Гремучий ручей

– Не больше, чем у меня.

В голосе фрау Ирмы Ольге почудилось раздражение, но услышать продолжение разговора не дала захлопнувшаяся за спинами этих двоих дверь.



Ребят Ольга нашла на кухне. Они сидели за убранным столом, о чем-то громко спорили, но как только она переступила порог, замолчали.

– Доброе утро! – поздоровалась Ольга со всеми разом. Ответили ей не все. Шура буркнула что-то себе под нос, даже оборачиваться не стала. – Надеюсь, вы уже позавтракали? Нас ждет работа.

– Ольга Владимировна, это правда? – Соня смотрела на нее испуганным и одновременно пытливым взглядом.

– Что именно, Софья?

– Что вы сегодня нашли в парке мертвую женщину.

В комнате повисла настороженная тишина. Даже Шура перестала греметь кастрюлями.

Быстро же в Гремучем ручье распространяются слухи. Наверное, это Ефим что-то сболтнул. Но шило в мешке не утаишь. Да и зачем? Дети должны понимать, какое это опасное место, должны соблюдать осторожность.

– Да, – сказала Ольга. – Утром по пути в усадьбу мы с Ефимом нашли тело женщины.

– Что с ней случилось? – спросила Соня.

– На нее напало какое-то дикое животное. Рысь или волк. Никто не может сказать точно. Холодная зима, звери оголодали, поэтому спускаются из леса в лощину, – Ольга повторила слова фон Клейста. – Никто из вас не должен выходить за пределы усадьбы, это в целях вашей же безопасности.

– Можно подумать, нас выпускают отсюда на прогулку, – сказал Сева тихо, но его все услышали.

– А вы приехали сюда на прогулку? – спросила Ольга ледяным тоном.

Он ничего не ответил, только глянул с ненавистью. Этот мальчик ненавидел всех, кто так или иначе был связан с немцами, но при этом решил работать в Гремучем ручье. Ох, найти бы время и возможность, чтобы разобраться с его «стеной», посмотреть, что же там за ней.

– А что она делала в лощине? – спросила Соня. – Эта убитая женщина.

Хотела бы Ольга знать, что делала Зося в лощине.

– Не знаю. Надеюсь, вы уже поели и готовы к работе? – Она обвела своих подопечных внимательным взглядом. Спросить бы еще, принесли ли им дрова, но это будет слишком. Она не должна о них заботиться, не должна проявлять свою заботу так явно.

Ответить ей не успели. В кухню вошла Лиза. Вот уж кто выглядел плохо – худенькая, бледная, большеглазая, вечно чем-то напуганная, но при этом молчаливая, держащаяся особняком.

– Это вам. – На ребят она даже не глянула, протянула Ольге записку с распоряжениями от старухи. – Фрау Ирма просила вас поторопиться.

Ольга прочла записку, снова посмотрела на своих подопечных.

– План действий на сегодня такой: мы с девушками занимаемся домом, а молодые люди поступают в распоряжение Гюнтера. Нужно приводить в порядок придомовую территорию и парк. Гюнтер не слышит, подозреваю, и не разговаривает тоже, поэтому придется приспосабливаться. Шура, где можно найти Гюнтера? Фрау Ирма хочет дать ему распоряжения лично.

– А мне откуда знать?! – Повариха демонстративно отвернулась к печи, снова громко загремела посудой.

– Обычно по утрам он возится в оранжерее, – сказала Лиза шепотом.

– В усадьбе есть оранжерея?

– Да, старая, еще от прежних хозяев. Она полуразрушенная, Гюнтер восстанавливает ее в свободное время.

– Тогда ты, – Ольга черкнула несколько строк на клочке бумаги, – прямо сейчас сходив оранжерею, передай Гюнтеру это задание. – Она протянула записку Лизе.

– Давать задания Гюнтеру могут только хозяева. – Лиза испуганно попятилась к двери.

– Значит, будем считать, что это приказ фрау Ирмы. У нас мало времени, мы и без того потеряли целый час. Идите! – Ольга посмотрела на Севу, спросила, обращаясь только к нему: – Гюнтер принес вам вчера дрова?

Сева ничего не ответил, отвернулся к окну.

– Принес, – ответила за него Настя, вторая из вновь прибывших девочек. Она была улыбчивая и легкая, опасных вопросов не задавала. – Вечером, как стемнело, явился, свалил дрова в угол и ушел. Даже дверь за собой не закрыл.

Выходит, Лиза передала садовнику ее просьбу. Зря волновалась, что дети будут мерзнуть этой ночью.

Лиза вернулась через пару минут.

– Его нет в оранжерее, – сказала шепотом. – Инструменты его там, а самого нет.

– Где еще он может быть? – спросила Ольга.

– На хоздворе. Там, где мы с вами его вчера видели. Но я там уже посмотрела. И в мастерской тоже.


– Где живет Гюнтер? – Сейчас Ольга обращалась к Шуре. Ей казалось, что у поварихи информации будет побольше, чем у Лизы. – В доме?

– В доме живут только эти… хозяева. – Спина Шуры напряглась. – Солдаты – в казарме на краю усадьбы, я ночую прямо здесь, а где Гюнтер, даже не знаю. Наверное, у себя в сарае.

– Ясно. – Ольга на секунду задумалась, а потом велела: – Ребята, ждите тут! Девочки, за мной!





* * *


– Как это – не можете найти Гюнтера? – Старуха была раздражена и раздражения своего не скрывала.

– Его нет ни в оранжерее, ни в мастерской, ни на хоздворе. Где еще его можно поискать, фрау Ирма? Я распоряжусь.

– Не нужно! – старуха махнула рукой. – Найдется. Занимайтесь своей работой. План действий прежний: девушки наводят порядок в доме, юноши – в парке и в оранжерее. Там нужно убрать и сжечь старый хлам. Вы видели в парке груды срезанных веток? Их тоже сжечь. Еще нужно очистить дорожки от снега. Лопаты, наверное, в мастерской. Я не знаю, поищите сами. И присмотрите за своими подчиненными, фрау Хельга. Они должны работать быстро, но аккуратно.

Да, точно раздражена. А еще, кажется, напугана. Или ей это просто показалось? Фон Клейст не проявлял никакого беспокойства, даже у тела Зоси, но старуха волнуется. Интересно, почему?

– Я все сделаю, фрау Ирма. Я здесь как раз для этого.

Ольга напомнила себе, что она здесь совсем для другого. Да, но времени нет. И обстоятельства… И дети, за которыми нужен глаз да глаз. И дверца, за которой воспоминания, закрыта со вчерашнего дня. Она думала, будет проще и быстрее. А получилось вот как…

– Идите работайте. – Старуха даже не глянула в ее сторону, отошла к окну.



Дать задание девочкам оказалось проще. С домом, по крайней мере, первым этажом, Ольга более или менее разобралась, но территории усадьбы не знала. Или просто до сих пор ее не вспомнила?

Парни ждали ее на крыльце гостевого дома. Сева ежился на ветру, курил сигарету.

– Выброси! – велела Ольга.

– А то что? – спросил он, продолжая курить. – Поставите мне двойку по немецкому?

Ага, уже узнали, кто она и откуда. Да, слухи тут разлетаются быстро. Наверное, и это Ефим рассказал.

– А то я отправлю тебя обратно. – сухо проговорила Ольга. Для мальчишки было важно оставаться в усадьбе. Ольга чувствовала это, поэтому ударила по самому больному. – Мне здесь не нужны бунтари.

Он глянул на нее искоса, загасил сигарету, спросил с вызовом:

– Что дальше?

– Дальше идем на хоздвор. Нам нужно найти инструмент для уборки территории.

С инструментом разобрались быстро. Все необходимое нашлось в сарае. Судя по аккуратно застеленному армейским одеялом топчану именно здесь, а не в мастерской, ночевал Гюнтер. Ольга осмотрелась: кругом царил идеальный порядок, каждая вещь лежала на своем месте, все по полочкам. Из непривычного – длинная, похожая на колодезную цепь. Только не ржавая, а блестящая, словно специально начищенная. А еще в дальнем углу сарая Ольга обнаружила большой узкий ящик. Не наспех сколоченный из кривых сосновых досок, а сделанный из какого-то добротного, до блеска отполированного дерева. Ящик был заперт на замок, тоже добротный, тоже надежный. Ольга попробовала приподнять его за один край, но сил не хватило. Сказать по правде, в последнее время, вернее, за те дни, что к ней начали возвращаться детские воспоминания, сил заметно прибавилось. И душевных, и, что удивительно, физических. Ольга стала чувствовать себя лучше и как будто бы моложе. Быть такого не могло, но и того, что ей нужно найти в усадьбе, тоже не могло быть, а она все равно это ищет. Она ведь даже не знает, что именно, просто чувствует, что это что-то страшное по своей силе. Ящик Пандоры… Может ли ящик Пандоры быть похож на вот этот запертый? Может ли он быть похож на гроб? В ушах вдруг зашумело, и Ольга мотнула головой, прогоняя этот шум. Слишком просто, слишком… на виду. Нет, она ищет что-то другое, какой-то другой ящик.

Ребята, вооруженные лопатами и ломиками, ждали ее снаружи у старой строительной тачки. Тачка им понадобится для разбора завалов в оранжерее.

Оранжерея стояла наособицу на берегу пруда. Наверное, когда-то это было светлое, солнечное место, но сейчас почти вплотную к ее грязным стенам подступали деревья и кусты. Сколько лет она стоит вот такая, всеми забытая? Ольга прикинула. Получалось, что не лет, а десятилетий. То есть, очень давно. Облезла с кирпичных стен некогда белоснежная штукатурка, прохудилась и просыпалась на землю битым стеклом прозрачная крыша. Давно просыпалась, много-много лет назад. И сейчас в образовавшиеся дыры протискивал ветви старый клен, что вырос за эти годы у стены оранжереи. Клен придется срубить, хоть и жалко. Но по-другому оранжерею не отреставрировать. На самом деле, здесь очень много работы. На несколько недель, не меньше.

А оранжерея большая. Можно даже сказать, огромная! Должно быть, когда-то здесь было очень красиво. Ольга закрыла глаза, представляя, как здесь было много лет назад.

Белоснежные стены, солнечные блики на прозрачной крыше. Крыша спроектирована так, чтобы на ней не задерживался снег, и ориентация оранжереи по сторонам света правильная, именно такая, которая нужна для максимальной освещенности. Мощеная серым камнем дорожка в центре. Не прямая, а петляющая, как тропинка в джунглях. Может быть, здесь и были маленькие джунгли из редких, чуждых этому месту растений. Может быть, какое-то их них даже сумело выжить, зацепиться за жизнь корнями и ветками даже после того, как оранжерея перестала быть для растений домом и надежной крепостью.

Ольга вошла в оранжерею, осмотрелась. Здесь кругом был снег. Девственный снег без каких бы то ни было следов. Если только вот эти маленькие, оставленные вороной или галкой. Но человеческих не было. С ночи сюда никто не заходил, она первая.

Под ногами хрустел снег и битое стекло. Звуки ее тихих шагов подхватывало эхо. Или это не эхо? Откуда эхо в таком открытом пространстве? Ольга прислушалась. Не эхо, это голос Гремучей лощины, биение ее сердца. Здесь он особенно громкий. Как сказал бы Ефим, ощутимый костями. Странное место. Не сказать, что плохое, но точно странное. А растения… Она осмотрелась. Что-то выглядывало из-под снега, какие-то ветки, какой-то сухостой, шипы, колючки. Нет, пожалуй, не выжили диковинные растения, погибли вслед за хозяевами. В живых остался только куст в самом дальнем углу. Когда-то здесь имелся маленький рукотворный прудик. Вот его едва различимая, почти до самых краев засыпанная снегом чаша, вот мраморная скамейка, на которой наверняка было удобно сидеть у прудика под вот этим кустом. Что это? На первый взгляд, роза. Крепкая, колючая, живая. Или все-таки шиповник? Разве роза способна выжить в таких суровых условиях?

Ольга смахнула снег со скамейки, присела. На мгновение закружилась голова, запели птицы. То ли в голове, то ли над головой, в густом переплетении ветвей. И вода зажурчала, даря прохладу пылающей коже. Не просто прудик, а прудик с фонтаном. А на дне – юркими серебряными молниями носятся рыбки. И так хочется подобрать длинную юбку, войти в воду, затаиться и поймать одну из рыбок. И вот она уже бьется на раскрытых ладонях – маленькая серебряная молния. Холодная, но все равно живая. От нее пахнет тиной, но это не важно, если не нюхать, если зажать нос и закрыть глаза, то у нее получится…

– …Что вы делаете?

В чувства Ольгу привел удивленный голос. Ольга вздрогнула, огляделась. Она больше не сидела на мраморной скамеечке, она стояла в самом центре того, что когда-то было прудом, по колено провалившись в снег. Снег забился в ботинки, и ногам было мокро и холодно. А в оледеневших ладонях она держала камень. Узкий и длинный, похожий на рыбку камень…

– С вами все в порядке?

А на скамейке сейчас сидел Сева. Сидел, не пытался помочь или помешать. Сидел и наблюдал. Интересно, как давно он здесь?

– Все в порядке. – Ольга сунула камень-рыбку в карман, отряхнула снег с подола пальто. Выбираться из каменной чаши было тяжело. Сева даже не попытался ей помочь, а сама она не попросила о помощи.

– Странное место. – В Севином голосе, наверное, впервые за все время не было сдерживаемой ярости, в нем было тревожное удивление. – Здесь… мерзко, но хочется остаться.