Ход слоном

Эту небольшую речь просто Никита произнес с улыбкой и весьма сердечным тоном, однако его глаза за стеклами дорогущих очков не улыбались. Но и злыми или колючими они тоже не были. Это были глаза исследователя, изучающие распяленную на стекле препарируемую лягушку – внимательные и где-то даже доброжелательные. Я даже засомневался: а может, он не физик и не ботаник? Может, зоолог?

Конец сомнениям положил сам Никита. Отпивая мелкими глотками кофе, он толково вводил меня в курс дела, сразу и заранее отсекая лишние вопросы и с первых же минут очерчивая рамки дозволенного. «Нет, не ботаник», – подумал я с тревогой. «А кто же тогда?»

– Несколько лет назад, – словно отвечая на мой вопрос сказал управляющий, – я окончил академию ФСБ, но работать по полученной специальности не довелось. Так сложились обстоятельства. Но мне сразу же был сделан ряд предложений попробовать себя, скажем так, в смежных областях. Речь идет, как вы понимаете, о работе в службах безопасности очень солидных структур. Но я выбрал компанию, в которой работают ваши знакомые Аркадий Валерианович и Тимур, о чем нисколько не жалею.

При этих словах Никита вежливо улыбнулся Тимуру, а тот столь же учтиво оскалился в ответ. Этот балаган был бы забавен, если бы не чувство напряжение, которое никак не желало проходить. Нет, не прост был этот домашний пансионат, ох как не прост!

– Теперь о деле, – продолжал тем же сердечным тоном Никита Сергеевич. – Наш объект (он так и сказал – «объект») состоит из двух крыльев корпусов и центральной административной части, где мы сейчас находимся. В центре расположен мой офис, помещения для охраны, хозяйственные службы. В правом крыле в номерах квартирного типа живут постояльцы, пользующиеся относительно свободным режимом. Они могут свободно гулять по территории объекта, ходить в гости к друзьям, живущим в их корпусе, а также посещать бары. Их, кстати, у нас два: тот, где мы с вами находимся и в правом крыле. Подают любые напитки, кроме спиртных – алкоголь строго запрещен.

Слово «алкоголь» чекист-теоретик выделил тоном – едва заметно, но при этом вполне достаточно, чтобы я понял: все мои слабости тут хорошо известны и рассчитывать на веселое времяпрепровождение со здешними постояльцами мне не стоит. Можно подумать! Больно надо – водить компанию с говорящими овощами, подумал я, и через мгновение вздрогнул от неожиданности, потому что Никита словно опять прочитал мои мысли.

– Должен заметить, что наши постояльцы – это вовсе не говорящие овощи, как можно подумать, принимая во внимание… э-э-э… закрытый характер и некоторую специфику нашего объекта. Он представляет собой частный пансионат для лиц, страдающих душевными расстройствами и нуждающихся в особом уходе, который мы и обеспечиваем. Это, как вы понимаете, достаточно недешево, так что устроить к нам своих близких могут только весьма состоятельные клиенты. Но не все. Мы принимаем исключительно по рекомендации, и попасть сюда людям, не принадлежащим к определенному кругу, просто невозможно.

«Дурдом для аристократов, – сказал я про себя. – «Ну что же, буду соответствовать. Надеюсь, Аркаша не обманул, и свои две тысячи долларов я буду получать за работу только с одной сумасшедшей старухой, а не с целой палатой отставных разработчиц апокалипсиса».

И в третий раз этот чертов управляющий прочитал мои мысли.

– Теперь непосредственно о вашей работе, Альберт Эдуардович. – Обязанности ваши будут заключаться… Впрочем, с вами об этом уже говорили. Я только добавлю несколько слов о нашем режиме. По роду службы вы будете общаться только с одним человеком из числа наших постояльцев. Все остальные контакты должны быть исключены. Вам не стоит появляться в баре в правом крыле, тем более, что все необходимым во время дежурств вы будете обеспечены. Прогулки с вашей подопечной тоже будут проходить в камерной обстановке, для чего в левом крыле предусмотрен отдельный выход в парк, точнее – в его закрытую часть. Вот, собственно, и все. Вопросы?

– Скажите пожалуйста, – я начал выдавливать из себя вопрос только для того, чтобы хоть что-нибудь сказать. – Скажите пожалуйста, а левое крыло – оно вроде как особо режимное? Для буйных или особо опасных?

– Вроде как да, – так же доброжелательно ответил Никита. – Оно к тому же особо дорогое. Например, правом крыле живут 20 постояльцев, каждый в своей отдельной квартире с прислугой. А вот в левом квартир всего три. Улавливаете разницу? В настоящее время занята только одна, на остальные две пока нет клиентов соответствующего уровня. Это я к тому, чтобы вы осознали степени значимости вашей подопечной. Ну, а теперь пошли знакомиться!

Из административной части здания в левое крыло вел короткий переход за толстыми дверями, похоже, из пуленепробиваемого стекла. Тут же, в начале перехода, находился пост охраны: стойка (вроде той, что в холле) с мониторами, за которой сидел мужик средних лет в белой рубашке и при галстуке. Такой же элегантный вертухай сидел в кресле у двери. Он встал, внимательно посмотрел на меня, потом на Никиту, потом кивнул тому, что за стойкой, и только после этого впустил нас. Мне показалось, что дверь открывалась с помощью какого-то хитрого устройства, приводимого в действие тем, что сидел за стойкой, а охранник у входа играл роль сканирующего устройства и при необходимости – вышибалы.

Переход выходил в небольшой зимний сад, в котором стояли несколько скамеек и даже журчал небольшой фонтан – каменная лягушка, изо рта которой била тугая струйка воды, орошавшая серые, явно привезенные издалека и потому дорогие валуны. Все это обширное помещение имело какую-то закругленную форму, и дальний конец сада не был виден с того места, в котором мы оказались, пройдя через переход. Именно туда мы и направились.

Там под раскидистым не то большим кустом не то маленьким деревом стояло кресло, в котором сидел еще один человек при галстуке. Он явно охранял лифт, находившийся тут же. «Зачем нужен лифт, если нужно всего-то подняться со второго этажа на третий?», – подумал я, и тут же отогнал эту мысль как неуместную. У богатых, как известно, свои причуды.

И еще я не без грусти подумал, что путевку в такую богадельню мне ни за что не потянуть – даже если мне и будут платить обещанные две тысячи долларов в месяц. Да и деньги эти после всего увиденного и услышанного уже не казались не то что огромными, как всего каких-то пару дней назад, но даже сколько-нибудь достойными мужчины, находящегося в зрелом – назовем это так – возрасте.

Выйдя из лифта, мы оказались в очередном просторном холле с уже привычной стойкой с мониторами. Только на этот раз за стойкой сидела женщина в белом халате и белой же врачебной шапочке, кокетливо сидящей на рыжих волосах. Женщина поднялась нам навстречу. Она могла бы быть красивой, если бы не отталкивающе холодные глаза. Ярко-голубые глаза и молочно-белая кожа, какая встречается только у рыжих.

– Вера, – представил рыжую Никита. – Медсестра, сиделка и горничная в одном лице.

«Ага, и еще лагерная капо», – съязвил я про себя. – «С такой-то эсэсовской мордой!»

– Три, так сказать, в одном, – продолжал управляющий с такой гордостью, будто Вера была его собственноручным творением. – Но не потому, что мы экономим на ставках сотрудников. Просто таких профессионалов днем с огнем не сыскать! Вера, позвольте вам представить: Альберт Эдуардович. Психолог и лингвист. Будет вместе с вами работать с нашей общей подопечной.

Психолог и лингвист. Однако! Я не был ни тем, ни другим – если, конечно, не считать диплома филфака пединститута, куда я поступил по причине природной лени и полной неспособности к чему-либо серьезному.

– Очень приятно. – Вера протянула узкую прохладную ладонь, посмотрев мне при этом точно в зрачки. Сказать, что от этого взгляда меня обдало холодом, значит, не сказать ничего. Голубые глаза прокололи меня насквозь и оставили трепыхаться пришпиленным к чему-то твердому, как жука – новичка в коллекции жестокого любителя насекомых. Этой бы Вере сверкающие сапоги, стек и черную форму с одним погоном на левом плече – цены бы ей не было. Извращенцы, любящие поиграть в гестапо, наверняка платили бы бешеные деньги.

Никита подошел к двери из толстого матового стекла и негромко постучал. «Да, да, входите», – ответил изнутри женский голос. Мы вошли вдвоем с управляющим, Вера осталась на боевом посту.

Да, такой богадельни мне точно не видать, как своих ушей! Я стоял не в палате и даже не в очень крутой палате какого-нибудь элитного санатория. Я был в самой настоящей квартире, дорого и со вкусом обставленной. Салон, из которого вели две двери, одна, судя по всему, в спальню, другая – в помещение, которое язык не поворачивался назвать санузлом.

Мебель в комнате была высший класс, но не кожаная, с которой вечно съезжает задница, а по-настоящему уютная. На полу лежал ковер невиданной мной ранее бледно-голубой расцветки, а в стене слева был самый настоящий камин, хотя и не горевший. Но вообще, мебели было немного – только самое необходимое.

Широкая тахта, покрытая ковром, но уже не голубым, а темно-красным. Два кресла, два высоких и узких книжных шкафа, заставленных книгами. И еще что-то вроде секретера с баром и выдвижной панелью, служащей письменным столом. И, наконец, кресло-качалка, в котором со стаканом в руке сидела и доброжелательно улыбалась злая фея, умеющая направлять землетрясения.

У нее тоже были голубые глаза, но, в отличие от ледяных стекляшек женщины-капо, они сияли и искрились, словно их обладательница была больше не в силах сдерживать рвущийся наружу смех и вот-вот расхохочется в полный голос. Женщина была примерно моего возраста, плюс-минус пять лет. Волосы у нее были совершенно седые и подстрижены коротко, почти под ежик.

– Ну, что ли здравствуйте! – насмешливо произнесла она и сделала легкое движение стаканом в мою сторону. Стакан был примерно на одну треть наполнен жидкостью янтарного цвета.

Виски, подумал я. Да она банально пьяна! Или сумасшедшая. Или все вместе. Нормальный человек в ее ситуации, даже если его содержат в таких шикарных условиях, не может так веселиться.

– Здравствуйте, – в тон ей попытался ответить я, но, боюсь, веселье я изобразил отвратительно. И чтобы хоть как-то исправить конфуз брякнул, ткнув пальцем в пол:

– У вас очень красивый ковер.

– Вам нравится? Правда? Вы, случайно, не ценитель? – просияла женщина в кресле-качалке. – Это ведь настоящий персидский, видите, птицы на голубом фоне – это древний иранский мотив, такие ковры ткут только там. Но и тот, на тахте очень неплох, согласитесь. Тоже ручная работа, разумеется. Это уже турецкий. Восток вообще моя слабость, знаете ли, так что если у нас будет время – а мне почему-то кажется, что у нас с вами его будет ох как много! – то мы поговорим о коврах, а заодно о паласах, сумахах, арбабашах и…

– Время у вас обязательно будет, – улыбаясь сказал Никита и добавил, обращаясь уже ко мне:

– Ваш номер, Альберт Эдуардович, находится через коридор. Уверен, он вам понравится.

– Альберт Эдуардович – звучит очень красиво! – словно пропела тетка в кресле и опять сделала движение стаканом в мою сторону. Э-э, да она в хлам, подумал я. Значит, сухой закон на злую фею не распространяется. Интересно, за что такие привилегии?

– Разрешите вам представить, Инна Игоревна, – продолжал тем временем Никита. – Альберт Эдуардович, наш новый сотрудник. Какое-то время будет вашим компаньоном.

– Очень приятно! – радостно произнесла ненормальная в кресле.

– Мне тоже, – осторожно сказал я. А чего тут еще скажешь?






6




Сердце сначала ткнулось снизу в горло, а потом стремительно покатилось куда-то в пах. Кажется, от неожиданности я даже вцепился обеими руками в край стола и сидел так некоторое время с выпученными глазами.

– Не возражаете? – промурлыкала Анна и, отодвинув пластмассовый стул, уселась напротив, непринужденно закинув ногу на ногу.

Несмотря на нервное потрясение я не мог не заметить, что она была в полосатом пляжном сарафане, приоткрывавшем по-девичьи острое, загорелое колено. Я даже различил на этом колене тоненький, золотистый от солнца волосок Как ни странно, вид этого волоска подействовал на меня успокаивающе – наверное, любой человек, оказавшийся в непривычной и страшной обстановке, успокаивается, узнав среди пугающих и непонятных вещей что-то очень привычное и знакомое.

– Ну вот и хорошо, – улыбнулась Анна, словно прочитав мои мысли. – Вообще, надо сказать, держитесь вы молодцом. Только не стоит так много пить с утра, тем более, что ясный ум вам может понадобиться уже очень скоро.

– Неужели? – выдавил из себя я. Мне хотелось произнести это как можно более язвительным тоном, но поскольку со вчерашнего вечера я вообще не раскрывал рта, то заржавевшие голосовые связки выдали не звучный ответ уверенного в себе мужчины, а жалкое сипенье старого, загнанного в угол бандерлога.

– Представьте себе. Я, между прочим, здесь для того, чтобы вам помочь. И сделаю это, независимо от того, будете вы сотрудничать или нет. Хочу только заметить, что не только я рассчитываю на ваше сотрудничество, но и кое-кто еще. И эти кое-кто с вами церемониться не будут. Эту ночь вы пережили, а следующую? И стоит ли жить, трясясь от страха при виде даже невинных ленинградских бухгалтерш, в кои-то веки сбежавших к морю от мокрого снега и вечно пьяных мужей? Кстати, ваши соседки по пляжу, так же как и их одноразовые кавалеры, совершенно ни при чем.

В словах Анны меня поразило даже не то, что она знала все о моих страхах и подозрениях. Самое сильное впечатление произвело на меня произнесенное ею слово «сотрудничество». В России так не говорят, это слово как – будто из американского фильма: там тоже никто никого не заставляет, но все сотрудничают друг с другом как сумасшедшие. И попробуй-ка не посотрудничай.

– А что, собственно, произошло? – я из последних сил пытался валять дурака. – Десять дней все было хорошо, и я был никому не интересен, а сейчас все словно с цепи сорвались. Мне, конечно, лестно ваше внимание, Анна, но, боюсь, вы по ошибке принимаете меня за кого-то другого…

На этом месте я уже собрался было пригласить ее поплавать в районе рифа, но осекся. Черт, она же обратилась ко мне по имени! Какие уж тут ошибки. Я замолчал, угрюмо глядя в стакан с узу, в котором давно растаял лед.

– А произошло, Альберт Эдуардович, следующее, – с какой-то жуткой легкостью продолжала говорить Анна. – Накануне днем на пляже был зарезан ваш приятель, охранник Хасан. Зарезан, прошу заметить очень профессионально. Не хочу никого пугать, но в случае необходимости исполнитель с присущим ему блеском проделает то же самое и с вами.

– По вашему приказу? – спросил я и с тоской подумал о своей хрущевке на Коломенской, о крошечной кухоньке и о толстых сдобных баранках со сладким чаем.

– Нет, что вы! – женщина кивком подозвала официанта и закурила сигарету. На пачке красного Marlboro красовалась крупная, размером с треть коробки надпись, пугающая курильщиков раком легких. Написано было по-английски. – Я повторяю, Альберт Эдуардович: я здесь, чтобы вам помочь.

– И даже против моей воли?

– И даже против вашей воли. – Подошел официант, и Анна, не спросив меня, заказала две порции узу со льдом. – Немного позже вы все поймете, и согласитесь с тем, что я говорю сейчас разумные вещи. Но продолжим. Смерти охранника Хасана предшествовало одно трагическое событие, имевшее место в далекой России. А именно: страшный пожар в одном закрытом подмосковном пансионате.

Меня уже ничего не удивляло. Я просто сидел и тупо смотрел влево от себя, где между финиковых пальм синело море, по которому бежали маленькие белые барашки. В это время года здесь часто дуют ветры.

– Были жертвы, – как ни в чем не бывало продолжала Анна Сергеевна. – В том числе и в левом крыле здания, где, если не ошибаюсь, вы работали. Там найдено три обгоревших до неузнаваемости тела: охранника и двух женщин. Одна молодая, другая примерно моих лет или немного старше. В левом крыле, насколько мне известно, могла быть только одна пожилая женщина – ваша подопечная, не так ли?

Я неопределенно пожал плечами, закурил и сделал хороший глоток из принесенного официантом стакана. «Все пропало, – подумал я равнодушно. – Ну и ладно. Скорее бы уже». Я с удивлением заметил, что новость о гибели Инны подействовала на меня отрезвляюще. В голове наступила полная ясность, но самое главное – на меня снизошло великое безразличие. «Инны больше нет, – думал я, – ну вот и все. С кем же я буду теперь болтать во время прогулок, кому рассказывать разные истории, и кто будет рассказывать свои истории мне?» Черт, оказывается, за время нашего общения я успел привязаться к этой сумасшедшей.

– Только напрасно вы думаете, что все пропало, – женщина тоже сделала глоток и сморщилась. – Гадость какая, словно лекарство пьешь! Короче, я, как и обещала, вам помогу. Но и вы помогите мне. Я, как вы уже наверное поняли, знаю многое, но кое-какие детали могут быть мне неизвестны. Вот и расскажите мне все о знакомстве и последующих отношениях с вашей подопечной. О чем вы с ней говорили, что она вам рассказывала, о чем просила. А чтобы вы не чувствовали себя… ну, скажем, предателем, я скажу, что мне известно о направленных землетрясениях и о том, что вы задумали с нашей неподражаемой Инной Игоревной. Так что мне не нужны ваши секреты – только детали.

«Чертова баба, – подумал я. – До чего же умна, интересно, как с такой обращаться в нормальной жизни? И есть ли у нее она, эта нормальная жизнь? Ладно, раз она все знает, то на самом деле никаких проблем. Расскажу все, вдруг действительно поможет»

– Ну что же, – сказал я вслух и поманил пальцем официанта. – Раз вы хотите деталей, то они у вас будут. Но учтите: мой рассказ может быть слишком долгим, а польза от него слишком маленькой.

– Вот об этом можете не беспокоиться, – засмеялась Анна. – Мы с Инной старые знакомые, и все, что касается ее, мне очень интересно. К тому же до вечера еще далеко, а здесь, в баре, ветерок и прохладно. Как шумят пальмы!

Я сделал вид, что пропустил мимо ушей пассаж о том, что «до вечера еще далеко», но внутренне напрягся. Что это она наметила на вечер? Чтобы заглушить опять поднявшуюся словно тина со дна тревогу, я сделал основательный глоток и начал рассказывать.





7




Если честно, то без малого год, проведенный в санатории или как он там назывался, был не самым худшим в моей жизни. Уже хотя бы потому, что не припомню людей, с которыми я общался бы с таким удовольствием, как с Инной, с которой мы чуть ли не с первого дня стали называть друг друга по имени, хотя на «ты» так и не перешли.

Начну с того, что она вовсе не была зловещей старухой, мечтавшей о гибели человечества – это я тоже сообразил чуть ли не в первый день. Она вообще ни о чем не мечтала, что и лежало в основе ее бешеного обаяния. Чертовски приятно общаться с человеком, который ничего не желает, ни о чем не жалеет, а просто живет здесь и сейчас, находя удовольствие в простых, но забытых большинством людей вещах.

Например, во время прогулки она часто подбирала опавшие листья, какие-то камешки, веточки и подолгу, с наслаждением рассматривала и нюхала их, нисколько не стесняясь ни меня, ни немногочисленных соседей по заведению, время от времени случавшихся поблизости.

С таким же зрелым, глубоко осознанным удовольствием она курила, пила виски (как я уже говорил, сухой закон на нее отчего-то не распространялся), надевала очки, читала, рассказывала и слушала чужие рассказы. Все, абсолютно все она делала словно смакуя и от души радуясь тому, что делает.

Когда я сказал ей об этом, она рассмеялась и вдруг без всякого перехода рассказала историю своей семьи. Дело было примерно через неделю после того, как меня приставили к Инне в качестве шпиона, поэтому я еще немного стеснялся. Сказал и тут же пожалел – еще подумает, что держу ее за идиотку. Или, что еще хуже, начнет держать за идиота меня.

– Вы, Альберт – разрешите называть вас по имени? – все очень точно подметили. Именно так: жить с удовольствием. И ни в коем случае не торопясь! Какой толк в нервотрепке, спешке и недовольстве собой и окружающим миром? Это контрпродуктивно и разрушительно – достаточно посмотреть, что творится на свете. Знаете историю, случившуюся однажды с Ходжой Насреддином? Однажды вор сорвал с его головы шапку и убежал. Насреддин спокойно пошел в обратном направлении, дошел до кладбища и с комфортом расположился на траве. «Что ты здесь делаешь, Ходжа? – спросили его, – ведь вор побежал совсем в другую сторону!» «Ничего, – спокойно ответил Насреддин, куда бы он не побежал, все равно рано или поздно придет сюда».