Гремучий ручей

– Я думаю, плохо. Я привыкла понимать о человеке все с первого взгляда. Еще с детства привыкла. Когда-то эта способность казалась мне ужасно скучной – видеть насквозь и знать наперед. Но со временем я начала ценить этот дар. Есть определенные сложности в общении. Трудно сохранять беспристрастность с людьми, которые улыбаются тебе, говорят комплементы, но в душе тебя ненавидят. Но я научилась себя сдерживать. А в этой стране… – Она надолго замолчала, словно подбирая правильные слова, – в этой стране слишком много тех, кого я не могу прочитать, как открытую книгу. Это странно и тревожно, не находите?

– Наверное. – Ольга согласно кивнула. – В таком случае, возможно, стоит прислушаться к голосу сердца?

– Сердца?! – Фару Ирма расхохоталась. – Мне кажется, все слишком романтизируют этот кусок плоти! Я не верю в голос сердца, я верю в голос разума. И вот вы, фрау Хельга, волнуете мой разум, как никто другой. С вами интересно общаться. Я даже готова общаться с вами на равных. С чего бы? Как вы думаете?

– Возможно, вас интригует то, что на меня не действуют ваши способности? Гипноз не действует… – Ольга улыбнулась, глядя старухе прямо в глаза.

– Нет, меня интригует другое. Меня интригуют границы ваших способностей. – Фрау Ирма тоже улыбалась. Наверное, со стороны это выглядело милой беседой двух пожилых дам, но лишь со стороны. На самом деле это было противостояние, завуалированное под милую беседу.

– Определенно, у меня есть способности, – сказала Ольга твердо. – Знаете, фрау Ирма, меня слушались все ученики до единого, даже самые неуправляемые. Это можно считать способностями?

– Вероятно. – Старуха отвела взгляд. – Даже наверняка. Как бы то ни было, а со своей работой вы справляетесь хорошо, и наши утренние посиделки мне нравятся. Ну что ж, не стану вас больше задерживать. У каждой из нас еще очень много дел! Ступайте!

Ольга была уже у дверей, когда она снова ее окликнула.

– Фрау Хельга! Распорядитесь, чтобы ко мне пришла одна из ваших подопечных. Нужно прибраться в комнате и кабинете.

– А Лиза? – Ольга обернулась и едва удержалась, чтобы не спросить, что случилось с девочкой.

– Лиза? – Старуха посмотрела на нее непонимающе, а потом усмехнулась: – А, это вы про Эльзу, ту маленькую нерасторопную фройляйн! Мне не нравилась, как она работала. – Она погладила псов по головам, и Ольга вздрогнула, вспоминая тот самый первый их разговор. – Все-таки вас тоже можно иногда прочесть! – Улыбка старухи сделалась шире. – Признайтесь, вы подумали, что я натравила на нее своих мальчиков?

Ответить Ольга не успела, не знала она, что на такое ответить. Да старуха и не ждала ответа.

– Я отослала ее домой, только и всего.

– В город? – Нужно будет спросить у Ефима, отвозил ли он девочку домой.

– Почему же в город? Эльзу привезли из какой-то деревни. Я не запоминаю здешние странные названия.

Стало ли Ольге легче от такого ответа? А, пожалуй, и нет! Стало лишь тревожнее от того, что никак не проверить слова старухи. Теперь даже у Ефима не спросить. Может Шура знает больше? Захочет ли ответить – дело другое. В любом случае, она сможет заставить ее заговорить.

– Пришлите ко мне ту светленькую, с длинной косой, – сказала старуха ей в спину. – Как ее зовут? Кажется, Анастасией.

Светленькая с длинной косой – это и в самом деле Настя. Добрая, простоватая, легкая девочка, прочесть которую не составит никакого труда. Или старуха потому и хочет, чтобы ей прислуживала Настя? Потому, что точно знает, чего можно ожидать от этой девочки?

– Вы услышали меня, фрау Хельга?

– Конечно, фрау Ирма! Я распоряжусь, Анастасия придет к вам через несколько минут.

Выйдя из кухни, Ольга не сразу отправилась к домику для гостей. Оглянувшись по сторонам, она поднялась на второй этаж. Ей нужно убедиться, что вчерашнее ей не примерещилось, что была Лиза и была кровь на ее руке. В этом крыле располагались спальни старухи и фон Клейста. В чью комнату вошла вчера бедная девочка?

Коридор даже при свете дня был плохо освещен. Ольга со всей тщательностью осмотрела и бордовую ковровую дорожку, и стены, но не нашла никаких следов. А они ведь должны были остаться, если Лиза держалась за стены окровавленной рукой. Не было ничего? Или кровавые следы тщательно вытерли? Кто вытер? Трудно представить фрау Ирму с тряпкой в руках. Может все-таки примерещилось?

Ребят и Григория она нашла в кухне у Шуры. Ребята уже закончили завтракать, а Григорий сидел за столом с большой дымящейся чашкой в руках. Наверное, Шура налила ему чая. Ольга поздоровалась, нашла взглядом Настю, сказала:

– Анастасия, тебя ждет фрау Ирма. Нужно прибраться в ее кабинете и комнате.

Девочка послушно встала из-за стола. Все-таки было в ней что-то от Лизы, вот эта покорность и безропотность. Только пока еще не омраченная страхом.

– А Лизка куда подевалась? – спросила Шура через плечо. На Ольгу она демонстративно не смотрела. Значит, Шура ничего не знает про Лизу. Бесполезно спрашивать.

– Фрау Ирма отправила ее обратно домой.

– Странно. – Все-таки Шура обернулась. Во взгляде ее читалась тревога.

– Почему странно? – спросил Ольга. Такие разговоры лучше вести без детей, но коль уж Шура сама заговорила…

– Эй, ребятки! – Григорий словно понял, что Ольга хочет остаться с Шурой наедине. – Хватит дурака валять! Пойдемте-ка работать!

Разговор Ольга продолжила после того, как в кухне они остались вдвоем.

– Почему странно, Шура? – спросила и подошла к поварихе почти вплотную. Если не ответит, придется заставить. Хоть и не хочется.

Шуре тоже не хотелось. Шура уже жалела, что вообще начала этот разговор.

– Ничего! – буркнула она и отвернулась к печи.

– Нет, погоди. – Ольга взяла ее за плечо, развернула к себе, заглянула в блеклые голубые глаза, велела: – Рассказывай!

Шура молчала так долго, что Ольге уже начало казаться, что ничего не выйдет, а потом медленно, нехотя заговорила:

– Это уже третья на моей памяти девочка. Когда по две недели, когда по три они змее этой прислуживают, а потом исчезают.


– Куда исчезают?

– Никто не знает. Нам говорят, вот как сегодня, что отослали их домой, что надоели они старухе, а на самом деле…

– Что же на самом деле, Шура? – Сердце холодело, а спина покрывалась испариной. Ольга боялась, что уже знает ответ.

– А на самом деле исчезали эти девочки. Словно и не было их, словно сквозь землю провалились.

– Всегда только девочки?

– Не знаю я. – Шурины губы побелели от напряжения, на шее проступили синие жилы. Она и сама не хотела знать, не хотела верить в то, что сейчас клещами тянула из нее Ольга. Но Ольга тянула, и ей приходилось открывать свою персональную дверку памяти. – Может, и другие какие были. Они, девочки эти, завсегда ко мне за обедами приходили.

– Для хозяев?

– Нет. Хозяева отдельно питаются. Там была простая еда: хлеб, каша, вода. Иногда молоко.

Ольга и сама вспомнила корзинку в руках у Лизы. Было это в тот день, когда она впервые увидела Гюнтера. Может, для него была корзинка? Она так и спросила, но Шура зло мотнула головой.

– Этот боров приходил ко мне на кухню, когда хотел, брал, что хотел, а жрал всегда у себя в сарае. Мне потом грязную посуду приходилось за ним прибирать.

– Так для кого была эта еда, Шура?

– Я не знаю. – Теперь она и сама старалась вспомнить, не сопротивлялась, а помогала. – Один раз видела, как Лизка шла с корзинкой куда-то вглубь парка. Куда-то к старой водонапорной башне.

– Здесь есть водонапорная башня?

– А как же! Все удобства! Чтоб им пусто было…

– И всегда по вечерам девочки забирали еду?

– Да. Я тогда еще подумала, чего это она по темноте-то шляется. Подумала, а потом… забыла. – Шура в изумлении посмотрела на Ольгу, сказала шепотом: – Как много я, однако, забываю.

– Ничего, – Ольга погладила ее по плечу. – Этот наш разговор ты тоже забудь. Никому не рассказывай, что я тебя расспрашивала. Особенно… змее.

Старуха ведь может попытаться прочесть и Шуру. Или уже прочла, раз у той память стала, как решето? Прочла и точно так же, как она сейчас, велела все забыть.

– А они худенькие такие, бледненькие… – сказала вдруг Шура жалобным голосом.

– Кто? Девочки?

– Поначалу-то веселые были, живые, а потом… словно подменили их. Я все жалела, откормить пыталась, совала кусочки повкуснее да побольше, а они не ели. Не брали ничего из моих рук. Потом-то я решила, что они тем и ужинают, что я им на вечер собираю. Ну, решила да и успокоилась. А что мне за всех думать нужно, да?! – В голосе Шуры проступили ее привычные сварливые нотки.

– Не нужно думать. – Ольга снова погладила ее по плечу. – Забудь этот разговор. Вот чаю лучше мне налей.

– Что? – повариха моргнула, и взгляд ее сделался осознанным.

– Я говорю, чаю мне не нальете, Шура?

– А не побрезгуете? – Вместе с осознанностью к ней вернулась и язвительность. – Вы ж все больше с хозяйкой кофеи гоняете.

– Я не побрезгую, а вы бы попридержали язык, – сказала Ольга ласково. – Не надо так… откровенно.

– Сейчас воды вскипячу! – Шура развернулась к ней спиной.

– А, пожалуй, не нужно. Потом как-нибудь. Не трудитесь, Шура.

Ольга выходила из кухни с мыслью, что обязательно нужно проверить водонапорную башню. Оказывается, она даже не догадывалась о ее существовании. Хотя стоило бы подумать, что вода в доме не из колодца берется.

– …Как у вас это получается? – послышался над плечом сиплый шепот.

Ольга замедлила шаг, спросила:

– Подслушивал?

– Подумал, что вопросы вы интересные задаете, тетя Оля. А метода получения ответов у вас вообще уникальная. Эх, не будь у вас таких крепких моральных принципов, мы бы с вами…

– Григорий, прекрати!

– Прекратил. Вы ведь что-то придумали там для себя, тетя Оля. И про этих девочек придумали, и про то, кому они еду носили.

– Это лишь догадки, Гриня. Ты должен понимать. – Ольга тоже перешла на шепот.

– Я понимаю. Вы сейчас скажете, что, возможно, они кормили ту тварь, что сейчас рыщет по лощине.

– Возможно.