Холодная рука в моей руке

– Вы не могли бы закрыть дверь? – обратилась она к парню.

Тот, выполнив просьбу, вновь замер у стены, наблюдая за ними.

– Не возражаете, если я к вам присоединюсь? – спросила дама, подойдя к дивану, на котором сидел Мейбери.

– Вы доставите мне чрезвычайное удовольствие.

Дама и в самом деле была весьма привлекательна, на свой собственный меланхолический манер. Платье, как и предполагал Мейбери, сидело на ней безупречно, и в ее поведении ощущалось нечто, точнее всего определимое словом «величавость». Мейбери нечасто доводилось сталкиваться с подобными леди.

Она опустилась на диван, причем не на другой конец, а на середину. Мейбери про себя отметил, что богатство ее наряда гармонирует с пышным убранством комнаты. В ушах у нее поблескивали изысканные серьги в восточном стиле, с розовыми прозрачными камнями, похожими на бриллианты (не исключено, это и были бриллианты); на ней были серебристые туфли. Духи ее отличались необычным пряным ароматом.

– Меня зовут Сесиль Селимена, – представилась дама. – Предполагается, что я состою в родстве с композитором Сесиль Шаминад[19].

– Рад знакомству, – кивнул Мейбери. – Меня зовут Лукас Мейбери, и мой единственный выдающийся родственник – Солвей Шорт. Мы с ним двоюродные братья.

Они обменялись рукопожатиями. Ее белая нежная рука была унизана кольцами, на взгляд Мейбери, чрезвычайно дорогими (хотя он не мог утверждать с уверенностью). Для того чтобы пожать ему руку, она повернулась к нему всем телом.

– А кто он, этот джентльмен, о котором вы упомянули? – спросила она.

– Солвей Шорт? Мотогонщик. Наверняка вы видели его по телевизору.

– Я не смотрю телевизор.

– И поступаете совершенно правильно. Пустая трата времени, и ничего больше.

– Но если вы не любите даром терять время, что вы делаете в «Приюте»?

Парень, по-прежнему наблюдавший за ними, переступил с ноги на ногу.

– Я заехал сюда, чтобы поужинать. Проезжал мимо и решил заглянуть.

– О, так вы намерены вскорости уехать?

Мейбери замешкался с ответом. Женщина была так красива, что на какое-то мгновение ему расхотелось уезжать.

– Думаю, да, – все же сказал он. – После того как оплачу счет и узнаю, где поблизости можно заправиться. У меня почти закончился бензин. В довершение всего, я заблудился. Сбился с пути.

– Те, кто находятся здесь, в большинстве своем сбились с пути.

– Вот как? А вас что сюда привело?

– Нас всех приводит сюда надежда обрести тепло, отдых и пищу.

– Да, пищу здесь можно получить в невероятных количествах.

– Это необходимо для восстановления сил.

– Честно говоря, я чувствую себя здесь несколько не в своей тарелке, – заметил Мейбери и, помолчав, добавил: – Я так полагаю, вы тоже?

– О нет, что вы! Почему вы так решили? – В голосе ее прозвучала откровенная тревога, и Мейбери понял, что совершил ошибку.

Он немедленно попытался исправить свою оплошность.

– Лишь потому, что вы заметно отличаетесь от всех, кого я видел в столовой.

– Отличаюсь? Но чем? – Тревога ее явно возрастала, она не сводила с Мейбери сосредоточенного взгляда.

– Начнем с того, что вы очень красивы. В отличие от всех прочих, – заявил Мейбери. Он заметил, что парень, навострив уши, ловит каждое его слово.

– С вашей стороны очень мило так считать. – Неожиданно для Мейбери она придвинулась к нему ближе и схватила его за руку. – Как, вы сказали, вас зовут?

– Лукас Мейбери.

– Наверное, близкие называют вас Люк?

– Нет, это имя мне не нравится. По-моему, я не похож на Люка.

– Неужели ваша жена называет вас Лукас?

– Увы, это именно так, – ответил Мейбери, которому игривость этого вопроса показалась несколько неуместной.

– Лукас! Нет, это слишком холодное имя! – воскликнула она, все еще сжимая его руку в своих.

– Увы, тут я ничего не могу поделать. Вы не возражаете, если я закажу вам кофе?


– Нет, нет, не надо. Кофе мне совершенно ни к чему: он возбуждает, тревожит, будоражит нервы.

Ее взгляд, устремленный на Мейбери, был по-прежнему исполнен печали.

– Занятное место, – произнес Мейбери, слегка пожимая ей руку. То, что более никто из гостей до сих пор не покинул столовую, казалось ему по меньшей мере странным.

– Я не представляю себе жизни без «Приюта», – призналась его собеседница.

– Вы часто здесь бываете? – спросил он, чувствуя, что в подобных обстоятельствах эта расхожая фраза звучит абсурдно.

– Разумеется. Иначе я не смогла бы жить. Не представляю, как люди могут обходиться без сытной пищи, без любви, даже без теплой одежды, защищающей от холода.

Про себя Мейбери отметил, что в гостиной становится все жарче; теперь здесь было почти так же жарко, как и в столовой.

Ее печальные глаза молили о понимании. Надо сказать, Мейбери отнюдь не являлся любителем подобных разговоров. Он предпочитал обсуждать проблемы, которые поддаются решению, а ко всем прочим относился с предубеждением.

– Да, – тем не менее кивнул он. – Я понимаю, что вы имеете в виду.

– Миллионы людей на этой земле вообще не имеют одежды! – воскликнула она, отдергивая руку.

– Это не вполне так, – с улыбкой возразил Мейбери. – По крайней мере в настоящее время.

Он прекрасно сознавал все опасности, которыми наполнена жизнь, и старался думать о них как можно меньше. Каким бы жестоким ни был этот мир, человеку приходится в нем выживать и заботиться о тех, кто от него зависит.

– В любом случае к вам это не относится, – продолжал он, пытаясь придать своему тону беззаботность. – Мне нечасто доводилось видеть такие великолепные платья, как ваше.

– Да, – кивнула она с простодушной серьезностью. – Мне прислали его из Рима. Хотите потрогать?

Естественно, Мейбери хотел; но скованность, которую он ощущал в присутствии белобрысого парня, была даже более естественной.

– Потрогайте! – приказала она, понизив голос. – Господи, ну что вам мешает? Потрогайте!

Она схватила его за левую руку и силой приложила ее к своей теплой груди, обтянутой шелком. Парень, по-прежнему наблюдавший за ними, никак на это не отреагировал.

– Забудьте обо всем. Расслабьтесь. Для чего еще нам дана жизнь?

Страстность, звучавшая в ее голосе, могла бы лишить рассудка любого мужчину, но Мейбери наблюдал за происходящим с некоторой долей отстраненности. Собственно говоря, за всю свою жизнь он ни разу не потерял головы и не сомневался, что, к лучшему или к худшему, ему не удастся сделать это и сейчас.

Женщина повернулась и, растянувшись на диване, опустила голову на колени Мейбери, а точнее, на его бедра. Двигалась она очень ловко, так, чтобы не измять подол платья. Запах ее духов ударил в ноздри Мейбери.

– Прекратите глазеть на Винсента, – прошептала она. – Я вам кое-что про него расскажу. Бесспорно, он красив, как греческий бог, но он импотент, хотя и не желает признавать этого факта.

Мейбери, разумеется, смутился. Он совершенно не представлял, как реагировать, узнав столь интимную подробность, тем более что человек, о котором шла речь, находился в непосредственной близости от него.

Впрочем, это уже не соответствовало истине – как только речь зашла о нем, Винсент резко повернулся и покинул комнату, скрывшись за дверью, которую Мейбери считал служебной.

– Слава тебе господи, – испустил вздох облегчения Мейбери.

– Он отправился за подкреплением, – сообщила дама. – Сейчас увидите.

Куда подевались все остальные гости? Что они делают в столовой так долго? Несмотря на то что эти вопросы продолжали вертеться в голове у Мейбери, он невольно ощутил прилив возбуждения и принялся ласкать прильнувшую к нему женщину.

Внезапно комната наполнилась суетой и голосами – казалось, все гости, прежде сидевшие в столовой, одновременно устремились сюда.

Она села, впрочем без всякой торопливости, и, приблизив губы к его уху, шепнула:

– Приходите ко мне попозже. Номер 23.

Мейбери не счел возможным ответить, что не собирается проводить ночь в «Приюте».

В гостиную вошел Фолкнер.

– Всем пора ложиться спать! – добродушно крикнул он, перекрывая царивший в комнате шум.

Мейбери растерянно взглянул на часы. Ровно десять. По все видимости, именно таков час отбоя в этом заведении. Конечно, после столь плотного ужина ложиться спать слишком рано.

Никто не произнес ни слова, но и не двинулся с места.

– Всем пора в кровати! – повторил Фолкнер, и на этот раз в голосе его послышались нотки, к которым точнее всего подошло бы слово «шаловливые».

Дама, сидевшая рядом с Мейбери, встала.

Гости один за другими покидали комнату, и дама последовала их примеру, не сказав на прощание ни слова, не сделав ни малейшего знака.