Грозовой перевал

– Как ты думаешь, Эллен, полчаса уже прошло? – прошептала она мне наконец в самое ухо. – Не могу понять, зачем нам оставаться. Линтон заснул, а папа ждет нас обратно.

– Знаете, мы не можем оставить его спящим, – ответила я. – Давайте подождем, когда он проснется, и наберемся терпения. Вы ведь так сильно стремились на свидание с вашим кузеном, а теперь желание увидеть беднягу испарилось?

– Дело в том, что он почему-то совсем не хочет меня видеть! – проговорила Кэтрин. – Раньше, даже когда он пребывал иногда в самом ужасном расположении духа, он мне нравился больше, чем в его сегодняшнем странном настроении. Он ведет себя так, будто бы наше свидание – это тяжелая обязанность, возложенная на него отцом, который будет ругать его, если что-то пойдет не так, как задумано. Но я не собираюсь видеться с Линтоном только для того, чтобы доставить удовольствие мистеру Хитклифу, каковы бы ни были причины, по которым он подверг Линтона такому наказанию. И хотя я рада, что моему кузену лучше, мне жаль, что у него еще больше испортился характер и он растратил всю привязанность ко мне.

– Так вы считаете, что ему лучше? – спросила я.

– Да, – ответила она, – потому что раньше, как ты помнишь, он всегда поднимал страшный шум по малейшему пустяку, если это касалось его здоровья. Не скажу, что он «чувствует себя неплохо», как он сам просил меня передать папе, но ему явно лучше.

– Тут я с вами категорически не соглашусь, мисс Кэти, – заметила я. – Я думаю, что ему гораздо хуже.

Тут Линтон внезапно в ужасе пробудился ото сна и принялся спрашивать, не звал ли его кто-нибудь по имени.

– Да нет же, – разуверила его Кэтрин, – разве только в твоем сне. Не могу представить себе, как ты умудрился заснуть на свежем воздухе, да еще утром…

– Мне послышалось, что отец меня зовет, – прошептал он, косясь на нависающий над нами горный склон. – Ты уверена, что больше здесь никого нет?

– Совершенно уверена, – ответила его кузина. – Только мы с Эллен обсуждали твое здоровье. Ты действительно окреп телом с той зимы, когда мы расстались? Но если и так, то твое расположение ко мне, напротив, ослабело, и я в этом уверена… Тебе и вправду лучше, Линтон?

Вместо ответа из глаз Линтона хлынули слезы, но потом он смог пробормотать: «Мне лучше, лучше!» Ему до сих пор как будто казалось, что кто-то находится рядом и зовет его, и он озирался по сторонам, словно искал говорившего.

Кэти встала. «На сегодня достаточно, – сказала она. – Теперь мы должны расстаться. И я не буду скрывать, что горько разочарована нашей встречей. Но никому, кроме тебя, я об этом говорить не собираюсь, и, заметь, отнюдь не из страха перед мистером Хитклифом».

– Молчи! – прошептал несчастный Линтон. – Ради Бога, молчи! Он идет!

Он схватил Кэтрин за руку, пытаясь задержать ее, но при этих его словах она торопливо высвободилась и свистом подозвала Минни, которая тут же подбежала к ней, ибо слушалась ее беспрекословно, как собака.

– Я буду здесь в следующий четверг! – прокричала она, взлетая в седло. – До свидания. Скорей, Эллен, поторопимся!

И с этим мы оставили Линтона, который едва обратил внимание на наш отъезд, настолько поглощен он был ожиданием появления своего отца.

Еще до того, как мы вернулись домой, недовольство Кэтрин смягчилось – теперь она чувствовала одновременно жалость и сожаление, усугубленные неясными и тревожными сомнениями относительно действительных обстоятельств жизни Линтона, его здоровья и отношений с отцом и домочадцами. Я полностью разделяла эти сомнения, однако посоветовала ей поменьше об этом говорить, так как вторая встреча должна была их либо развеять, либо укрепить. Мой хозяин потребовал от нас отчета о том, как все прошло. Мы передали ему благодарность его племянника согласно просьбе юноши, а остального мисс Кэти коснулась только вскользь. Я тоже как могла избегала подробных ответов на его расспросы, потому что плохо представляла, что лучше скрыть, а о чем следует поведать без утайки.





Глава 27




Семь дней пробежали, и каждый из них только ускорил перемены в состоянии Эдгара Линтона. Если раньше болезни требовались месяцы, чтобы подорвать его силы, то теперь счет шел на часы. Мы старались обмануть Кэтрин, но ее живой ум угадывал происходящее, предчувствуя приближение неотвратимой кончины дорогого ей человека и превращая это предчувствие в уверенность. Она не осмелилась заговорить о поездке на встречу с Линтоном, когда наступил очередной четверг. Я сама напомнила об этом хозяину вместо нее и получила разрешение. Более того, мне было прямо приказано вывести ее на свежий воздух, потому что в последние дни библиотека, куда ее отец спускался на короткое время, в течение которого еще мог сидеть, и его спальня стали для девушки всем ее миром. Она жалела о каждой минуте, когда не могла склониться над его ложем или сидеть подле него. Ее лицо побледнело от печали и забот, посему мой хозяин с радостью отпустил ее на прогулку, которая, как он полагал, будет для нее приятной сменой обстановки и общества. Он утешался надеждой, что теперь она не останется в полном одиночестве после его смерти.

Еще мистером Линтоном владела навязчивая идея, о которой я догадалась по некоторым оброненным им замечаниям. Ему казалось, что коль скоро его племянник так похож на него внешне, то и внутренне он должен быть достойным своего дяди, тем более что письма Линтона почти не содержали указаний на его скверный нрав. А я по слабости, которую, надеюсь, можно считать извинительной, не торопилась открыть мистеру Эдгару глаза. Что толку, думалось мне, отравлять последние дни человека на этой земле, сообщая ему те сведения, которые он не сможет использовать, не имея на то ни сил, ни возможности.

Мы отложили нашу прогулку на послеполуденные часы: золотой августовский день стоял в самом разгаре, и каждый порыв ветра с гор дарил живительные силы вместе с чистейшим воздухом, способным, кажется, воскресить всякого, кто вдохнет его, и даже умирающего. Подобно тому, как свет и тени пробегали по разворачивающемуся вокруг нас пейзажу, выражение лица Кэтрин постоянно менялось, но тени задерживались на нем все дольше и дольше, а солнечный свет мерк по мере того, как ее бедное сердце полнилось упреками себе самой в том, что она, пусть ненадолго, оставила отца своими заботами.

Мы издалека смогли различить, что Линтон ждал нас на том же месте, которое он выбрал и в прошлый раз. Моя молодая госпожа спешилась и велела мне остаться в седле и придержать ее пони, потому что она не хотела оставаться здесь надолго. Но я отказалась: ни на секунду не должна была я выпускать ее из поля зрения, коль скоро хотела выполнить возложенное на меня хозяином поручение. Посему я спешилась, и мы вдвоем поднялись вверх по склону. В этот раз Хитклиф-младший, встречая нас, выказал гораздо больше чувства, но чувство это не имело ничего общего с радостью или воодушевлением, а больше напоминало страх.

– Вы с Эллен сегодня опоздали, – проговорил он отрывисто и с трудом. – Твой отец очень болен? Я думал, ты вообще не придешь.

– Почему ты не можешь быть откровенным со мною? – воскликнула Кэтрин в ответ на эти слова вместо приветствия. – Почему ты не можешь честно сказать, что ты не хочешь меня видеть? Странно, Линтон, что уже второй раз ты нарочно зазываешь меня сюда, и, как мне кажется, лишь для того, чтобы измучить нас обоих.

Линтон поежился и глянул на нее не то с мольбой, не то со стыдом, но его кузина явно не расположена была терпеть его загадочное поведение.

– Мой отец действительно очень болен, – сказала она, – так зачем же ты делаешь все для того, чтобы я не находилась сейчас у его постели? Почему ты не передал с кем-нибудь, что освобождаешь меня от моего обещания, если сам не хотел, чтобы я его выполнила? Отвечай! Хочу услышать твои объяснения: мне сейчас не до игр и пустяков, и я не могу ходить перед тобой на задних лапках, выполняя твои прихоти и любуясь на твое притворство.

– Притворство? – пробормотал он. – В чем же ты видишь притворство с моей стороны? Ради всего святого, Кэтрин, не сердись! Презирай меня, сколько хочешь, я действительно трус и ничтожество, и нет мне прощения, но я слишком жалок для твоего праведного гнева. Обрати его на моего отца, а для меня оставь одно презрение!

– Вздор! – вскричала Кэтрин в порыве чувств. – Ты просто глупый мальчишка! Теперь ты дрожишь? Неужели ты думаешь, что я способна ударить тебя? Взгляни на себя со стороны: можешь не просить презрения, оно само возникает у людей, стоит им на тебя глянуть. Уходи! Я тоже иду домой. И для чего было отрывать тебя от теплого очага, а меня от постели отца и устраивать здесь эту сцену взаимного притворства? Не цепляйся за мое платье! Коли я жалею тебя за то, что ты плачешь и выглядишь таким запуганным, тебе следовало бы отвергнуть такую жалость как унижающую тебя. Эллен, скажи ему, что его поведение постыдно. Встань, прекрати пресмыкаться передо мной, не смей так делать!

Лицо Линтона была залито слезами и перекошено в смертельной судороге. Он пал на землю всем своим истощенным телом и забился в припадке, вызванном, как казалось, неизбывным страхом.

– О, Кэтрин! – рыдал он. – Мне этого не вынести! Я тоже предатель, Кэтрин, но я не смею тебе открыться! Если ты оставишь меня сейчас – я погиб! Милая, любимая Кэтрин, жизнь моя в твоих руках. Ты говорила, что любишь меня, а коли так, то тебе это не может повредить… Ты ведь не уйдешь? Дорогая Кэтрин, ну пожалуйста, не уходи… Может быть, ты согласишься, и тогда он позволит мне умереть подле тебя.

Моя молодая госпожа, видя такую неподдельную боль, склонилась, чтобы поднять его с земли. Прежняя нежность и снисходительность взяли верх над раздражением, и она выглядела глубоко тронутой и обеспокоенной страданиями Линтона.

– Соглашусь на что? – спросила она. – Остаться где? Объясни мне, что значат эти странные слова, и я останусь. Ты сам себе противоречишь и сбиваешь меня с толку. Давай поговорим спокойно и откровенно, и ты сможешь сбросить весь тот груз, что лежит у тебя на сердце. Ты ведь не хочешь причинить мне зла, Линтон? И ты не позволишь моим врагам сделать это, если сможешь им помешать? Я допускаю, что ты трус в том, что касается тебя самого, но не верю, что ты можешь трусливо предать своего лучшего друга!

– Но мой отец… он угрожал мне… – пробормотал юноша, ломая исхудавшие руки. – И я боюсь его, я так его страшусь…

– Ну что ж, – промолвила Кэтрин с презрительным состраданием, – храни свои страшные тайны: я не из трусов. Спасай себя! Я не боюсь!


Ее великодушие вызвало у него новый поток слез. Он плакал навзрыд, целуя ее руки, которыми она его поддерживала и обнимала, но так и не набрался смелости открыться нам. Я ломала себе голову над тем, какую тайну он скрывает, и твердо решила, что, насколько у меня хватит сил, никогда не позволю Кэтрин страдать ради выгоды Линтона или кого бы то ни было. Тут размышления мои прервал какой-то шум на заросшем вереском склоне. Я подняла глаза и увидела мистера Хитклифа, спускавшегося прямо к нам с Грозового Перевала. Он не обратил ни малейшего внимания на моих спутников, хотя они находились так близко, что он не мог не слышать рыданий родного сына. Вместо этого Хитклиф направился прямо ко мне, окликая самым сердечным тоном, в котором разговаривал со мной одною, но в искренности которого сегодня я не могла не усомниться. Он сказал:

– Как приятно видеть тебя так близко от моего дома, Нелли! Как идут дела у вас в усадьбе «Скворцы»? Поведай мне, пожалуйста. Ходят слухи, – добавил он тихим голосом, – что Эдгар Линтон на смертном одре. Нет ли здесь преувеличения?

– Нет. Мой хозяин действительно умирает, – ответила я. – К сожалению, это правда. Для всех нас его скорая смерть – большое горе, но для него она будет избавлением.

– Сколько он еще протянет, как ты думаешь? – спросил он.

– Не знаю, – сказала я.

– Дело в том, – промолвил он, глядя на юную чету, которая под его взглядом замерла на месте – Линтон не смел шевельнуться или поднять голову, пока отец смотрел на него, а Кэтрин не могла сдвинуться с места из-за вцепившегося в нее кузена, – что этот юнец вознамерился провести меня. Так что я только поблагодарю его дядюшку, если он поторопится и упредит моего щенка! Ну-ка, и давно ты, парень, ведешь свою собственную игру? Я тут его малость поучил, чтобы нюни не распускал, но не уверен, что это помогло. Достает ли у него веселости, когда он общается с мисс Линтон?

– Веселости? И о чем вы только говорите? Сразу видно, что мальчик очень расстроен, – ответила я. – На него посмотреть, так ему надлежит не по полям бродить с любимой, а лежать в постели под присмотром врача!

– Через пару дней уложу его в постель, – пробормотал Хитклиф, – но не сейчас. А пока… Ну-ка вставай, Линтон! – крикнул он. – Хватит по земле пластаться! Встать, тебе говорят!

Линтон вновь рухнул на землю в очередном приступе бессильного страха, вызванного одним только взглядом его отца. Другой причины для такого униженного поведения я не увидела. Юноша несколько раз пытался подчиниться приказу, но те малые силы, которые у него еще оставались, окончательно покинули его, и он со стоном повалился на спину. Мистер Хитклиф подошел к нему и посадил рывком, прислонив к поросшему травой склону.

– Смотри у меня! – сказал он, немного обуздав свою ярость. – Я рассержусь по-настоящему, если ты не совладаешь со своей ничтожной душонкой… Да пропади ты пропадом! Немедленно встань!

– Сейчас встану, отец, – прохрипел несчастный, – только оставьте меня, а не то я упаду в обморок. Видит Бог, я все сделал так, как вы хотели. Кэтрин, скажи ему, что я… что я был достаточно весел. Ах, Кэтрин, не оставляй меня, дай мне руку!

– Возьми мою руку, – сказал его отец, – и поднимайся на ноги. Так, хорошо! А теперь она поддержит тебя с другой стороны, только попроси ее об этом как следует. Можно подумать, мисс Линтон, что я просто дьявол во плоти, раз вызываю в нем такой ужас. Будьте так добры, проводите его до дому, а то он начинает трястись с головы до ног, стоит мне до него дотронуться.

– Линтон, дорогой мой, – прошептала Кэтрин, – я не могу пойти с тобой на Грозовой Перевал – мне папа запретил. Твой отец не причинит тебе зла. Почему ты так напуган?

– Я не могу войти в дом, – взвыл мальчик, – я не должен входить в дом без тебя!

– Прекрати! – воскликнул его отец. – Мы обязаны уважать дочерние чувства мисс Кэтрин. Нелли, отведи его в дом, а я немедленно последую твоему совету насчет доктора для сына.

– Вы правильно сделаете, – ответила я, – но я должна оставаться с моей госпожой. Забота о вашем сыне – не мое дело.

– Ты неуступчива, Эллен, я знаю, – проговорил Хитклиф, – но ты принудишь меня щипать этого милого ребеночка, чтобы он вопил до тех пор, пока в тебе не проснется милосердие. Давай, герой, пошевеливайся, придется тебе возвращаться в моем сопровождении.

Он вновь приблизился к сыну и сделал движение, как будто бы хотел подхватить тщедушное тело, но Линтон отпрянул и так сильно приник к своей кузине, умоляя ее не оставлять его, что отказать в ответ на эти мольбы было решительно невозможно. Хоть я и не одобряла ее действий, помешать ей я не могла. В самом деле, не отталкивать же ей было беззащитного юношу? Что внушало ему такой страх, оставалось для нас загадкой, но одно было очевидно – животный ужас лишил его последних сил, а дальнейшие запугивания могли привести лишь к полной потере им рассудка. Мы дошли до порога дома. Кэтрин вошла внутрь, а я стояла в ожидании того, когда она усадит больного в кресло и немедленно вернется назад, но в этот момент мистер Хитклиф, подтолкнув меня в залу, воскликнул:

– Заходи, Нелли, мой дом не зачумлен, а я сегодня желаю быть гостеприимным. Садись и позволь мне закрыть дверь.

Он закрыл дверь и запер ее на ключ. Я вскочила на ноги.

– Попьете чаю, прежде чем отправляться домой, – добавил он. – Я нынче один тут заправляю. Гэртон погнал скот в Лис, а Зилла и Джозеф отправились по своим делам. Хоть я и привык к одиночеству, но не прочь провести время в хорошей компании, коли уж мне удалось ее собрать. Мисс Линтон, садитесь рядом с моим отпрыском. Я дарю вам все, что имею, – хоть и не назову этот подарок ценным – словом, я дарю вам мое сокровище, моего сыночка Линтона. Как же она на меня уставилась! Что за странное чувство закипает во мне, когда кто-то боится меня, – я просто свирепею! Родись я в стране, где законы не так строги, а вкусы на столь испорчены цивилизацией, я бы вдоволь натешился этим вечером, подвергнув эту парочку всем мыслимым пыткам и истязаниям.

Он хищно втянул носом воздух, стукнул кулаком по столу и выругался про себя:

– Клянусь самим чертом! Как же я их ненавижу!

– Я вас не боюсь! – крикнула Кэтрин, не слышавшая последних слов Хитклифа. Она подступила к хозяину Грозового Перевала; ее темные глаза горели яростью и решимостью. – Отдайте мне ключ! Я ни крошки не съем в этом доме и не выпью ни капли, даже если бы я умирала от голода и жажды!

Хитклиф продолжал сжимать ключ в руке, лежавшей на столе. Он поднял взгляд на Кэтрин, как будто удивленный ее смелостью, а может быть, вспомнив, кого напоминает ему этот голос и этот взгляд. Она ухватилась за ключ и потянула его на себя из чуть разжавшихся пальцев, но это вернуло Хитклифа к действительности, и он тут же вновь плотно сжал кулак.

– А теперь, Кэтрин Линтон, – сказал он, – сядьте на место и ведите себя тихо, а не то я вас этим кулаком проучу так, что с пола не встанете, и это сведет с ума нашу добрую миссис Дин.

Невзирая на предупреждение, Кэтрин вцепилась в его руку с зажатым в ней ключом. «Мы уйдем отсюда, уйдем!» – повторяла она, прилагая все усилия, чтобы разжать железные мускулы того, кто обманом завлек ее в свой дом. Убедившись, что ногтями ей ключ не выцарапать, она пустила в ход зубы. Хитклиф бросил на меня такой взгляд, который на мгновение буквально пригвоздил меня к месту и не дал вмешаться, а Кэтрин была слишком занята борьбой за ключ, чтобы разглядеть выражение его лица. Внезапно он разжал кулак и отпустил предмет спора, но как только Кэтрин завладела им, он схватил ее освободившейся рукой и, бросив ее к себе на колено, нанес другой рукой несколько таких сильных ударов ей по голове, каждого из которых было бы достаточно, чтобы исполнить его угрозу, если бы он не удерживал бедняжку от падения.

При виде этого чудовищного насилия я в ярости набросилась на него. «Негодяй! Гнусный негодяй!» – кричала я. Одного толчка в грудь оказалось достаточно, чтобы заткнуть мне рот: я женщина полная и одышливая, да вдобавок голова моя закружилась от обуревавшего меня гнева, и я упала на стул задохнувшись, на грани апоплексического удара. Безобразная сцена прекратилась так же быстро, как и началась. Кэтрин, отпущенная злодеем, схватилась за голову и выглядела так, как будто бы не была уверена, на месте ли у нее уши. Бедняжка дрожала с головы до ног и, совершенно ошеломленная, оперлась о стол, чтобы не упасть.

– Видите, я умею вразумлять детей при случае, – мрачно проговорил негодяй, нагибаясь за ключом, упавшим в пылу схватки на пол. – А теперь ступайте к Линтону и можете поплакать вволю! Завтра я стану вашим отцом, а через несколько дней другого отца у вас не останется, и тогда я вам еще не раз задам трепку. Чувствую, что одного раза для такой мятежной особы будет мало. Но готовьтесь: будете получать по заслугам, едва только я замечу в ваших глазах этот дьявольский огонь непокорности.

Кэтрин, вместо того чтобы бежать к Линтону, бросилась ко мне и спрятала пылающее лицо у меня на коленях, плача навзрыд. Ее кузен забился в угол дивана и сидел тихо, как мышь, в глубине души радуясь, как мне показалось, что гнев его отца обрушился в этот раз не на него. Мистер Хитклиф, видя, что привел всех участников чаепития в полное смятение, быстро и ловко сам приготовил чай и разлил его в заранее приготовленные чашки, стоявшие на блюдцах на накрытом столе. Мне он подал чашку со словами:

– Залей-ка свою хандру, Нелл. А потом помоги своей своенравной воспитаннице, а заодно и моему никчемному отпрыску. Не бойся, чай не отравлен, хоть я его и приготовил собственноручно. Я пойду за вашими лошадями.

После его ухода нашей первой мыслью было взломать дверь и выбраться из дома. Мы попробовали открыть дверь на кухню, но она была не только заперта, но и закрыта снаружи на засов. Окна в зале были слишком узки даже для стройной фигурки Кэтрин.

– Мистер Хитклиф-младший, – подступила я к Линтону, убедившись, что мы являемся пленниками Грозового Перевала, – вы знаете, в чем заключается замысел этого дьявола, вашего родителя, и вы все должны нам рассказать, а иначе получите столько же затрещин, сколько он надавал вашей кузине.

– Да, Линтон, настало время тебе раскрыть, чего же добивается твой отец, – сказала Кэтрин. – Я пришла сюда ради тебя, и с твоей стороны молчать дальше будет просто черной неблагодарностью.

– Дай мне чаю, – был его ответ. – Я хочу пить. Налей мне скорей чашку, и я тебе все расскажу. А вы, миссис Дин, отойдите, не люблю, когда кто-нибудь стоит у меня над душой. Кэтрин, взгляни, твои слезы накапали мне в чашку – я такой чай пить не буду. Дай мне другую.

Кэтрин пододвинула к нему другую чашку и вытерла лицо от слез. Меня затошнило от самоуверенности, которую тут же обрел этот жалкий человечишка, когда угроза непосредственно для него миновала. Тот болезненный ужас, который владел им во время нашей встречи, улетучился тотчас, когда мальчишка оказался под кровом Грозового Перевала. Я догадалась, что отец грозился стереть своего сына в порошок, если тому не удастся нас заманить сюда, а коль скоро юный предатель выполнил свою задачу, он перестал опасаться за свою шкуру.

– Папа хочет, чтобы мы поженились, – продолжал он, попивая чай. – Он знает, что твой отец не разрешит нам заключить брак сейчас, и боится, что я умру, если свадьбы придется ждать. Посему утром мы поженимся, до этого вы всю ночь должны будете провести здесь, а если вы сделаете так, как он хочет, вы вернетесь завтра в усадьбу и возьмете меня с собой.