себя пассажиром в аэропорту, который проходит через особо изощренный рентгеновский аппарат; все его мускулы и кости светились ярко-зеленым чувством вины, как спрятанная внутри бомба.
– Она чудесная девушка, – сказал он. – Родственная душа. Умная. Веселая. Так что дуэнья прекрасно провела время.
Амелия удовлетворенно кивнула.
– А она интересуется Абакусом?
Том нахмурился.
– Абакус?
– Я тебе разве не сказала? – Амелия разворошила бумаги на столе – олицетворение хаоса, в который погрузила ее новая должность. – Это кодовое имя Клекнера.
– Ясно. – Том смотрел на Амелию и чувствовал, как пульсирует боль у него в висках.
– Ну так что?
Том с удовольствием ответил бы на этот вопрос максимально подробно. Рэйчел определенно не интересовал Райан Клекнер – настолько, что она не пожелала остаться на его вечеринке больше чем на час. Вместо этого она отправилась в отель к Тому и отдалась ему со страстью и нежностью, которые поразили его до глубины души. Из всего этого можно было сделать вывод, что Рэйчел Уоллингер – по крайней мере, на данный момент – куда больше интересуется Томасом Келлом, чем Райаном Клекнером.
– Трудно сказать, – расплывчато произнес он. Как раз в эту минуту перед ним предстало особенно яркое мысленно видение: спина Рэйчел, распростертой под ним, игра света на ее коже, ямочки и впадинки, позвонки и… Том допил последние капли эспрессо. – Она немного с ним пофлиртовала. Клекнер явно питает к ней нежные чувства.
– Представляешь, я даже помню, когда он написал это письмо. Он сказал, что ему нужно закончить доклад и он не может поехать со мной в Мерибель[20]. А мне очень хотелось побыть с ним вдвоем, потому что он все утро катался на лыжах с мамой и Эндрю. – Здесь Том засомневался. Он чувствовал, что Рэйчел лжет себе, чтобы отец в ее глазах был виноват еще больше. – Но нет, работа прежде всего. Целую неделю я думала, что они с мамой наконец-то действительно счастливы. И она тоже так думала. У них ведь были проблемы в прошлом, ты знаешь. – Том кивнул. – Помню, как они шли по улице, держались за руки и целовались. Как-то очень просто и старомодно, как настоящие муж и жена. – Она покачала головой и улыбнулась. – Но естественно, мой отец был такой человек, который может разыгрывать счастливую семью со своей женой, сыном и дочерью, а потом преспокойно сесть и написать средь бела дня вот такое дерьмо венгерской шлюхе вдвое моложе себя.
– Рэйчел…
– Да все нормально. Я не злюсь. Просто так кажется, когда я говорю, а на самом деле это не так. Поверь мне, у меня было достаточно времени, чтобы понять, что за человек мой отец. Просто… меня немного расстраивает, что та счастливая неделя, как выяснилось, ничего не значила, потому что он все время думал, как будет трахать свою на’ви. Составлял в голове эту хрень. Записывал ее на бумагу, сидя в баре, а притворялся, будто занят важной шпионской деятельностью. Я нашла еще письма – много, штук десять. Но от него – только одно. Ты обратил внимание на почерк – весь такой аккуратный, твердый, ни ошибок, ни помарок? Типичный папочка, который привык контролировать все на свете. Все другие письма от на’ви. Безграмотная корова. Она едва умеет писать.
– Значит, эта открытка на похоронах, цветы… они были от нее? Она послала ему личное письмо, такое, чтобы твоя мама не смогла ничего понять. Но ты узнала почерк.
– Да.
Они помолчали. Потом Том тоже отправился в ванную. Когда он вышел, Рэйчел все еще стояла у окна.
– Вернись в кровать, – попросил он.
Так же молча она скользнула под простыню и снова свернулась рядом с ним клубочком. Том знал, что никаких разговоров больше не будет. Он поставил будильник на восемь и закрыл глаза, поглаживая Рэйчел по спине. Потихоньку она задремала. Он уже слышал ее сонное размеренное дыхание, как вдруг она прошептала:
– Ты такой хороший.
Он поцеловал ее в лоб.
– Ты тоже.
Интересно, сколько же он не говорил никому таких слов? И ни от кого не слышал?
Глава 27
Потом всегда было так же. Возвращение домой по той же тихой улочке, взгляды незнакомцев. Как быстро восторг сменялся стыдом. Мужчины в чайных, женщины, отскребающие ступеньки на парадном крыльце своего дома, – все, все смотрели на него. И все, казалось ему, знали, чем он только что занимался.
Дуглас Тремэйн забрался в трамвай. Народу было полно. Со всех сторон его стискивали чужие тела. Мужские тела. После всего он принял душ, и его собственная кожа была мягкой и женственной на ощупь. Он чувствовал, что от него пахнет душистым мылом, что волосы на затылке, прямо над воротничком рубашки, еще не высохли после мытья. Все пялились на него, и это было невыносимо. Незнакомцы. Турки. Англичанин в коричневых туфлях-брогах и бордовых вельветовых брюках. Твидовый пиджак в Стамбуле. Тремэйн любил одеваться красиво, но всегда ощущал, что люди в трамвае как будто бы осуждают его.
События прошлой ночи беспорядочно крутились в голове. Все как всегда, по давно знакомому образцу. Они уже начинали сливаться. Иногда он забывал, где был, что конкретно произошло, даже в каком он находился городе. Он знал все нужные места в Турции.
И всегда перед тем, как окончательно терял контроль над собой, возникало это чувство беспомощности. Как будто его лучшая часть сдавалась, растворялась. Он просто должен был сделать это, не мог не сделать. Без этого он не сумел бы обрести ни покоя, ни душевного равновесия, ни хладнокровия. Тремэйн считал это зависимостью и пристрастием и относился к себе соответствующе, хотя никогда, ни разу за свою жизнь не сказал об этом ни единой душе. Не мог признаться.
Откуда в человеке такие желания? Почему он свернул на этот путь? Почему, ну почему всегда принимает дурные, грязные решения?
Трамвай остановился. Вдали виднелся минарет. В Стамбуле, где бы ты ни находился, отовсюду торчал какой-нибудь минарет. На остановке в вагон втиснулось еще больше народа. Еще больше незнакомцев. Запах утреннего пота и запах его собственной надушенной кожи. Странное смешение. Тремэйн снова потрогал затылок – волосы были все еще мокрыми – и подумал, что, возможно, на этот раз его все-таки засекли. Проследили за ним. Сфотографировали. Сняли на камеру.
Может быть, именно этого он и хотел. Освободиться от своей тайны. Освободиться от вины. От стыда.
Глава 28
Том спал не больше часа. На рассвете его разбудила Рэйчел. Не открывая глаз, он услышал, как она вылезает из постели и собирает свою одежду. Тихонько щелкнула дверь ванной. Через несколько минут она вышла, уже полностью одетая. Черное обтягивающее платье и туфли на танкетках. Она подошла к кровати, наклонилась и поцеловала его в щеку.
– Теперь мне предстоит путь позора, – хихикнув, шепнула она. – А ты спи дальше.
– Останься.
– Не могу. Мне надо домой.
Они снова поцеловались, но жар и страсть прошлой ночи уже их отпустили. Рэйчел выпрямилась, как могла пригладила платье и помахала ему пальчиками. Потом она ушла.
Том тут же сел на постели. Жалюзи приглушали звуки, но сквозь них пробивался шум пробуждающегося Стамбула, далекий распев муэдзина, рев моторов и гудки машин. Рэйчел с легкостью поймает такси рядом с отелем. Через полчаса она уже будет дома, бесшумно прокрадется наверх, мимо безмятежно спящей Джозефин, и ляжет в кровать. И проспит все оставшееся утро. Том от души надеялся, что внизу она не встретит Амелию, которая возвращается с утренней пробежки или отправляется на ранний завтрак. Вот уж действительно путь позора.
Он раздвинул занавески, поднял жалюзи, пошел в ванную и встал под душ. Вскоре после шести тридцати – было еще слишком рано, чтобы заказать кофе и яичницу, – в дверь неожиданно постучали. Рэйчел? Что-нибудь забыла?
В полотенце, обернутом вокруг бедер, Том подошел к двери и распахнул ее.
– Томас! Я теперь замужняя женщина! Прикройся уже чем-нибудь!
На пороге стояла Эльза и улыбалась.
– Спасибо за предупреждение, – сказал Том. – Что ты здесь делаешь в такую рань?
– Вот что. – Она протянула ему файл. – Я работала над этим с тех самых пор, как мы встретились. И ох, это была длинная ночь. Амелия попросила меня собрать информацию о Сесилии Шандор. Вот то, что я нашла. И знаешь, все это очень грустно, Том. Ты не представляешь себе, как я ненавижу оборванные истории любви.
Глава 29
Файл оказался настоящей библией печали. Имейлы от Сесилии ее лучшей подруге в Будапеште, где она писала о гибели Пола и своем горе. Телефонные звонки врачу в Дубровник, которого Эльза определила как специалиста «по избавлению от зависимости и по тяжелым утратам». Сесилия посетила массу сайтов, посвященных смерти и несчастной любви, и зарегистрировалась на англоязычном форуме, где незнакомые друг с другом люди со всего мира обсуждали свои потери и скорбь. Она записалась на занятия йогой на Лопуде, каждые сорок восемь часов ходила на массаж и три раза в неделю на психотерапевтические сеансы. На сайте Amazon она заказала кучу книг на тему того, как справиться с горем, и потратила две тысячи семьсот фунтов на двухнедельную поездку на Мальдивы. Она прочитала массу информации об авиакатастрофах – особенно многочисленные статьи в газетах и в Интернете о крушении самолета Пола Уоллингера – и даже закрыла ресторан на десять дней, сразу после того, как узнала о его смерти. К изумлению Тома, Сесилия даже сделала анонимное пожертвование в фонд вдов сотрудников Секретной разведывательной службы. Тысяча фунтов.
Том стал читать дальше. Оказывается, любовница Уоллингера прилетела компанией easyJet из Дубровника в Гэтвик за день до похорон и забронировала билет на тот же поезд из терминала Юстон, которым ехали Том и Амелия. Должно быть, их разделял максимум один вагон, осознал Том. Также Сесилия заказала и обратный билет до Лондона – на полдень – и билет на самолет до Дубровника на следующий день. Скорее всего, она купила цветы в Престоне, доехала на такси до сельского дома Пола, оставила букет и открытку у амбара и тут же вернулась на станцию. Из одного имейла подруге, очень дурно переведенного электронным переводчиком, было ясно, что Сесилия не присутствовала на похоронах лично.
Все это Том изучил за завтраком. В девять часов он позвонил Эльзе в номер, поздравил ее с великолепно выполненным заданием и спросил, не всплыли ли где случайно – в любой связи – имена Джима Чейтера или Райана Клекнера.
– Нет, – ответила Эльза, и ее голос слегка потускнел. Наверное, она почувствовала, что сделала работу не до конца. – Не выплыли, Том. Но я могу все перепроверить.
– Не беспокойся, – сказал Том. В конце концов, она не спала всю ночь и, конечно, устала. – Отдыхай. Ты это заслужила.
Британское консульство могло послужить прекрасным, хотя и несколько обветшалым, напоминанием о былом величии империи – трехэтажный особняк девятнадцатого века в неоклассическом стиле в самом сердце Бейоглу и не более чем в двухстах метрах от гостиницы Тома. Лет десять назад несколько террористов-смертников подорвали себя у здания, в результате чего погиб генконсул Великобритании и еще около двадцати человек. Том прекрасно помнил, где он находился в этот момент, – стоял чудесный ноябрьский полдень, они с Клэр сидели за ланчем, а по Би-би-си сообщили о теракте.
– И все из-за чертова Буша, – сказала Клэр, ткнув пальцем в телевизор. На экране президент США проводил переговоры на Даунинг-стрит. Том счел за лучшее промолчать, как и всегда, когда речь заходила о причинах и следствии терактов. – Если бы Блэр не сунулся в Ирак, ничего бы этого не было, – добавила она.
Амелия ждала его на встречу в течение часа. Том вошел в станцию без нескольких минут десять, и шеф тут же сообщила ему, что она «на ногах с шести часов» и «более чем готова приступить к работе».
– У тебя помятый вид, – заметила она, поворачивая замки сначала по часовой стрелке, а затем в противоположном направлении.
Том поднял рычаг и со всей силы навалился на дверь. Завопила сигнализация. Довольно серьезное физическое напряжение и отвратительный звук только усилили его похмелье. Было такое ощущение, что рабочую часть своего мозга он оставил в коматозном состоянии на подушке в номере отеля Londres.
– Как здесь мило и тепло, – прокомментировала Амелия.
В помещении стоял дикий холод – кондиционер работал на полную мощь. Типичная черта всех «комнат для безопасных переговоров» во всем мире. Нередки были случаи, когда сотрудники сидели на встречах в шарфах и пальто.
Амелия устроилась в конце длинного стола с восемью стульями. Том тщательно закрыл двери и сел примерно посередине. На стол он поставил пластиковый стаканчик с двойным эспрессо из автомата снизу – уже третий за утро.
– Как вечеринка? – Амелия достала из кейса несколько папок и распечаток и положила их перед собой.
– Ничего, – ответил Том. – Забавно. Евротрэш-бар неподалеку от Галатской башни. Экспаты и богатые турки. Забавно, я же говорю.
– А Рэйчел?
– А что Рэйчел?
– С ней было тоже забавно?
«На ногах с шести часов». Том почувствовал на себе всезнающий, проницательный взгляд Амелии. Просто судебно-медицинская экспертиза. Неужели Амелия все-таки видела, как Рэйчел выходила из отеля? Смысла врать не было; Амелия заметила, как его влекло к Рэйчел. Том ощущал себя пассажиром в аэропорту, который проходит через особо изощренный рентгеновский аппарат; все его мускулы и кости светились ярко-зеленым чувством вины, как спрятанная внутри бомба.
– Она чудесная девушка, – сказал он. – Родственная душа. Умная. Веселая. Так что дуэнья прекрасно провела время.
Амелия удовлетворенно кивнула.
– А она интересуется Абакусом?
Том нахмурился.
– Абакус?
– Я тебе разве не сказала? – Амелия разворошила бумаги на столе – олицетворение хаоса, в который погрузила ее новая должность. – Это кодовое имя Клекнера.
– Ясно. – Том смотрел на Амелию и чувствовал, как пульсирует боль у него в висках.
– Ну так что?
Том с удовольствием ответил бы на этот вопрос максимально подробно. Рэйчел определенно не интересовал Райан Клекнер – настолько, что она не пожелала остаться на его вечеринке больше чем на час. Вместо этого она отправилась в отель к Тому и отдалась ему со страстью и нежностью, которые поразили его до глубины души. Из всего этого можно было сделать вывод, что Рэйчел Уоллингер – по крайней мере, на данный момент – куда больше интересуется Томасом Келлом, чем Райаном Клекнером.
– Трудно сказать, – расплывчато произнес он. Как раз в эту минуту перед ним предстало особенно яркое мысленно видение: спина Рэйчел, распростертой под ним, игра света на ее коже, ямочки и впадинки, позвонки и… Том допил последние капли эспрессо. – Она немного с ним пофлиртовала. Клекнер явно питает к ней нежные чувства.