Хиллсайдский душитель. История Кеннета Бьянки

Кен и Келли меньше всего думали об убийстве. Они снова сблизились и наслаждались спокойным периодом совместной жизни. Как и остальные жители Лос-Анджелеса, они не особенно интересовались смертью Джуди Миллер. В субботу, накануне Хеллоуина, например, они решили сходить в ночной клуб «Циркус максимус». Его завсегдатаями были преимущественно геи и лесбиянки, хотя громкая музыка и экзотическая атмосфера привлекала и людей традиционной ориентации. Сюда любили заглядывать многие из друзей пары, иногда приглашая их присоединиться.

В тот субботний вечер Кен и Келли нарядились для вечера в «Циркус максимус» в соответствующие костюмы. Они засиделись в клубе допоздна, танцевали, слушали музыку, выпивали и наслаждались развлекательным шоу.

В воскресенье, день убийства Джуди, парочка отдыхала после весело проведенной ночи. Но и в понедельник, когда они вернулись к работе, насилие, творившееся на голливудских улицах, не стало темой разговора.



Джим Митчелл, возможно, был первым, кто связал между собой первые убийства. И уж точно он раньше всех подметил необычное сходство преступлений и понял, что за ними кроется нечто большее, чем соперничество сутенеров.

Сутенерские войны вполне заурядны. Девочки – это товар, способ заработать на жизнь. Убивать их бессмысленно. Можно пригрозить, сломать пару костей, оставить шрам в незаметном месте, чтобы шлюхи знали свою территорию и не лезли на чужую. Убийство тут не годится. Кроме того, все жертвы были найдены на откосах холмов, обнаженные и задушенные, – неподходящий стиль для банальных сутенерских войн.

Третье тело обнаружили в воскресенье, 6 ноября 1977 года. Убитую звали Лисса Тереза Кастин, и в отличие от двух первых жертв она была «примерной девочкой», не проституткой и не наркоманкой. Нашли ее в районе другой юрисдикции – в Глендейле.

Кастин занималась танцами и мечтала соединить классическую балетную структуру с дикими стихийными ритмами диско. Она собрала девичью команду под названием «Эл-эй нокерс» («Лос-анджелесские молотилки»), выступавшую в клубах. Несмотря на шутливое название, группа серьезно работала и добивалась все большего успеха. Сама Лисса много лет занималась балетом, и все ее соратницы старались использовать в своих движениях линии и формы классического танца.

Незадолго до гибели Лисса на время забросила группу. Из-за проблем с весом вследствие гипогликемии она нашла место официантки, подрабатывая в агентстве по недвижимости и строительству, принадлежащем ее отцу. Девушка собиралась продолжить образование в Сан-Франциско, изучая танец, вокал и иностранные языки, после чего вернуться к профессиональной танцевальной деятельности. Ее планам не суждено было сбыться.

Об исчезновении Лиссы Кастин заявили довольно скоро, потому что она была ответственным работником. Когда девушка не вышла в свою смену, начальник связался с ее семьей. Отец проверил квартиру Лиссы и обратился в полицию. Еще по пути к дочери он слушал в машине выпуск новостей по Кей-эф-дабл-ю-би, где говорилось о неопознанном трупе, найденном в Глендейле. По описанию убитая была похожа на Лиссу, но отцу не хотелось даже думать об этом.

Управляющий жилым комплексом, где жила Лисса Кастин, при помощи универсального ключа впустил отца в студию, которую снимала девушка. В комнате не было никаких признаков того, что хозяйка побывала дома. Двуспальная кровать застелена, обстановка не тронута, открытый чемодан на две трети заполнен вещами, собранными перед грядущим отъездом в Сан-Франциско. Пропала только машина, которой не оказалось на парковке перед домом.

С телефона управляющего отец Лиссы позвонил в глендейлское управление полиции. Он рассказал про недавний выпуск новостей и объяснил, что его дочь исчезла. Когда он дал ее подробное описание, не забыв упомянуть, что обе ушные мочки у нее проколоты в трех местах, его попросили подъехать в участок.

Опрос отца Кастин вел детектив отдела по расследованию убийств глендейлского управления полиции Дэйв О’Коннор. Он получил достаточно информации о внешности девушки и убедил мужчину, что неопознанное тело скорее всего принадлежит его дочери. О’Коннор отвез его в морг, где для идентификации использовалась система кабельного телевещания. На лицо жертвы направляли камеру, и посетитель мог видеть его на телеэкране – наименее травмирующий способ опознания.

Идентификация не вызвала никаких сомнений, хотя отцу Лиссы не хотелось верить в реальность происходящего. Он позвонил бывшей жене – матери Лиссы – и попросил ее приехать. Но глубина его потрясения убедила детективов, что повторное опознание матерью ничего не изменит. Личность убитой была определена.

С ростом числа нераскрытых убийств Митчелл начал интересоваться похожими преступлениями.

– Сначала я не обратил особого внимания на глендейлский случай, – рассказывал журналист. – Мне было известно, что по некоторым признакам он совпадает с предыдущими, но подробностей я тогда еще не знал. Думаю, я даже собирался отметить, что преступление напоминает по характеру убийство женщины, найденной в Ла-Кресенте, но так ничего и не сказал. На этой стадии о Душителе еще и речи не было.

Митчеллу не давали покоя обстоятельства обнаружения тел.

– Возможно, были аналогичные случаи… где женщин изнасиловали и задушили, а потом подбросили их обнаженные тела… Положение тела также очень меня беспокоило, поскольку было очевидно, что жертва не сама так упала, – объяснял он. – Труп не просто выкинули из машины на ходу. Мысленно возвращаясь назад, теперь я усматриваю в деле еще один аспект, о котором в то время, пожалуй, не особенно задумывался. Это пришло мне в голову позднее, когда были совершены новые преступления: отличный выбор локации, чтобы избавиться от тела.

В таких местах можно бросить труп незаметно для чужих глаз – тупик, пустынный склон холма. Домов ни дальше по улице, ни на другой стороне нет, окружающие здания сравнительно невысокие, так что человек, случайно выглянувший в окно гостиной, вряд ли мог что-нибудь заметить.

Митчелл продолжал:

– Я в полной мере оценил невероятную сообразительность, проявленную преступниками; а временами, как и большинство полицейских, прямо-таки поражался их находчивости. Потрясающей находчивости…



Служба коронера рекомендовала всем детективам, собравшимся на совещание после гибели Кастин, проверить, не связаны ли три жертвы между собой. Поскольку дела были заведены в трех разных районах и, соответственно, в трех разных организациях (управлениях полиции Лос-Анджелеса и Глендейла и лос-анджелесском управлении шерифа), их представителям пришлось признать, что стандартные следственные процедуры здесь не годятся. Ни в одном из ведомств не сумели установить место совершения убийства. Требовалось больше информации, и все надеялись, что при объединении следственных групп ранее не замеченные закономерности всплывут на поверхность и все станет на свои места. Но это не сработало. Чтобы продвинуться в деле, недоставало улик.

Внутригородские проблемы усугубились внезапным ростом количества найденных трупов. В ноябре 1977 года тела задушенных женщин появлялись как грибы после дождя. Восемнадцатилетняя Джилл Баркомб, которую в последний раз видели на углу бульвара Сансет и Пуансеттия-Плейс, была найдена нагой и задушенной 10 ноября на пересечении Фрэнклин-Кэньон и Малхолланд-драйв. Ранее задержанная за проституцию в Нью-Йорке, в последнее время она жила в Голливуде. Одетое тело задушенной семнадцатилетней Кэтлин Робинсон, которую в последний раз видели на углу бульваров Пико и Оушен, обнаружили 17 ноября. Она также считалась в Голливуде «уличной». Двадцатилетнюю Кристину Уэклер, которая жила в Глендейле и изучала искусство в Пасадене, видели живой у дома 810 по Гарфилд-авеню в Глендейле; ее обнаженное задушенное тело было найдено 20 ноября на перекрестке Рэнонс-авеню и Навона-стрит. Четырнадцатилетняя Соня Джонсон и двенадцатилетняя Долли Сепеда в последний раз были замечены на углу бульвара Йорк и 46-й авеню, близ торгового центра «Игл-Рок»; их тела нашли 20 ноября в районе Лэнда-стрит и Стэдиум-Уэй. Юные подруги были ученицами приходской школы. Джейн Кинг, актриса двадцати одного года, которая изучала сайентологию и время от времени подрабатывала моделью, в последний раз появилась в районе Франклин и Тамаринд-авеню; ее тело было обнаружено 23 ноября в пригороде Лос-Фелис близ шоссе Голден-Стейт. Восемнадцатилетнюю Лорен Вагнер, студентку бизнес-школы, учившуюся на секретаря, видели на Лемона-авеню, 9500. Ее тоже задушили; обнаженный труп нашли на Клифф-драйв, 1200.

Сходство преступлений завораживало. Почти все жертвы раздеты догола, все задушены. В каждом случае наличествовала половая связь, а смерти предшествовало связывание или заковывание в наручники. В большинстве случаев сексуальный контакт происходил с двумя мужчинами, один из которых являлся невыделителем.

В ноябре 1977 года каждый новый труп в прессе уже называли очередной жертвой таинственного Хиллсайдского душителя. Теперь невозможно установить, кто ввел в оборот это прозвище – полиция или пресса. Стало ясно, что в Лос-Анджелесе орудует серийный убийца, и город охватил ужас.





Глава 4




К концу ноября, когда число погибших женщин достигло десяти, в городе царила настоящая паника. Количество прогулов в «Голливуд хай» и окрестных школах выросло. Многие женщины держали под сиденьем машины монтировки и бейсбольные биты. Даже некоторые офицеры полиции ввели в своих семьях обязательные контрольные звонки и условные коды.

– У меня дочь старшеклассница, – говорил один из служителей порядка. – Выйдя из школы, она должна была звонить и сообщать, где находится. Также она отзванивалась, приходя домой или отправляясь куда-нибудь. Жена работала, и ей я велел делать то же самое. Мы договорились о двух типах условных сообщений. Одно – если все нормально, второе – на случай каких-либо проблем. Если меня не было на месте, сообщение принимал один из наших. Мы жили в Глендейле, и жена часто ходила за покупками в тот торговый центр, где пропали две школьницы. За себя – полицейского – я, может, и не волновался, но не мог не беспокоиться о близких.

Страх перед Хиллсайдским душителем сыграл на руку политикам. Чиновники давили на полицию, требуя поскорее раскрыть дело, чтобы поставить окончание жуткого кошмара себе в заслугу. Кандидаты принялись поносить неэффективное управление городом и намекать, что в случае их прихода к власти Душителя чудесным образом тут же поймали бы. Представители кабинета понимали, что все эти заявления не стоят ни гроша и противники просто играют на взрывоопасной ситуации, а публика, охваченная истерией, верит им.

Перед полицией стояла главная задача – задержать Хиллсайдского душителя. Было решено создать объединенную оперативную следственную группу из представителей лос-анджелесского и глендейлского управлений полиции и лос-анджелесского управления шерифа. Это не меняло методов расследования, но позволяло сконцентрировать кадровые ресурсы и ускорить опрос тысяч подозреваемых и предполагаемых свидетелей. В лос-анджелесских управлениях было достаточно сотрудников, так что их офицеры могли полностью сосредоточиться на деле; глендейлцы работали сменами, чтобы справляться с остальной нагрузкой. Однако штат в полиции Глендейла был меньше; одни и те же детективы занимались и убийствами, и кражами; им приходилось вести сразу несколько дел. Частичное переключение сотрудников на самую актуальную задачу привело к тому, что криминальная обстановка была оценена заново и некоторые преступления теперь расследовались не так тщательно, как ранее. На проституцию, например, вообще махнули рукой, если в нее не вовлекались несовершеннолетние и не применялось насилие.



Многие детективы уже отчаялись, когда до них дошло известие об организации оперативной следственной группы по поимке Хиллсайдского душителя. Стоял конец ноября, и политики без устали тормошили полицию, требуя результатов. Общественный резонанс, если он возникает, способен с легкостью создавать и разрушать карьеры, поэтому все были готовы на любые меры, лишь бы избежать критики. Создание опергруппы стало единственным решением: это хорошо звучало, хорошо выглядело, и сыщики понимали, что в их интересах ускорить следствие, иначе не миновать неприятностей.

Лос-анджелессцам, выросшим на комиксах про Дика Трейси и далеких от реальности полицейских сериалах, опергруппа казалась чем-то почти мистическим. Обыватели верили, что полиция располагает не только всевозможным оборудованием, но и волшебными способностями, а также космическими технологиями, которые должны поспособствовать поимке убийцы. А при словах «оперативная группа» в воображении возникали тысячи специальных вычислительных машин, лазеры и прочая электронная техника, находившаяся на вооружении элитарной следственной команды, каждый член которой заткнет за пояс самого Джеймса Бонда.


Однако сыщики понимали, что оперативная группа бесконечно далека от ожиданий публики. Человеческий разум – вот что программирует компьютеры, изобретает сложнейшие лазеры и раскрывает убийства. Детективы имели дело с безрассудным убийцей. Жертв он выбирал случайно; единственной их общей чертой, по-видимому, являлся юный возраст. Возможно, существовала какая-то географическая привязка, но между погибшими девушками не просматривалось никакой явной связи, кроме той, что существовала в голове преступника. Компьютер, созданный для упорядоченного хранения и поиска информации, может выстраивать логические связи, но не способен повторить изощренные мыслительные процессы, происходящие в мозгу человека. Самый действенный инструмент для определения мотивов, заставляющих маньяка вновь и вновь совершать убийства, – это мозг детектива.

Впрочем, опергруппа тоже обладает многими достоинствами, обеспечивая концентрацию людских ресурсов и возможность делиться сведениями. Она позволяет завести отдельный компьютер для хранения данных, составить гигантскую таблицу всех улик и зацепок, развесив ее по всем стенам штаба, организовать центр анализа информации. Все это поможет пришпорить следствие.



Лейтенант Стэн Бахман из отдела по расследованию убийств управления шерифа округа Лос-Анджелес подробно описал деятельность оперативной группы. Он рассказывал:

– В нее вошли наши лучшие люди. Мы освободили их от другой работы и предоставили отдельное помещение с собственными телефонами, которое служило, так сказать, мозговым центром. Любая относящаяся к расследованию информация, любые запросы относительно чего бы то ни было поступали именно сюда, к двум-трем сотрудникам, в задачу которых входило отвечать на звонки. Все без исключения данные заносились в журнал, чтобы можно было в нужный момент их просмотреть. Если по телефону сообщали: «Я видел желтый „шевроле“, такой-то и такой-то, в нем сидели такие-то люди», – можно было пролистать журнал и проверить, поступала ли такая информация ранее, от кого именно и сколько раз.

У нас появилась наглядная схема на бумаге, которая занимала почти все стены. А еще у нас была девушка-компьютерщица, настоящая дока по части составления графиков.

Мы начали с самого первого дня, когда был найден первый труп, – пояснял Стэн. – Внесли имя жертвы и соединяли его стрелками с основными событиями, которые к нему относились: вскрытием, вторым обнаруженным трупом и так далее… В таблицу записывались все трупы, все девушки и все факты, связанные с ними. Если просмотреть схему от одного края до другого, с начала до конца, то уже не надо читать кипы дополнительных отчетов, написанных следователями. Все важное было для наглядности собрано воедино.

Благодаря стрелкам прослеживались возможные взаимосвязи. Скажем, первая и двенадцатая жертвы проживали в одном многоквартирном доме. Это отмечалось на схеме: два имени соединялись линией и условным значком: «Жили в одном доме».

Сверившись с таблицей, можно было сразу получить нужные сведения, а если продираться сквозь сотни поступавших отчетов, обязательно что-нибудь упустишь, – заключал Бахман.

Никакого волшебства, никаких электронных чудес XXI века. Всего лишь мужчины и женщины, которые собирали информацию, стараясь не дублировать действия друг друга, и искали взаимосвязь между жертвами и их образом жизни, которая могла бы привести к убийце. В сложившихся обстоятельствах это был наиболее реалистичный и действенный метод расследования. Однако обыватели этого не понимали. Город был объят паникой, и от полиции требовали вернуть жителям спокойствие, арестовав чудовище, которое продолжает собирать свою адскую жатву.

Но детективы столкнулись с тем, что их личная вера в эффективность оперативной группы не помогает убедить население. Родственники одного из полицейских отказались приехать к нему в гости из Северной Калифорнии. Его жена однажды пришла домой в слезах, потому что друзья, похоже, сочли его неспособность мгновенно раскрыть дело личным позором. По Лос-Анджелесу разгуливали преступники и пострашнее, но никому из них не удалось нагнать на город такого ужаса.



Оперативники пытались сохранять способность к хладнокровному анализу и беспристрастность, несмотря на гнев и отчаяние. Большинство из них захлестывали эмоции, и они не желали признаваться, что беспокоятся за своих близких. Офицеры предпочитали делать вид, что все под контролем и кольцо вокруг Душителя постепенно сжимается. В действительности они тоже были близки к панике, поскольку сознавали свою беспомощность. Чем дальше следствие заходило в тупик, чем больше трупов усеивало улицы, тем неуловимее казались убийцы. Полицейские знали, что рано или поздно поймают их, но какой ценой?

Самыми странными жертвами выглядели две малолетние девочки. Соня была дочерью бухгалтера Тони Джонсона, сотрудничавшего с частной католической школой, директриса которой дружила с Терри Мэнганом. Одна из монахинь, преподававших в школе, даже позвонила Мэнгану в Беллингхем, надеясь, что он поможет отыскать убийцу. Этот шаг был продиктован отчаянием и горем. Шеф полиции отдаленного города ничего не мог сделать, но даже будь он в Лос-Анджелесе, он ощущал бы такую же беспомощность, как и следователи, ведущие дело.

Детективы установили, что в ночь убийства обе девочки не выглядели на свой возраст. Они не были испорченными, но отличались некоторым сумасбродством и очень хотели казаться взрослее. Судя по тому, как они были одеты, при искусственном освещении торгового центра им можно было дать лет восемнадцать-девятнадцать.

Джейн Кинг, напротив, была гораздо старше остальных жертв: ей было двадцать восемь. И снова возникло подозрение, что убийцы избрали какую-то новую тактику. Однако изучение снимков трупа и опрос друзей показывали, что она выглядела намного моложе своих лет.

От трупов избавлялись в случайном порядке. Первым убийством занималось голливудское подразделение лосанджелесского управления полиции, вторым – управление шерифа, следующими – соответственно полиция Глендейла, западное, уилширское и северо-восточное подразделения управления полиции, последние три достались рампартскому подразделению. Чаще всего местом преступления становились Голливуд и Глендейл. Одну из девушек в последний раз видели на Гарфилд-авеню, другую – на углу Франклин и Тамаринд-авеню, третью – на углу бульвара Сансет и Пуансеттия-Плейс, четвертую – на углу Сансет и Висты, и так далее.

Район поисков можно было бы значительно сузить, если учитывать только места, откуда девушек забирали, но даже эта информация не отличалась полнотой. Всех жертв задушили, и полиция была уверена, что следы спермы указывают на двух мужчин. Но какого они возраста? Высокие или низкорослые? Как им удавалось заманить женщин в западню без борьбы? Отсутствие ответов рождало лишь новые вопросы.

Нашлась свидетельница исчезновения Лорен Вагнер, поведавшая неутешительные подробности. Лорен была тихой, серьезной, трудолюбивой молодой женщиной, чья жизнь вращалась преимущественно вокруг бизнес-школы и постоянного бойфренда. Она вернулась от него около десяти вечера, и ее видели беседовавшей с двумя мужчинами. Девушка держалась так спокойно, что соседка ничего не заподозрила. Она была уверена, что Лорен ничто не угрожает и она добровольно ушла с незнакомцами. У свидетельницы сложилось впечатление, что это были офицеры полиции, и поведение жертвы, судя по всему, подкрепляло ее показания.



Жизнь в Лос-Анджелесе казалась Келли Бойд замкнутым кругом эмоциональных крайностей. Всякий раз, когда счастье было уже рядом, что-то обязательно рушило ее мечты. Кен приближался к ее идеалу мужчины, но вспышки ревности и его финансовая безответственность нередко выводили Келли из себя. За любое удовольствие надо платить, в чем Бойд еще раз убедилась, купив двух котят.

Келли обожала животных. Ей нравилась их бескорыстная любовь, бесхитростная радость питомца, считающего хозяина лучшим в мире человеком, что бы ни думали о нем остальные. Поскольку они с Кеном намеревались надолго осесть в квартире на Тамаринд и прожить там не менее нескольких месяцев, она предложила завести животное. Идеальным вариантом она сочла котенка: он может на целый день оставаться один и делать свои кошачьи дела в лоток.

Кену эта идея пришлась не по душе. У него была аллергия на шерсть животных, и врач предупредил, что он никогда не сможет завести кошку или собаку. В то же время молодой человек понимал, что Келли очень хочется котенка. Домашний питомец поможет ей скоротать время, когда она останется дома одна. И Бьянки решил попробовать. В худшем случае котенка всегда можно отдать. Но пока он решил, что возможность порадовать Келли стоит риска.

Несколько дней Келли изучала объявления в «Лос-Анджелес таймс» и «Гералд икземинер». Наконец она нашла то, что нужно: в хорошие руки бесплатно отдавали двух котят. В выходные пара отправилась в Пасадену, чтобы посмотреть животных.

Пара крошечных полосатых короткошерстных котят совершенно покорила сердце Келли. Кен возразил, что хватит и одного, но Келли принялась упрашивала его, как маленькая девочка своего папу. Она уверяла, что котята будут несчастны, если их разлучат, а вместе им будет не скучно дома, когда хозяева отсутствуют. Под таким напором Кену пришлось уступить.

Келли была в восторге. Она посадила котят в машину и позволила им ползать по себе. По пути домой пара заехала в магазин, чтобы купить кошачий лоток, домик, корм и крошечные противоблошиные ошейники.

Через несколько дней Бьянки начал кашлять и задыхаться. Келли поняла, что котят придется отдать, но Кен решил сначала провериться у врача.

Из клиники он вернулся в унынии. По его словам, ему сделали рентген и предположили, что дело не в аллергии. У него заподозрили «новообразование», то есть опухоль. Врачи советовали сделать биопсию.

Перепуганная Келли могла думать только о том хорошем, что между ними было и чего она, быть может, вскоре лишится. В тот день, когда была назначена биопсия, Бойд взяла выходной, собираясь сопровождать Кена в клинику. Однако он решил, что ему проще сходить одному, поэтому ей ничего не оставалось, кроме как убрать в квартире и купить цветов, чтобы сделать дом более радостным. Домашними хлопотами Келли пыталась вытеснить мысли о болезни. Она убеждала себя: биопсия непременно покажет, что опухоль доброкачественная и никакого рака у Кена нет.

Келли думала, что исследование продлится недолго, поскольку Бьянки говорил, это быстрая процедура. Он ушел один, намереваясь узнать новости первым, без нее; к тому же врач сказал, что по окончании биопсии можно без проблем сесть за руль и самостоятельно вернуться домой. Но время текло медленно. К трем часам дня Келли не на шутку встревожилась. Может, Кена решили безотлагательно оперировать? Может, перед процедурой ему дали наркоз, от которого он не до конца отошел и попал в аварию? Может…

Подавленный Бьянки вернулся домой лишь около восьми вечера. Он рассказал Келли, что биопсия прошла быстро, но после он поехал к Анджело играть в карты. И добавил, что новости оказались плохие, поэтому он долго не решался предстать перед Келли. Биопсия показала, что опухоль злокачественная. Он может умереть от рака.

Бьянки бестрепетно произносил термины вроде «химиотерапия» и «лучевая терапия». Спокойно рассуждал о выпадении волос и возможных побочных явлениях. Объяснил, что лечение будет проводиться амбулаторно и он хочет ездить по врачам один. Он сможет добираться сам, или же Келли будет его отвозить и дожидаться в машине. Ему нужна ее поддержка, но пусть он ощущает ее дома. Нет нужды наблюдать за процессом лечения.

Келли Бойд непродолжительное время работала в больнице, когда жила в Беллингхеме, но медицинской подготовки у нее почти не было. Бьянки, напротив, научился оказывать первую доврачебную помощь, когда работал на «скорой» в Рочестере. Келли поверила на слово его рассказу о процессе будущего лечения и согласилась на все условия.

Весь вечер пара провела вместе: они смотрели телевизор, болтали, не отходя друг от друга ни на шаг. Кен вел себя спокойно и мирно. Келли пыталась сдерживать слезы, но чувства брали верх, и она периодически разражалась рыданиями. Она старалась быть сильной, так как понимала, что в будущем ей придется заботиться и о Кене, и о ребенке. Но в данный момент ей самой нужна была поддержка любимого. Всю ночь она крепко обнимала его.

После начала лечения Кен начал пропускать работу. Он говорил Келли, что его все время тошнит, и часто оставался дома. Пропуски были не насколько частыми, чтобы речь зашла об увольнении, однако Кен убедил подругу, что его начальству правда ни к чему. Рак не заразен, но многие думают по-другому. Бьянки опасался, что его уволят, как только ему станет хуже и он не сможет работать. Впрочем, он при первой возможности брал больничный, и Келли начала опасаться заметного сокращения доходов.

Однажды в середине декабря, когда Кен был дома, к ним в квартиру постучали полицейские. Пара знала, что недавно произошло очередное убийство, поэтому ничуть не удивилась. Келли признавалась Кену, что ей страшно, к тому же она ждет ребенка, но Бьянки утешил ее, что на беременных, судя по всему, не нападают. Впрочем, в точности никто ничего не знал, и Кен настоял, чтобы подруга всегда носила с собой сигнальный свисток.

Последнее убийство, как считалось, произошло в том же доме на Тамаринд-авеню, где жил Бьянки, и он это знал. Насколько они с Келли помнили, в тот вечер его не было дома. В здании тонкие стены; звуки борьбы были бы слышны большинству жителей. А Кен как раз из тех людей, кто обязательно выглянет из квартиры узнать, что происходит и не нужна ли кому-нибудь помощь.