Харроу из Девятого дома

– …А тут стреляли восемь раз.

– И должны были понять, что у бедной Юдифи не было никаких шансов уже после первого попадания. Так что перезаряжать карабин было как минимум странно. Кто-нибудь вытянул из лейтенанта что-нибудь осмысленное?

– Она ждет снаружи, – грустно сказал Магнус. – Я предлагал побыть с ней, но она меня выгнала. Я не очень хорошо знаю Диас и не стал давить… неприятное дело.

Когда леди Пент отправилась на кухню, Харрохак пошла вместе с ней. Лейтенант Диас не сидела на стуле и даже не стояла, прислонившись к стене, как поступил любой человек, которому пришлось бы ждать целый час, пока они возились с телом. Она стояла навытяжку. Белый мундир казался еще белее и строже по сравнению с лохмотьями капитанского. Алый шейный платок тоже выглядел еще более алым – к тому моменту, как они нашли Юдифь Дейтерос, ее кровь уже побурела и засохла. Ортус стер ее губкой и теперь пытался просушить губку на плите. При их приближении Диас встала еще прямее. Смотрела она на Харрохак, а не на Абигейл.

Она сказала с необычным для нее бешенством:

– Почему меня здесь держат?

– Просто ради ответов на пару вопросов, лейтенант Диас, – отозвалась Пент.

– Я хочу знать… хочу знать…

– Гораздо важнее то, что ты уже знаешь, – сказала Абигейл. – Пожалуйста, если получится, расскажи, что ты видела там, внизу.

Марта Диас уставилась на нее. На лице Марты не было горя, только огромный, непередаваемый ужас, странное предвкушение, оживлявшее заученную маску Когорты.

– Я была в камере, когда это случилось. Сражалась с конструктом. Камера отделена от соседней комнаты, где… осталась капитан. – Последовала короткая пауза (Харрохак подумала, была ли это пауза в память о Юдифи). – Выстрела я не слышала. Цель исчезла, камера открылась, когда я вышла, вторая дверь тоже открылась, и капитан была там. И никаких… признаков жизни.

– Сколько времени прошло от открытия камеры до того, как ты подошла к ней?

– От пяти до десяти секунд, – ответила лейтенант Диас. – Если подумать, дверь, наверное, открылась, когда она умерла.

– Ты слышала остальные выстрелы? – спросила Харрохак.

– Нет. Тестовая камера звукоизолирована, – механическим тоном продолжила Диас. – Я оставила капитана Дейтерос. Вышла в коридор. В самом конце я увидела Спящего.

– Опиши его, если можешь, – попросила Пент и добавила: – Не спеши. Я понимаю, что это тяжело.

– Я просто хочу узнать… – огрызнулась лейтенант.

– Я тебе все обязательно расскажу. Как выглядит Спящий?

– Вы все видели его сквозь стекло, – ответила Диас.

Это было не совсем правдой. Ортус отказался подойти к стеклянному саркофагу в центральном зале, к сонному телу внутри его и вообще дрожал от звуков собственного дыхания. Харрохак не побоялась рассмотреть смерть, которую обещал Учитель, смерть, заключенную в ледяном мутном стекле. Она с удивлением обнаружила, что Спящий одет в аварийный костюм. То же теперь говорила и Диас:

– Дыхательная маска на лице, оранжевый защитный костюм, кислородный капюшон.

– Все это очень легко подделать, – сказала Харрохак. – Кто угодно мог одеться Спящим.

– У него было оружие, – возразила Диас. – Я такого раньше не видела, и в саркофаге тоже. Я крикнула, но он не остановился… Я пошла за ним в центральный атриум. Саркофаг Спящего был открыт и пуст. Существо залезло внутрь и закрыло за собой крышку.

– И ты убежала и подняла тревогу, – поторопила ее Абигейл, – так?

Лейтенант Второго дома посмотрела на Абигейл, как будто та спросила, не отошла ли она за мороженым.

– Я пошла в комнату смерти и взяла там кусок трубы, – спокойно сказала она. – Я била по саркофагу. Ударила несколько раз. С минуту била, наверное. На стекле видна кровь – это моя. Я била кулаками, ногами, рукоятью рапиры. Но это не стекло и не плекс.

– Ты могла нас всех убить, – сказала Харроу. Вкус лицемерия был знаком ей так давно, что она его почти не почувствовала.

– Ради дыхания императора, Диас! – губы леди Пент побелели, но она была чуть более тактична. – Он же не… проснулся?

– Нет.

Харроу наконец заметила, что к ним подошел Ортус, который якобы принес залитый кровью шейный платок Юдифи Дейтерос. Он оторвался от своего торжественного занятия, чтобы послушать с тем отрешенным видом, с которым он всегда слушал чужие разговоры. Возможны были небольшие различия – в зависимости от говорящего. Например, Харроу он всегда слушал со счастливым видом человека, удалившегося в чертоги разума, если только она не говорила что-то, напрямую его касающееся. В этом случае он мгновенно становился очень грустным.

Взгляд лейтенанта, тревожный и дикий – как будто внутри у нее прятался десяток змей, – остановился на Ортусе и грязном платке в его руках. Харроу сделала шаг вперед, пытаясь встать между рыцарем Второго дома и своим собственным. Но оказалось, что защищала она не того рыцаря.

Ее рыцарь прочистил горло. О боже, только не это.



Завидна судьба твоя, о бесстрашная наша сестра, бросишься ты в ледяной серый холод Реки. Пасть на войне во славу Домов – не этой ли смерти жаждем все мы? Я еще задержусь, удержи дальний берег для нас, только кровью можно за кровь отплатить…



Книга одиннадцатая. Одно мгновение, глядя на выражение лица лейтенанта, Харроу подумала, что та может взяться за практичную рапиру Когорты и убить Ортуса прямо на месте. Хотя его жуткие стихи явно не заслуживали такой чести, но вот манера декламировать их публично и без запроса заслуживала мгновенной смерти. Она даже сжала в пальцах лежащий в кармане обломок коленной чашечки. А потом руки Диас задрожали, она опустила взгляд и тихо сказала:

– Я больше не могу на это надеяться…


– Лейтенант, – осторожно начала Абигейл Пент, но Диас говорила тихо и быстро, обращаясь к Харрохак:

– Это правда так и происходит? Ты точно знаешь, что для нее нет никакой надежды?

– Восемь пуль на большой скорости прошли сквозь ее тело, – ответила Харроу и добавила, потому что знала, что многих это успокаивает: – Она умерла очень быстро, от раны в сердце.

– Нет, – ответила лейтенант, и Харроу наконец заметила, как она подавлена. Пальцы ее танцевали на рукояти рапиры, с которой свисала аккуратная алая лента. – Не так… не знаю, почему я спросила… нет…

– Вы столкнулись с монстром, который может убить еще многих, и куда менее достойных, чем капитан Дейтерос, – сказал Ортус. Харроу пожалела, что не связала его торжественным обетом молчания. Бродил бы немой и устрашающей горой, как его отец. Но на такое пошел бы только крайне покорный и крайне глупый рыцарь.

– Себя я отношу к последним. Вы не заметили ничего, что дало бы нам шанс на спасение?

– Ортус из Девятого дома прав, лейтенант, – сказала Абигейл. – Может быть, есть какие-то мелочи, что-то, что ты можешь нам рассказать… мы уже очень многое узнали, пусть цена и оказалась слишком высока.

Лейтенант снова выпрямилась. Губы ее сжались в тонкую линию. Лицо не выражало ничего, кроме привычного стоицизма Второго дома. Харрохак это восхищало.

– Во-первых, – резко сказала она, – Спящий может покидать саркофаг. Во-вторых, Спящий может миновать некромантические чары. В-третьих, Учитель велел нам его не будить. Я не знаю, из-за чего это случилось. Не из-за шума.

– Не факт, – заметила Пент, которая не терпела безапелляционных утверждений.

– В-четвертых, у него есть винтовка.

– Такая, из старых сказок, – предположил Ортус.

– Что-то вроде того. Больше фактов у меня нет. Гадать я не стану. И еще одно… но в этом я уверена не до конца. Я успела заглянуть внутрь, пока крышка не закрылась и не помутнела. В саркофаге есть что-то еще. На этом лежит Спящий.

Лейтенант закрыла глаза, но не шевельнулась. Открыла глаза и сказала:

– Не знаю, имеет ли это значение, но это стандартный меч пехотинца, – и уточнила, как всегда делали в Когорте: – Двуручный.





19




Десять месяцев до убийства императора



В первый раз, когда святой долга попытался тебя убить, ты этого не предвидела. Если бы ты была на йоту менее параноидальна, на каплю менее встревожена, ты могла бы обрадовать Ианту Тридентариус возможностью открыть конверт с надписью «В случае смерти Харрохак Нонагесимус». Ты могла только надеяться, что письмо содержит одну-единственную фразу вроде: «Получи как можно больше удовольствия от созерцания моего трупа, сучка». Но это писало твое предыдущее «я», так что ты особенно не гадала.

Прошло всего несколько дней после твоего появления в Митреуме. После того, как ты опозорилась с телом Цитеры, ты не ходила обедать вместе со всеми и просто искала еду в странном помещении, которое все звали кухней. Это была длинная, чистая голая комната. Электрические лампы отбрасывали длинные тени на кастрюли и сковородки, которые были старше Дрербура, но не состарились ни на день. К тому моменту ты еще не придумала свой экзоскелет, но уже сделала прототип – кожаный чехол, прикрывающий нижнюю часть спины, и почти везде ходила в нем, как будто страдала сколиозом. Ты съела порцию мутного тушеного мяса, оставленного на плите. Есть хотелось очень. Ты еще не знала того, что император расскажет тебе позже: что ликторы прекрасно могут обходиться без пищи, но вот без воды протянут недолго. («Кир наполовину мумифицировался, пока мы этого не поняли», – он охотно пустился в воспоминания.)

Твоя ошибка заключалась в том, что ты не унесла еду в свои комнаты. Комната Ианты в тот момент еще не рассматривалась. В ту первую неделю ты еще чувствовала себя отупевшей, ты устала, ты была голодна, так что ты присела за стол, чтобы съесть еле теплый ужин, и успела проглотить примерно пять ложек, прежде чем клинок вышел у тебя из груди.

Целился он явно в легочный клапан, но на пути оказались третье и четвертое ребра. Эту ошибку нападающий запомнил надолго. Они всегда тебе помогали, вот и в этот раз выстрелили, как пружины. Толстые прутья реберных хрящей рванулись из груди и зафиксировали клинок, ребра стали челюстями, а грудина – упором. Кровь хлынула в унылое рагу, и рапира застряла. Ты дернулась назад. Кости фаланг высунулись из-под кожи, как крошечные ножи, и ты, от страха не придумав ничего сложного, вслепую вцепилась в мускулистые, лишенные жира бедра стоявшего сзади человека.

Когти рвали плоть бедер и таза, но ты быстро узнала, что Ортус из Первого дома не реагирует на боль. Он двинулся, потащив тебя за собой, стянув с табурета, прочь от миски с кровью, и ты отпустила его рапиру, растворив кость. Он отшатнулся назад, а ты бросилась вперед, перекатилась через стол, разлив еду, разбросав кастрюли и вызвав страшный шум.

Там, где рапира задела ребро, откололся кусочек кости. Ты вырвала его из груди и из почти живой кости выросли бедра, вплавленные в коленные чашечки, в таз, в скелет из возрождающегося пепла. Ты оторвала одно из ребер конструкта, пока он не бросился на некросвятого, и ребро оказалось огромным и очень удачным. Пузырящийся мозг легко отделился от прочной кости, как будто был создан именно для этого. Центр для создания формы, оболочка для силы. Ты сжала ладонь, и кость треснула. Тебя подбросил вверх костяной поток, двадцать пар рук вырвались из липких осколков и вросли в пол, окружив тебя бронированной изгородью.

Удивительно, как просто это получилось. Ты едва подумала об этом – и все уже было готово, а энергии понадобилось ничтожное количество. Но кровь вытекала очень быстро, и что-то случилось с довольно важными мышцами, так что у тебя особо не было времени – нужно было остановить кровотечение, а остальное оставить на потом.

Только теперь ты на него посмотрела по-настоящему. Дурацкая идея. Почему ты не убежала? Ты решила на него посмотреть, как будто надеялась чему-нибудь научиться? Кто-то, настроенный чуть менее критически, указал бы, что ты только что получила двенадцать дюймов стали в грудь, и твоим мышцам пришлось выталкивать клинок прочь из собственной грудной клетки, но ты не видела смысла оправдываться. Он в очередной раз напугал тебя. Ветхий, усталый ликтор, кожа которого словно прилипла к черепу, натянувшись до предела на ничего не выражавшем лице. Казалось, Ортус из Первого дома не нуждается в еде или даже в воде. Его смуглая кожа казалась обгоревшей или еще как-то окислившейся, и короткая щетина ржавого цвета впечатления не улучшала. На мгновение ты замерла, не понимая, происходит ли все это наяву. Это дорого тебе обошлось.

Из протоскелетной пыли ты подняла пять полноценных конструктов: тебя, усталой и голодной, хватило только на это. Они, как огромные пауки, расползлись по столу и двинулись на него. Святой долга вскинул на плечо свое чертово копье. Ты наконец-то испугалась по-настоящему. Копье в качестве второго оружия. Копье. Он использовал тупой конец меча – ты так и не научилась называть его яблоком – и разбил череп первого конструкта в пыль. Бил он с невероятной силой. Ты попыталась собрать скелета обратно, не выходя из своей клетки, слепить позвоночник, набросать сверху пепла, но челюсть второго скелета уже отлетела в сторону. Третьего он обезглавил копьем, перебив шейный позвонок, так что во все стороны полетели костяные осколки. Ну а потом твой убийца потерял терпение. Он высосал танергию из двух оставшихся скелетов – ощущение было такое, будто тебя ударили в лицо. Они рассыпались облачками костяной пыли.

Тут ты наконец решила убежать. Это оказалось еще глупее. Гнездо из костяных рук развернулось, готовясь протискиваться в дверной проем. Ты сжала его в плотную, упругую, гибкую сетку. Это было красиво и обеспечивало относительную мобильность, но пришлось пожертвовать прочностью. Он бросил копье обыденным жестом, и сеть мягко прогнулась от удара. Острие его копья вошло в твою толстую кишку. Звук был такой, будто гвоздь вбили в сосиску. Кровь хлынула струей, как газировка из бутылки. Ты свалилась в дверной проем, а вокруг раскатились кусочки костей, твой костяной чехол ударил тебя по спине, ты перевернулась и осталась лежать, истекая кровью, у ног…

– Ортус! – сказала Мерсиморн. Она не казалась испуганной, но явно рассердилась. В глазах у тебя двоилось, но ты почувствовала запах поджаренного тоста.

– Что ты делаешь?

Ты кое-как перевалилась на бок. Мир на краю поля зрения уже начал чернеть. Тогда ты еще не умела так хорошо себя исцелять. Ты услышала:

– Она что, умерла? Стой на месте, дебил! И чтобы я руки твои видела! О чем ты вообще думал? Он с ума сойдет от злости! Ты мудак!

Тебя страшно бесило то, что в смерти ты станешь кем-то вроде мелкой дичи, которую домашнее животное притащило в дом. Святой долга сказал лишенным выражения тусклым голосом:

– Я не собираюсь тебе отвечать.