Хиллсайдский душитель. История Кеннета Бьянки

– На Гарфилд-авеню в Глендейле.

Кристину Уэклер в последний раз видели на Гарфилд-авеню, Синди Хадспет – на Ист-Гарфилд, Джейн Кинг – на пересечении Франклин и Тамаринд-авеню. Новые связи, новые причины для приезда в Беллингхем и гораздо более тщательной проверки Бьянки.

– Вы когда-нибудь бывали в его квартире?

– Да, я поселилась у него, когда съехала с квартиры на Франклин-авеню.

– Когда это было?

– По-моему, в мае семьдесят седьмого.

– То есть полтора года назад?

Келли показали фотографии. На одной из них был подержанный «кадиллак» Кена, изъятый за неплатежи. На ветровом стекле отчетливо виднелась наклейка с гербом округа Лос-Анджелес. Келли опознала машину, что обеспечило еще одну привязку. Благодаря наклейке у машины был «официальный» вид: окружающие (в том числе будущие жертвы) могли предположить, что она принадлежит офицеру полиции. Наклейка укладывалась в предварительную ориентировку, если учитывать, каким способом предположительно совершались похищения девушек.

У Кена был жетон, похожий на полицейский, добавила Бойд, но она не знает, зачем он ему.

На все вопросы Келли отвечала правдиво и подробно. Она понимала, что единственный путь помочь Кену доказать свою невиновность – ни разу не попасться на лжи. Она должна быть абсолютно честной. А если Кен виновен (чего она втайне все больше опасалась), то правда станет ее прикрытием и защитой. Риска, что ее тоже арестуют, нет. Она продолжит заботиться о Шоне – единственном, кто доподлинно не виноват во всей этой истории.

Разговор перешел на Анджело Буоно. Что ей известно о нем? Что она о нем думает? Что делал для него Кен?

Келли призналась в своей неприязни к Анджело. С ним она всегда чувствовала себя не в своей тарелке и не видела в нем ни доброты, ни искренности, хоть и не пыталась внимательнее вникнуть в его поведение. Насколько она знала, Буоно никогда ни в чем плохом замешан не был, однако Бойд в этом сомневалась. Следуя своим принципам, она не собиралась указывать Кену, с кем водить дружбу, но сама не собиралась тесно общаться с его кузеном.

– У Кена когда-нибудь появлялись крупные суммы денег, которые вам…

– Никаких крупных сумм не было, но несколько раз мы оказывались на мели, и тогда Кен говорил: «Схожу к Анджело. Он одолжит нам деньжат, если они у него есть». А потом возвращался с двадцатью или сорока долларами.

Келли рассказала, что ее гражданский муж часто ходил звонить по телефону из глендейлской библиотеки. Очередная зацепка! Девочку по вызову в «модельном агентстве» заказали именно из библиотеки.

Всплыли и другие интересные факты – не улики, просто неизвестные подробности, которые требовали проверки. Так, Келли рассказала о поисках фотографии бывшей жены Кена, которую попросил показать один из беллингхемских полицейских:

– Я заглянула в нижний ящик комода Кена и увидела, что поверх его белья лежит розовая короткая пижама с трусиками на резинке – не обычными пижамными шортами, а именно трусиками на резинке. Но раньше она никогда не попадалась мне на глаза. Я вытащила ее и показала Дэйву [беллингхемскому детективу], а он говорит: «Да, мы видели ее в ночь после убийства, когда обыскивали дом. Она была свернута и засунута под белье». Пижама не моя. И не моей сестры. Не знаю, чья она, но честно говоря, меня удивило, что она там оказалась.

Женская пижама. Может, она принадлежала одной из жертв Душителя или имела отношение к нераскрытому убийству? Или Кен использовал ее для каких-то других целей? Келли заверила, что он не бисексуал и никогда не переодевался в женскую одежду. В его сексуальном поведении не было никаких отклонений. Так что же все это значило?



Дин Бретт – адвокат, нанятый Келли Бойд для Кена Бьянки, – отличался независимым духом. Он напоминал первопроходца-интеллектуала, который днем возводит себе шалаш, а по ночам при свете костра читает книги. Он считал себя одним из самых либеральных юристов в Беллингхеме и, не будучи адвокатом по уголовным делам, иногда брался за них, поскольку в городе не было системы государственных защитников.

Бретт питал стойкое отвращение к бюрократии государственных структур, а особенно ненавидел поголовную некомпетентность юристов городских и окружных учреждений. Выпускник юридической школы, выступая государственным защитником, или окружной прокурор обязательно получат гонорар, даже если выполнят свою работу из рук вон плохо. Такие люди не сталкиваются ни с испытаниями, ни со сложными задачами, что претило устремлениям Бретта.

Обвиняемый в убийстве имеет право изучить все имеющиеся против него доказательства. Вдобавок его адвокат может рассчитывать на помощь следователей, если потребуется найти или проверить информацию. Однако Бретт сразу настроился докопаться до самой сути. Он хотел составить полное представление о личности Кена Бьянки – человека, которого всё увереннее считали главным подозреваемым не только по беллингхемскому двойному убийству, но и по дюжине лос-анджелесских удушений. Кто таков его подзащитный? Где его корни? Каким было его детство? Почему он оказался в ситуации, когда ему внезапно пришлось сражаться за свою жизнь, упорно отрицая причастность к страшным преступлениям?

Дин Бретт начал устанавливать контакты со всеми людьми и организациями, которые имели отношение к Кену Бьянки на протяжении многих лет. Собранные таким образом сведения составили поразительную историю, которая еще долго будет обсуждаться психиатрами и социологами.



Жизнь редко улыбалась Фрэнсис Буоно, матери Кена. Ее родители, итальянские иммигранты, некогда поселились в городе Рочестере, штат Нью-Йорк. Истовые католики, любые формы предохранения от беременности они считали грехом, а большую семью – даром Божьим. Фрэнсис была одной из восьми детей Буоно.

Свое детство она считала счастливым, хотя жилось им нелегко. Отец Фрэнсис был типичным итальянцем, переселившимся в США на рубеже веков. Он брался за любую работу, стремясь обеспечить своим детям лучшую судьбу. Не важно, что для этого приходилось трудиться буквально сутками напролет, и отец добирался до дому настолько измотанным, что хватало сил только рухнуть на кровать. Значение имело лишь будущее детей и семьи. Отец настоял на том, чтобы все его отпрыски посещали школу, хотя помочь им с уроками был уже не в состоянии. Его жена тоже проводила время в бесконечных хлопотах по дому.

Ценности, привитые юной Фрэнсис Буоно, были довольно просты: брак, дом в респектабельном районе, где проживает средний класс, и большая семья. Муж – добытчик, жена воспитывает детей, в этом и есть залог счастья.

Николас Бьянки происходил из семьи, похожей на ту, в которой выросла его будущая жена. Оба они родились в 1919 году и были американцами в первом поколении, выходцами из итальянских католиков. Николасу в детстве приходилось не так тяжело: его отец работал закройщиком обуви в известной компании «Хики-Фриман». В семье было всего пятеро детей, и заработков квалифицированного ремесленника хватало на вполне зажиточное существование.

Детские годы Николаса Бьянки были омрачены не столько финансовыми, сколько эмоциональными трудностями. Он сильно заикался и подвергался постоянным насмешкам ровесников. Николас старался держаться открыто и дружелюбно, надеясь, что доброта к окружающим возместит трудности в общении. Однако другие дети жестоко дразнили мальчика, он стал замкнутым, робким и в конце концов на второй год обучения в «Джефферсон хай скул» бросил школу. Юноша нанялся разнорабочим на Нью-Йоркскую центральную железную дорогу, где обнаружил, что взрослые куда больше ценят умение трудиться, чем умение говорить.

Николас решил работать над собой. Он попытался поступить на службу в армию, но этому воспрепятствовали трудности личного свойства. Он панически боялся червей и насекомых; эта фобия и другие особенности нервной системы сделали его непригодным к службе.

Перенести отказ было тяжело, тем более что приближалась Вторая мировая война. Но раз уж не удалось послужить своей стране, по крайней мере оставалась возможность получить профессию и укрепить собственное материальное положение. Николас поступил в «Америкэн брейк шу компани», где производили тормозные колодки, и по двенадцать часов трудился в конструкторско-литейном отделении, стремясь побольше заработать и обеспечить себе будущее.

Фрэнсис Буоно тоже покинула школу «Джефферсон хай» на втором году обучения. Они с Бьянки с детства были влюблены друг в друга, и, когда Николас пошел работать, у Фрэнсис не осталось стимулов продолжать учебу. Деньги, которые она могла заработать, пригодились бы и семье, так что родители одобрили ее поступление на службу в «Химчистку Спиди». Девушка трудилась без устали, заслужила уважение начальства и в конце концов получила должность заведующей в отделении на Вест-Мэйн-стрит.

К декабрю 1941 года Николас и Фрэнсис собрались пожениться. Они любили друг друга, усердно трудились на любимой работе и лелеяли общие мечты о будущем. У них будет свой дом и множество детей; молодых людей переполняли чувства, которыми они готовы были щедро делиться. И 27 декабря в церкви Святого Антония Паду-анского отец Майкл Тайдингс обвенчал Николаса Бьянки и Фрэнсис Буоно.

Проходили недели, месяцы… Брак оказался счастливым, молодожены по-прежнему обожали друг друга. Вот только в спальне эмоции накалялись. Оба хотели детей, но ничего не получалось. Наконец пара решила обратиться к врачу. Там выяснилось, что здоровье Фрэнсис под угрозой, и единственная возможность спасти ее – гистерэктомия, удаление матки. Разумеется, операция навсегда лишит ее возможности иметь собственных детей.

Фрэнсис пала духом. Казалось, жизнь для нее кончилась. Молодая женщина потеряла уважение к себе и постепенно превратилась в ипохондрика, который в любом легком недомогании видит признаки смертельного недуга. К тому же она поддалась депрессии и лишилась воли к жизни. Ничто не могло избавить Фрэнсис Бьянки от чувства неполноценности из-за неспособности родить ребенка, о котором они с мужем так мечтали.

Друзья, видевшие, как ласкова Фрэнсис со своими младшими родственниками и соседскими ребятишками, как нежны отношения между супругами Бьянки, считали, что им обязательно стоит завести ребенка; ведь несправедливо, что дети порой рождаются у тех, кому они совсем не нужны. В конце концов пара решила взять приемного малыша, который непременно станет для них родным – и в глазах закона, и по велению любящих сердец.




О родной матери Кена известно не так много. Впрочем, в записях суда по делам несовершеннолетних округа Монро, штат Нью-Йорк, и других учреждений говорится, что она была совсем юной и забеременела от двадцатичетырехлетнего мужчины, происходившего из итальянской католической семьи, как и сами Бьянки. Девушка в то время была не замужем, а впоследствии вышла за другого мужчину, умолчав о своем внебрачном ребенке. Ростом 1 метр 63 сантиметра, с темными волосами и голубыми глазами, она была чрезвычайно привлекательна. Но девушку портила крайняя нервозность: она грызла ногти и беспрерывно курила. Согласно отчету об усыновлении округа Монро, «мать представляется жалкой личностью с ограниченными умственными способностями». Сообщалось также, что с четырнадцатилетнего возраста она вела распутную жизнь и часто попадала в поле зрение суда по делам несовершеннолетних.

Человек, за которого вышла замуж биологическая мать Кена, служил на военной базе Форт-Дикс. В прошлом он перенес нервный срыв и вскоре после свадьбы расстался с женой. Она очутилась в Буффало, штат Нью-Йорк, где познакомилась с сорокатрехлетним мужчиной, видимо, рассчитывая заполучить следующего мужа.

Предположительно мать Кена была алкоголичкой. Достоверно это не установлено, хотя есть свидетельства, что она частенько посещала бары.

Если проанализировать вырисовывающуюся картину, ребенок был зачат в результате полного неведения насчет методов контрацепции, а не по желанию матери. Растущий живот, по-видимому, негативно влиял на личную жизнь молодой женщины, и она наверняка ощущала неприязнь к плоду в своей утробе. Согласно исследованиям, стресс, испытываемый беременной женщиной, и ее личные проблемы способны нанести вред ребенку. Доказано также, что на младенца могут повлиять алкоголь и наркотики, принимаемые матерью.

Пострадал ли Кен Бьянки при рождении? Явных указаний на это нет. Роды прошли при тазовом предлежании, новорожденный был доношен, весил 2 килограмма 800 граммов, что также вполне нормально. Никаких недугов и пороков развития у него не выявили.

Если беспокойство матери нанесло эмоциональную травму плоду, то после рождения неприятности Кена Бьянки лишь умножились. Он был передан во временную приемную семью, где им совсем не интересовались. Немолодая приемная мать на целый день отправляла младенца то к одним, то к другим соседям и забывала про него. Судя по всему, она тоже была горькой пьяницей. Кену подобрали новую приемную семью, но лишь спустя несколько непростых недель.

Здесь снова возникает множество вопросов о том, как печальное начало жизни повлияло на маленького Кена. Родная мать, которой он был не нужен, отдала его другой женщине, которая тоже не заботилась о мальчике, перекидывая его с рук на руки. Специалисты по вопросам жестокого обращения с детьми считают, что подобные ситуации определенно оказывают влияние на младенца. Доктор Пэмела Ригор, психолог из Южной Калифорнии и специалист по проблемам трудного детства, полагает, что эмоциональные последствия в таких случаях варьируются от обостренного чувства собственной беззащитности до умеренно антисоциального поведения. При этом приемные дети, попавшие в благоприятную обстановку, обычно избавлены от будущих сложностей.

Жестокое обращение, если ребенок подвергается ему достаточно долго, может привести к так называемым измененным состояниям сознания. Жестокость – эмоциональная, физическая или их сочетание – способна подталкивать ребенка к насилию, а потом стирать совершенные проступки из его памяти. Доктор Ригор считает, что подобные изменения личности простираются гораздо дальше первых четырех месяцев жизни. Впрочем, поскольку аспекты жестокого обращения с детьми до недавнего времени практически не исследовались, нет и достоверных данных о связи тяжелого детства и склонности к насилию у взрослых.

Фрэнсис и Николаса Бьянки узнали о Кене и той ситуации, в которой оказалась его мать. Они решили, что женщина охотно откажется от ребенка, и обратились к ней с предложением об усыновлении. Договорились об условиях, после чего занялись юридическим оформлением через суд.

Наконец у Фрэнсис Бьянки появилось желание жить. Она ходила в церковь и читала новену (девятидневную молитву) за младенца. Женщина клялась воспитать Кена в правильной вере и отдать в католическую школу, если Господь позволит ей стать его матерью. Она мечтала наполнить жизнь малыша любовью, дать ему все то, чем обделила родная мать. На тот момент Фрэнсис исполнилось тридцать два года, ее мужу – тридцать три. Они были женаты около десяти лет, и сейчас у них впервые появился шанс завести ребенка – возможно, единственный шанс.

Наверное, никто, включая саму Фрэнсис, не сумел бы описать ее чувства, когда трехмесячного Кена передали ей на временное содержание. Наконец-то у нее появилось дитя, настоящий малыш, сын, которого она могла холить, лелеять и воспитывать. Правда, ребенок пока ей не принадлежал. Формально он состоял под опекой суда, хотя Фрэнсис и приняла на себя ответственность за его физическое благополучие. По закону она числилась «временной матерью». Процедура полного усыновления завершилась лишь в 1952 году, когда Кену уже был почти год.

Фрэнсис разрывалась между любовью и страхом. Она отдала малышу сердце и душу, но ужасно боялась, что его в любой момент могут отнять. Если суд решит, что она недостойна его воспитывать, второго шанса ей, наверное, не представится. Она должна сохранить Кена, потому что другого ребенка в ее жизни уже не будет.

Постепенно страхи Фрэнсис перекинулись на здоровье малыша. Она начала таскать его по врачам. У Кена открылась аллергия, вызванная загрязнением воздуха; были и другие адаптационные проблемы. Но приемная мать всегда находила способ их преодолеть. Между 4 декабря 1951-го и 22 мая 1952 года ребенок восемь раз побывал у врачей. Серьезных осложнений у него не выявили. Он хорошо прибавлял в весе, единственным явным недомоганием была респираторная инфекция, которая поддавалась лечению медленнее, чем обычно. И все-таки поддавалась.

Страхам миссис Бьянки за приемного сына не было числа. Она вечно беспокоилась о его здоровье, создав в доме атмосферу постоянной нервозности. Казалось, женщину не отпускает страх, что у нее отнимут единственный шанс на жизненно необходимое ей материнство. И если мальчика не отберет суд, то это сделает некомпетентность медиков.

Тревоги за здоровье малыша усиливались жилищными условиями: семья обитала на Сэкстон-стрит, в квартире на первом этаже, выходившей окнами на улицу. У четы Бьянки не было возможности приобрести дом получше, однако Фрэнсис сумела доказать свое умение создать для приемного сына счастливую семейную обстановку. Отчет об усыновлении гласил: «Это неприглядный жилой район всего в одном квартале от оживленного перекрестка Броуд и Сэкстон-стрит. Здесь нет внутреннего дворика, окна выходят практически на тротуар.

Четырехкомнатная квартира недавно заново отделана. Миссис Бьянки утверждает, что занималась ремонтом сама. У нее своеобразные предпочтения в выборе обоев, зато художественные наклонности налицо: большинство людей вряд ли выберут для гостиной обои с китайским рисунком. В квартире очень чисто, хозяйке удалось создать милую обстановку в столь невзрачном окружении.

У Кеннета собственная спальня, обставленная детской мебелью из клена. В комнате уютно, стены украшены вырезанными из журналов картинками и игрушками, чтобы привлекать внимание малыша».

Вскоре семья переехала на Саратога-авеню в квартиру попросторнее. Новый дом находился в гораздо более привлекательном районе и обладал неоспоримым преимуществом – огороженным двориком. Теперь семейству Бьянки не надо было волноваться, что начинающий ходить ребенок, едва они отвернутся, окажется на проезжей части.

Усыновление Кена изменило жизнь супругов к лучшему. Друзья говорили, что Николас сделал ребенка средоточием своей жизни. Бьянки стал спокойнее и даже меньше заикался, когда рассказывал о прибавлении в семействе.

К оценке семейной обстановки привлекали и медиков. Они проверяли, обладают ли родители достаточной эмоциональной стабильностью, чтобы создать для растущего ребенка подходящую среду. Согласно отчету того периода, приемная мать Кена «с появлением в доме ребенка стала намного меньше жаловаться на собственное здоровье. Он [врач, лечивший миссис Бьянки до усыновления] сообщил, что раньше она очень часто к нему обращалась, но он принимал ее только в случае реальной необходимости. Он считает, что она всегда была легковозбудимой, но не видит в этом вреда для ребенка. По его мнению, ее материнская любовь компенсирует любые эмоциональные расстройства, поскольку чувства миссис Бьянки искренни и непритворны».

Другой врач отметил, что «состояние и эмоциональная устойчивость [миссис Бьянки] могут улучшиться после преждевременного наступления менопаузы, вызванного оперативным вмешательством».

Итак, в жизни Кена Бьянки наконец наступила стабильность. Он больше не переходил из рук в руки, отвергаемый каждой новой приемной матерью. Его усыновила любящая семья. Миссис Бьянки, которая боялась на всю жизнь остаться без детей, теперь могла расслабиться.

Однако Кен расслабиться не сумел. Почти с самого момента усыновления мальчика мучили всяческие недуги. В первую очередь – астма, из-за которой семья на время даже переехала в Лос-Анджелес, надеясь, что ребенку помогут солнце и теплый климат. Но жизнь там не задалась. В январе 1957 года Кен упал с игрового комплекса на детской площадке начальной школы «Сенчури парк», разбив нос и затылок. Он вообще часто падал, и родители выразили персоналу школы недовольство плохим присмотром за детьми.

Кроме того, у мальчика случались легкие припадки и появилась привычка закатывать глаза, когда он бывал чем-то расстроен. Миссис Бьянки не сомневалась, что у него эпилепсия. Врачи же считали, что дело в другом. По их мнению, приступы были обусловлены психологическими проблемами. Позиция медиков выводила мать Кена из себя.

На следующий год, когда Бьянки вернулись в Рочестер, Кена поместили в больницу из-за частого неконтролируемого мочеиспускания. Миссис Бьянки перепробовала все методы наказания, какие только могла изобрести, чтобы отучить сына мочиться в штаны. Согласно отчетам социальных работников, она дошла до того, что шлепала мальчика перед походом в туалет, проверяя, сухие ли у него брюки.

Согласно больничному заключению, «Кеннет Алессио Бьянки, семилетний усыновленный мальчик, направлен доктором Таунсендом в социальную службу. Поступил в клинику 15 декабря 1958 года с диагнозом „расстройство мочеиспускания“. Поставлены следующие диагнозы: 1) дивертикул; 2) подковообразная почка; 3) транзиторная гипертензия. Помимо данных физического обследования, доктор Таунсенд подчеркнул наличие у мальчика психологических проблем. Ребенок измучил все отделение. Днем он чувствовал себя отлично, но как только наступало время посещений и приходила мать, все сразу становилось плохо, особенно по мнению миссис Бьянки. Кен постоянно жаловался, а его мать отвлекала этими жалобами любого врача или медсестру, которые оказывались рядом. Госпитализация ребенка оказалась тяжелым испытанием, и доктор Таунсенд не уверен в адекватности социального и домашнего окружения пациента».

Больничный персонал счел миссис Бьянки слишком эмоциональной и суетливой, а поведение Кена – ненормальным. Однако вопрос о том, что же происходило на самом деле, остается открытым. Возможно, Кен превратился в типичного ребенка-манипулятора, который ладит с медицинскими работниками, потому что они откликаются на его дружелюбие, и при этом постоянно жалуется матери, поскольку ему на руку, когда она злится на окружающих? Так поступают многие дети, причем без всяких отклонений. Как бы то ни было, врачи и привлеченные к делу социальные работники решили, что и матери, и ребенку необходима консультация психиатра. Но они туда так и не попали.

В 1959 году в жизни миссис Бьянки появились новые трудности. Они с мужем решили приобрести дом, о котором всегда мечтали, хоть и не могли позволить такие крупные выплаты по кредиту. Социальные работники, которых вызвала рочестерская больница, полагали, что миссис Бьянки ведет себя «все более и более неразумно». Но так ли уж неразумно, если учесть ее воспитание?

Брак, семья, дом и церковь были для Бьянки основополагающими ценностями; с покупкой дома в Грисе осуществилась их мечта.

Грис, пригород Рочестера, был застроен скромными, не слишком дорогими домами. Это место отлично подходило для воспитания детей и спокойной респектабельной жизни. Супругам Бьянки оно казалось раем на земле.

Но сколько стоит мечта? Какую цену придется заплатить за полное счастье? Дом в пригороде Рочестера стал для четы Бьянки пределом стремлений. Фрэнсис Буоно взлелеяла его в своих фантазиях. Конечно, обойдется он недешево. Все обходится недешево. Выкупить две закладные, даже со всеми сверхурочными Николаса, будет трудно. Но это ерунда. Главное, Кен получит ту жизнь, мечты о которой привели на американскую землю родителей миссис Бьянки.

Неразумно? Возможно. Но тогда столь же неразумно вели себя миллионы иммигрантов и их потомки.

Настоящие сложности вызывал не столько сам дом, сколько напряженность из-за выплат по закладной. Николас Бьянки все время трудился сверхурочно, и Фрэнсис тоже пришлось подыскать работу на неполный день. Возможно, нервозная обстановка сказалась и на Кене, хотя полной уверенности в этом нет. В медицинских заключениях обычно не исключалось, что мальчик просто притворяется. Например, когда Бьянки еще жили в Калифорнии, доктор Ральф Букмен отметил: «Закатывание глаз случается у мальчика в момент испуга, или же, как предполагает доктор Уикс, это выработанная ребенком дурная привычка».

Врач добавлял: «Мать утверждает, что отец позволяет сыну делать все, что он пожелает; вполне возможно, что между родителями существует конфликт в вопросах воспитания ребенка».

В Грисском отделе образования сохранилось досье Кена, где есть и наблюдения, сделанные во время родительского собрания 16 декабря 1958 года: «Присутствует миссис Бьянки. Очень нервная, легковозбудимая особа. В результате Кен тоже стал нервным, мочится в штаны. Проверить его медицинскую карту. Матери необходимо вести себя спокойнее».

По мнению некоторых психиатров и психологов, когда один из родителей доминирует, а другой несколько пассивен, у ребенка по мере взросления могут возникать эмоциональные расстройства. Впрочем, существует столько различных расстройств, что критики этой теории считают ее всего лишь отговоркой, когда не удается установить более конкретные причины нарушений поведения.

Миссис Бьянки производила впечатление доминирующего родителя, но действительно ли это приводило к проблемам? Ее поступки диктовались любовью. 13 сентября 1959 года Фрэнсис даже направила в школу требование, чтобы ее обязательно уведомляли, «если Кеннет упадет или получит травму, вне зависимости от ее серьезности». Она боялась, что будет потеряно слишком много времени, если в школе недооценят тяжесть его состояния, – законные опасения родителя, заинтересованного в благополучии своего ребенка.