Харроу из Девятого дома
Часть 56 из 66 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Он должен знать. Он может помочь тебе.
– Может, я лучше полежу и подожду, пока все само не наладится? – предложила я.
– Ты хочешь, чтобы Харрохак вернулась в свое тело или нет? – резонно спросила она.
Она знала, что возразить мне будет нечего. Посмотрев на меня, она добавила:
– Это твой шанс, Гидеон. Если ты хочешь ей помочь, другого способа нет.
И добила третьим ударом:
– Позволю себе напомнить, что Зверь Воскрешения идет за нами, за ней, пока мы разговариваем.
Если бы ты вернулась, мне бы, наверное, не пришлось вслед за Иантой Тридентариус тащиться к богу. Но ты не вернулась. Ты пропала. Может, оно и к лучшему. Я все еще не знала, что ты со мной сделаешь за эту беседу: пожалеешь или накажешь. Но я знала, что будет хуже.
49
– Я имперская – длань, и тебе не сравниться со мною,
Лучше всех я с мечом…
Голос Ортуса Нигенада разносился по обледеневшему, заваленному мусором залу не хуже выстрелов Спящей. В огромном теле – в жестокой юности Харрохак полагала, что это тело куда лучше станет выглядеть, когда превратится в кости в фамильном склепе – таились легкие, достаточно могучие, чтобы декламация могла разбудить мертвого.
Абигейл тоже подала голос, но слова ее звучали отчаянно и дико.
– Нигенад, ты слишком хорошо обо мне думаешь!
– Ничего подобного, госпожа! …Лучше всех я с костями и плотью. Пади предо мной и гордись, что тебя я сражу…
Книга пятая. Самая нелюбимая у Харрохак.
– Боже, – услышала она Абигейл, – боже, помоги мне.
Шаги тяжелых ботинок послышались ближе. Харроу не осмелилась высунуть голову из-за саркофага. Она все равно знала, что увидит. Вместо этого она широким полукругом рассыпала прах вокруг себя и Ортуса и подняла из праха зазубренную стену в виде гигантского черепа, в шесть футов высотой и дюйм толщиной. Самая прочная и толстая теменная кость, с которой она могла справиться, пока не стала ликтором. Стена немного умалила силу голоса Ортуса, слова теперь не так гремели под потолком, но зато впечатляюще резонировали внутри этого черепа.
– Сколь же безумен ты, если сразишься со мной,
Молвил ликтор и…
Костяная стена рухнула. Это было невозможно. Харроу отлично помнила ту костяную стену, которую возвела вокруг себя, Гидеон и Камиллы Гект в те жуткие последние мгновения на садовой террасе. Она уже почти лишилась сил, но все же ограда выдерживала решительные атаки одной из дланей императора не меньше минуты. Цитере исполнилось десять тысяч лет, и она владела неиссякаемым источником магии. У Спящей были мешковатый оранжевый костюм и несколько пушек. Но она смела эту преграду одним раздраженным движением, как неожиданную паутину где-то в подвале. Кость даже не сломалась, она раскрошилась, как старая штукатурка. Спящая просунула голову и плечи в дыру, выставив перед собой пистолет, и выстрелила Ортусу в живот.
Ортус рефлекторно зажал рану, и сразу стало очень тихо. Он отвел от живота окровавленную руку и пораженно посмотрел на нее. Харроу перевела взгляд с дыры – аккуратной, будто просверленной, на его лицо, а потом на Спящую, которая все еще торчала в нелепом проломе. Проломе в непробиваемой костяной стене. Пистолет дымился. Скрытое маской лицо ничего не выражало.
Ее рыцарь снова откашлялся и, запинаясь, попытался снова взреветь:
– Нониус, ране… – тут ему пришлось сглотнуть. – Нониус, ра…
И замолчал.
Сердце Харроу сжалось, как комок фольги. Она схватилась за обломанные края своей стены и резко толкнула кость вперед, уронив Спящую на спину. Разлетевшиеся кусочки кости она обратила в конструкты прямо на лету – это было просто даже сейчас, это было просто даже в младенчестве. Один, два, три… четверо лязгающих костями скелетов бросились в атаку, рвать и ломать лишенными плоти руками. Спящая встретила их уже на ногах. Первому она попала в череп, и все тело разлетелось в прах, чего не должно было случиться. Со вторым обошлась точно так же. Третьему удалось схватить ее за свободную руку, пока пуля не прошла сквозь позвоночный столб и не обратила скелет в кучку мусора. Кровь пульсировала в ушах Харроу, голова кружилась, кожа стала влажной. Она подняла еще четверых скелетов. Она не понимала, почему Ортус вдруг сошел с ума. Но если Девятый дом наступает, Преподобная дочь должна наступать вместе с ним.
Она закричала – не загремела боевым рогом, а скорее завыла сиреной.
– Нониус, раненый, выплюнул кровь.
Меч не дрожал.
– Харроу, – слабо сказал Ортус.
– Смело ответил он…
Вот тут она замялась. На ответах Нониуса она обычно начинала думать о чем угодно другом.
Она вдруг поняла, что Абигейл читает молитву. В ее голосе не было ни страха, ни отчаяния. Ее слова сплетались и сливались воедино, как капли воска на свече, которые стекают по ней бледной жидкостью и соединяются внизу. Харроу услышала несколько слов:
– …Когда я вернусь домой, моя семья принесет тебе жертвы. Лучшую нашу кровь, самую юную. Лучшую нашу кровь, самую древнюю.
Когда Харроу замялась, Ортус прошептал:
– Сила твоя велика…
– Сила твоя велика, – торопливо продолжила она, – воин великой смерти. Мне не сравниться с тобой ни силой, ни…
Спящая уничтожила последнего скелета ударом руки в перчатке. Удар выглядел почти небрежным.
– Все кончено, – сказала она и прицелилась Харроу в голову.
Свечи вспыхнули ярко-синим, похожим на хризантемы пламенем высотой в шесть футов. Время застыло. Харроу, раскинув руки, смотрела, как костяные обломки замирают в воздухе, как падающие белые звезды. Пламя ревело. Она оглядела комнату: Магнус, Диас и Протесилай неподвижно лежали на прежних местах, Дульси Септимус выглядывала из-за угла, и глаза ее горели свирепым огнем, и…
Абигейл Пент светилась, как голубое солнце чужой планеты. Длинные лучи света вырвались из ее пальцев. В руках у нее оказалась книга, все страницы которой излучали такое же синее сияние. В этом безумном холоде Абигейл вся промокла от пота, ее окружал пар магии духа, она сбросила куртку и перчатки и стояла в платье и мантии. Вонь ударила Харроу в лицо: вода, море, кровь. Множество голосов слились в один на губах Абигейл. Она закричала.
Время понеслось дальше. Спящая со щелчком спустила курок, затрещал металл и ничто не попало Харроу в голову. Перед ней выросла тень – и это была тень всех теней. Столбы голубого пламени превратились в маленькие черные свечи. Харроу застыла, услышав звон большого колокола.
БУМ. БУМ.
БУМ. БУМ.
БУМ. БУМ.
Первый колокол Дрербура, Первый колокол Девятого дома громко звенел в лаборатории. А между Харроу и Спящей встал человек.
На человеке была кираса из черных пластин – в Когорте таких не носили уже несколько веков. Маленькие волоконные пластины, тусклые, неотполированные, матовые, чуть заходящие друг на друга – не то что блестящий обсидиан. Остальная часть его облачения казалась менее древней: черные холщовые штаны, заправленные в черные поножи из кожи и плекса, жесткий и простой дрербурский плащ из грубой ткани, не очень заношенный, но слишком свободный. Потертые перчатки из черного полимера – не лучше, чем у Гидеон.
В одной из рук он держал рапиру из черного, как ночь, металла, с простой рукоятью. С гарды свисали, тихо позвякивая, костяные четки, которые заканчивались резным изображением Безротого черепа, таким узнаваемым даже в тусклом свете. Во второй руке был простой кинжал из черного металла. Его лезвие оказалось в паре футов от лица Харроу – именно там клинок перехватил пулю Спящей.
Вновь прибывший повернул голову, чтобы посмотреть на Спящую, а потом на Харроу. В свете черных плюющихся свечей она не разглядела ничего необычного. Темные дрербурские волосы, коротко подстриженные, но не сбритые согласно обычаю. Изображение черепа на лице еле намечено, всего несколько линий у нижней челюсти и подбородка, намекающих на челюстную кость.
Пламя охватило Абигейл Пент. Она казалась испуганной, радостной и явно удивленной. Она казалась очень далекой, как будто уже была не с ними. Очки соскользнули с носа, и голубое сияние делало ее глаза темными, глубокими и дикими. Пятый дом всегда покрывал себя налетом цивилизации, хороших манер и вежливости, но Пятый дом умел говорить с духами и вызывать мертвых. А смерть – главный дикарь.
Спящая отступила в сторону и опустила пистолет.
– Девятый – мое имя, – сказал вновь прибывший. – Девятая – моя родина и мой очаг. Я пришел по твоему зову. Никто не может вернуться из Реки, если его не свяжут кровью. Скажи мне, зачем я здесь.
И Абигейл сказала:
– Я воззвала к твоему имени, Матфий Нониус, рыцарь Девятого дома. Защити Преподобную дочь Дрербура и уничтожь ее врагов.
– Побереги дыхание, – посоветовал призрак Матфия Нониуса. – Этим я занимался при жизни и после смерти соображу без чужих указаний.
– О боже, – сказала Харроу про себя.
Говоря, вновь прибывший потихоньку сдвигался вправо, прочь от Харроу. Спящая не сводила с него пистолет и ждала, что он будет делать. Теперь она выстрелила – и Нониус сорвался с места. Одним длинным плавным движением он распластался, уходя от пули, превратил свое тело в приспособление для прицельного броска рапиры, как будто игла вылетела из пружинного шприца. Клинок воткнулся в рыжий бок, и Спящая отшатнулась. Харроу увидела, как из разрыва закапала темная жидкость. Тело Нониуса каким-то образом вернулось на прежнее место. Кончик рапиры был направлен противнице в лицо. Нониус возобновил медленное движение по кругу.
– Инструмент для убийства зверей, – сказал он. – Какой воин воспользуется таким оружием в благородном бою? Достоинство окончательно покинуло Девять домов после того, как я увидел звездный свет, или ты разбойник или головорез?
– Ты такой же призрак, как и все они, – сказала Спящая, но на этот раз в ровном голосе, доносящемся из-под маски, слышалось недоверие. – Ты не можешь устанавливать правила.
– При жизни я был лишь человеком, – согласился призрак. – Но Девятый дом оказал мне честь и сделал меня, недостойного, своим слугой. Гласом Гробницы я говорю, и сила моя – сила Черных врат… почему я так странно разговариваю?
Спящая выстрелила дважды, но клинок мелькнул, прикрывая тело Нониуса, не успела Харроу даже услышать выстрелы. Одна пуля срикошетила куда-то во тьму, вторая, кажется, попала в броню, и Нониус чуть покачнулся от удара. Клинок прянул вперед так быстро и уверенно, что его трудно было заметить. Спящая приглушенно выругалась сквозь маску и уронила пистолет, звякнувший об плитку. Потом завела руку за спину и вытащила другую пушку, гораздо длиннее и толще. Тупой массивный ствол даже на неопытный взгляд Харроу выглядел неприятно. Спящая обеими руками прижала пушку к плечу и прицелилась Нониусу в лицо.
– Возвращайся в ад, – сказала она и спустила курок.
Послышался сухой металлический щелчок, и ничего не случилось. Она нажала еще раз: ничего. Отбросила пушку в сторону и, не успела она коснуться пола, как в руках у Спящей уже оказалась длинная элегантная винтовка. Винтовка издала глухой лязг, и на этом все закончилось.
Спящая отошла на несколько шагов. Маска оставалась по-прежнему бесстрастной. Нониус двинулся вслед, не сокращая дистанцию, а сохраняя ее, повторяя все движения противницы.
– Надо было лучше следить за оружием, – предположил он.
– Я всю свою жизнь убивала магическую падаль вроде тебя, – прорычала Спящая. В руках у нее появился новый предмет: какой-то толстый цилиндр. Она взмахнула рукой, и тонкая дубинка длиной фута в три развернулась с металлическим щелчком. – Я убивала вас пулями, бомбами, ножами, газом, а если ничего этого не было, то просто подходила ближе и вцеплялась им в глаза ногтями! Можешь сколько угодно размахивать тут своим вертелом, я тебя им и прикончу!
– Надеюсь, сражаешься ты лучше, чем споришь. – Нониус поднял руку с кинжалом.
Оба одновременно бросились вперед. Услышав, как плекс соприкоснулся с металлом, Харроу бросилась к Ортусу. Схватила его своими руками и, на всякий случай, добавила две костяных, чтобы проще было оттащить его в безопасное место.
Он ей не помогал – он смотрел. Как и Абигейл, он впал в транс. Это не был транс первобытного жреца, поклоняющегося призракам. Ортус как будто увидел одному ему понятный рай. Она никогда не видела, чтобы он торжествовал. Она никогда не видела Ортуса в оке им самим созданной бури.
– Может, я лучше полежу и подожду, пока все само не наладится? – предложила я.
– Ты хочешь, чтобы Харрохак вернулась в свое тело или нет? – резонно спросила она.
Она знала, что возразить мне будет нечего. Посмотрев на меня, она добавила:
– Это твой шанс, Гидеон. Если ты хочешь ей помочь, другого способа нет.
И добила третьим ударом:
– Позволю себе напомнить, что Зверь Воскрешения идет за нами, за ней, пока мы разговариваем.
Если бы ты вернулась, мне бы, наверное, не пришлось вслед за Иантой Тридентариус тащиться к богу. Но ты не вернулась. Ты пропала. Может, оно и к лучшему. Я все еще не знала, что ты со мной сделаешь за эту беседу: пожалеешь или накажешь. Но я знала, что будет хуже.
49
– Я имперская – длань, и тебе не сравниться со мною,
Лучше всех я с мечом…
Голос Ортуса Нигенада разносился по обледеневшему, заваленному мусором залу не хуже выстрелов Спящей. В огромном теле – в жестокой юности Харрохак полагала, что это тело куда лучше станет выглядеть, когда превратится в кости в фамильном склепе – таились легкие, достаточно могучие, чтобы декламация могла разбудить мертвого.
Абигейл тоже подала голос, но слова ее звучали отчаянно и дико.
– Нигенад, ты слишком хорошо обо мне думаешь!
– Ничего подобного, госпожа! …Лучше всех я с костями и плотью. Пади предо мной и гордись, что тебя я сражу…
Книга пятая. Самая нелюбимая у Харрохак.
– Боже, – услышала она Абигейл, – боже, помоги мне.
Шаги тяжелых ботинок послышались ближе. Харроу не осмелилась высунуть голову из-за саркофага. Она все равно знала, что увидит. Вместо этого она широким полукругом рассыпала прах вокруг себя и Ортуса и подняла из праха зазубренную стену в виде гигантского черепа, в шесть футов высотой и дюйм толщиной. Самая прочная и толстая теменная кость, с которой она могла справиться, пока не стала ликтором. Стена немного умалила силу голоса Ортуса, слова теперь не так гремели под потолком, но зато впечатляюще резонировали внутри этого черепа.
– Сколь же безумен ты, если сразишься со мной,
Молвил ликтор и…
Костяная стена рухнула. Это было невозможно. Харроу отлично помнила ту костяную стену, которую возвела вокруг себя, Гидеон и Камиллы Гект в те жуткие последние мгновения на садовой террасе. Она уже почти лишилась сил, но все же ограда выдерживала решительные атаки одной из дланей императора не меньше минуты. Цитере исполнилось десять тысяч лет, и она владела неиссякаемым источником магии. У Спящей были мешковатый оранжевый костюм и несколько пушек. Но она смела эту преграду одним раздраженным движением, как неожиданную паутину где-то в подвале. Кость даже не сломалась, она раскрошилась, как старая штукатурка. Спящая просунула голову и плечи в дыру, выставив перед собой пистолет, и выстрелила Ортусу в живот.
Ортус рефлекторно зажал рану, и сразу стало очень тихо. Он отвел от живота окровавленную руку и пораженно посмотрел на нее. Харроу перевела взгляд с дыры – аккуратной, будто просверленной, на его лицо, а потом на Спящую, которая все еще торчала в нелепом проломе. Проломе в непробиваемой костяной стене. Пистолет дымился. Скрытое маской лицо ничего не выражало.
Ее рыцарь снова откашлялся и, запинаясь, попытался снова взреветь:
– Нониус, ране… – тут ему пришлось сглотнуть. – Нониус, ра…
И замолчал.
Сердце Харроу сжалось, как комок фольги. Она схватилась за обломанные края своей стены и резко толкнула кость вперед, уронив Спящую на спину. Разлетевшиеся кусочки кости она обратила в конструкты прямо на лету – это было просто даже сейчас, это было просто даже в младенчестве. Один, два, три… четверо лязгающих костями скелетов бросились в атаку, рвать и ломать лишенными плоти руками. Спящая встретила их уже на ногах. Первому она попала в череп, и все тело разлетелось в прах, чего не должно было случиться. Со вторым обошлась точно так же. Третьему удалось схватить ее за свободную руку, пока пуля не прошла сквозь позвоночный столб и не обратила скелет в кучку мусора. Кровь пульсировала в ушах Харроу, голова кружилась, кожа стала влажной. Она подняла еще четверых скелетов. Она не понимала, почему Ортус вдруг сошел с ума. Но если Девятый дом наступает, Преподобная дочь должна наступать вместе с ним.
Она закричала – не загремела боевым рогом, а скорее завыла сиреной.
– Нониус, раненый, выплюнул кровь.
Меч не дрожал.
– Харроу, – слабо сказал Ортус.
– Смело ответил он…
Вот тут она замялась. На ответах Нониуса она обычно начинала думать о чем угодно другом.
Она вдруг поняла, что Абигейл читает молитву. В ее голосе не было ни страха, ни отчаяния. Ее слова сплетались и сливались воедино, как капли воска на свече, которые стекают по ней бледной жидкостью и соединяются внизу. Харроу услышала несколько слов:
– …Когда я вернусь домой, моя семья принесет тебе жертвы. Лучшую нашу кровь, самую юную. Лучшую нашу кровь, самую древнюю.
Когда Харроу замялась, Ортус прошептал:
– Сила твоя велика…
– Сила твоя велика, – торопливо продолжила она, – воин великой смерти. Мне не сравниться с тобой ни силой, ни…
Спящая уничтожила последнего скелета ударом руки в перчатке. Удар выглядел почти небрежным.
– Все кончено, – сказала она и прицелилась Харроу в голову.
Свечи вспыхнули ярко-синим, похожим на хризантемы пламенем высотой в шесть футов. Время застыло. Харроу, раскинув руки, смотрела, как костяные обломки замирают в воздухе, как падающие белые звезды. Пламя ревело. Она оглядела комнату: Магнус, Диас и Протесилай неподвижно лежали на прежних местах, Дульси Септимус выглядывала из-за угла, и глаза ее горели свирепым огнем, и…
Абигейл Пент светилась, как голубое солнце чужой планеты. Длинные лучи света вырвались из ее пальцев. В руках у нее оказалась книга, все страницы которой излучали такое же синее сияние. В этом безумном холоде Абигейл вся промокла от пота, ее окружал пар магии духа, она сбросила куртку и перчатки и стояла в платье и мантии. Вонь ударила Харроу в лицо: вода, море, кровь. Множество голосов слились в один на губах Абигейл. Она закричала.
Время понеслось дальше. Спящая со щелчком спустила курок, затрещал металл и ничто не попало Харроу в голову. Перед ней выросла тень – и это была тень всех теней. Столбы голубого пламени превратились в маленькие черные свечи. Харроу застыла, услышав звон большого колокола.
БУМ. БУМ.
БУМ. БУМ.
БУМ. БУМ.
Первый колокол Дрербура, Первый колокол Девятого дома громко звенел в лаборатории. А между Харроу и Спящей встал человек.
На человеке была кираса из черных пластин – в Когорте таких не носили уже несколько веков. Маленькие волоконные пластины, тусклые, неотполированные, матовые, чуть заходящие друг на друга – не то что блестящий обсидиан. Остальная часть его облачения казалась менее древней: черные холщовые штаны, заправленные в черные поножи из кожи и плекса, жесткий и простой дрербурский плащ из грубой ткани, не очень заношенный, но слишком свободный. Потертые перчатки из черного полимера – не лучше, чем у Гидеон.
В одной из рук он держал рапиру из черного, как ночь, металла, с простой рукоятью. С гарды свисали, тихо позвякивая, костяные четки, которые заканчивались резным изображением Безротого черепа, таким узнаваемым даже в тусклом свете. Во второй руке был простой кинжал из черного металла. Его лезвие оказалось в паре футов от лица Харроу – именно там клинок перехватил пулю Спящей.
Вновь прибывший повернул голову, чтобы посмотреть на Спящую, а потом на Харроу. В свете черных плюющихся свечей она не разглядела ничего необычного. Темные дрербурские волосы, коротко подстриженные, но не сбритые согласно обычаю. Изображение черепа на лице еле намечено, всего несколько линий у нижней челюсти и подбородка, намекающих на челюстную кость.
Пламя охватило Абигейл Пент. Она казалась испуганной, радостной и явно удивленной. Она казалась очень далекой, как будто уже была не с ними. Очки соскользнули с носа, и голубое сияние делало ее глаза темными, глубокими и дикими. Пятый дом всегда покрывал себя налетом цивилизации, хороших манер и вежливости, но Пятый дом умел говорить с духами и вызывать мертвых. А смерть – главный дикарь.
Спящая отступила в сторону и опустила пистолет.
– Девятый – мое имя, – сказал вновь прибывший. – Девятая – моя родина и мой очаг. Я пришел по твоему зову. Никто не может вернуться из Реки, если его не свяжут кровью. Скажи мне, зачем я здесь.
И Абигейл сказала:
– Я воззвала к твоему имени, Матфий Нониус, рыцарь Девятого дома. Защити Преподобную дочь Дрербура и уничтожь ее врагов.
– Побереги дыхание, – посоветовал призрак Матфия Нониуса. – Этим я занимался при жизни и после смерти соображу без чужих указаний.
– О боже, – сказала Харроу про себя.
Говоря, вновь прибывший потихоньку сдвигался вправо, прочь от Харроу. Спящая не сводила с него пистолет и ждала, что он будет делать. Теперь она выстрелила – и Нониус сорвался с места. Одним длинным плавным движением он распластался, уходя от пули, превратил свое тело в приспособление для прицельного броска рапиры, как будто игла вылетела из пружинного шприца. Клинок воткнулся в рыжий бок, и Спящая отшатнулась. Харроу увидела, как из разрыва закапала темная жидкость. Тело Нониуса каким-то образом вернулось на прежнее место. Кончик рапиры был направлен противнице в лицо. Нониус возобновил медленное движение по кругу.
– Инструмент для убийства зверей, – сказал он. – Какой воин воспользуется таким оружием в благородном бою? Достоинство окончательно покинуло Девять домов после того, как я увидел звездный свет, или ты разбойник или головорез?
– Ты такой же призрак, как и все они, – сказала Спящая, но на этот раз в ровном голосе, доносящемся из-под маски, слышалось недоверие. – Ты не можешь устанавливать правила.
– При жизни я был лишь человеком, – согласился призрак. – Но Девятый дом оказал мне честь и сделал меня, недостойного, своим слугой. Гласом Гробницы я говорю, и сила моя – сила Черных врат… почему я так странно разговариваю?
Спящая выстрелила дважды, но клинок мелькнул, прикрывая тело Нониуса, не успела Харроу даже услышать выстрелы. Одна пуля срикошетила куда-то во тьму, вторая, кажется, попала в броню, и Нониус чуть покачнулся от удара. Клинок прянул вперед так быстро и уверенно, что его трудно было заметить. Спящая приглушенно выругалась сквозь маску и уронила пистолет, звякнувший об плитку. Потом завела руку за спину и вытащила другую пушку, гораздо длиннее и толще. Тупой массивный ствол даже на неопытный взгляд Харроу выглядел неприятно. Спящая обеими руками прижала пушку к плечу и прицелилась Нониусу в лицо.
– Возвращайся в ад, – сказала она и спустила курок.
Послышался сухой металлический щелчок, и ничего не случилось. Она нажала еще раз: ничего. Отбросила пушку в сторону и, не успела она коснуться пола, как в руках у Спящей уже оказалась длинная элегантная винтовка. Винтовка издала глухой лязг, и на этом все закончилось.
Спящая отошла на несколько шагов. Маска оставалась по-прежнему бесстрастной. Нониус двинулся вслед, не сокращая дистанцию, а сохраняя ее, повторяя все движения противницы.
– Надо было лучше следить за оружием, – предположил он.
– Я всю свою жизнь убивала магическую падаль вроде тебя, – прорычала Спящая. В руках у нее появился новый предмет: какой-то толстый цилиндр. Она взмахнула рукой, и тонкая дубинка длиной фута в три развернулась с металлическим щелчком. – Я убивала вас пулями, бомбами, ножами, газом, а если ничего этого не было, то просто подходила ближе и вцеплялась им в глаза ногтями! Можешь сколько угодно размахивать тут своим вертелом, я тебя им и прикончу!
– Надеюсь, сражаешься ты лучше, чем споришь. – Нониус поднял руку с кинжалом.
Оба одновременно бросились вперед. Услышав, как плекс соприкоснулся с металлом, Харроу бросилась к Ортусу. Схватила его своими руками и, на всякий случай, добавила две костяных, чтобы проще было оттащить его в безопасное место.
Он ей не помогал – он смотрел. Как и Абигейл, он впал в транс. Это не был транс первобытного жреца, поклоняющегося призракам. Ортус как будто увидел одному ему понятный рай. Она никогда не видела, чтобы он торжествовал. Она никогда не видела Ортуса в оке им самим созданной бури.