Господин маг. Новые возможности

– Петр Григорьевич, вы ведь сами со слабым даром, как и я, и тоже целитель. Не поделитесь опытом, как в давилке выдержать?

Петя внимательно посмотрел на девушку магическим зрением. Действительно, слабосилка. Не выгорела до сих пор, видимо, только потому, что девушкам больших нагрузок еще не давали. Но ведь дадут. К концу семестра надо хранилище до седьмого разряда разработать, а это только через боль и предельное напряжение сил сделать можно. Сам-то он не в тепличных условиях рос, терпеть привык. Впрочем, девушка тоже из мещан, вряд ли избалованная.

В общем, про то, как он сам капилляры и ауру разрабатывал, а не только хранилище и основные каналы, он рассказал. А вот поняла ли? Все-таки у Пети магическое зрение с самого начала очень острым было. Сможет ли Маша по его пути пойти?

Впрочем, не его дело. Хотя девушка симпатичная. Но сразу предупредила, что женихов из кадетов у нее уже целая очередь. Потомственных дворян, а не мальчиков из лавки.

Ну и ладно. Не больно-то и хотелось. Хочет быть княгиней, а не «княжной» из сплетен – ее право. Только давилку ей и впрямь пережить непросто будет.

На построении следующим утром объявили минуту молчания, а отец Паисий заупокойную службу отслужил. По кадетам не проводили, первые жертвы вообще не афишировали. Но тут и их помянули. После Глока.

Что и как решили начальники по поводу произошедших трагедий, кадетам, естественно, не сообщили. Но в тот же день высокая комиссия в полном составе уехала. И Ульратачи вместе с собой увезли. Навсегда или только на время, Петя не знал. Но обрадовался. Появился шанс с украденным артефактом поближе познакомиться.

Но пока его самого к ректору вызвали.





Глава 4

Все нормализуется?




– Ожидайте, его превосходительство занят, – бросила очаровательная Наталья Юрьевна, оторвав глаза от какой-то грамоты, лежавшей перед ней на столе. Но при этом улыбнулась. Чуть-чуть. Не губами, а именно этими самыми глазами. Громадными и глубокими. Потрясающего оттенка синего цвета, почти как ее академический знак (вода и молния). У Пети аж дыхание перехватило.

И что, так и стоять, хлопая глазами? Приказчик должен быть немного развязным. А маг? Галантным, наверное. Знать бы еще, что это значит.

– Чем дольше, тем лучше, – несколько сипло выдавил из себя юноша, но взял себя в руки и дальше говорил уже нормальным голосом: – Раз не гоните, значит, я смогу все это время на вас любоваться. Так что я не спешу.

Сказал вроде как в шутку. Комплимент такой отвесил. И улыбнулся соответствующим образом. Только вот голос немного подвел. Пришлось сделать вид, что просто молчал перед этим долго.

Глаза снова поднялись на него. На этот раз взгляд был строгий. Петя улыбнулся еще шире:

– Не побрезгуйте, прекраснейшая! Это, конечно, не яблоко из сада, за которое античные богини спорили, а только засахаренные фрукты… – Петя решил блеснуть эрудицией. В вечерней школе у них один год преподавал учитель из гимназии, так он вместо занятий им древние легенды рассказывал. Пока его директор не осадил и не заставил с ними обычный письмовник штудировать.

– Для ваших сахарных уст, – неожиданно для самого себя добавил он как-то слишком развязно, отчего сам смутился.

– Садитесь уж, знаток классической литературы. – Магиня как-то странно посмотрела не него, но кулек приняла. – Вы какую школу заканчивали?

– Вечернюю купеческую. В Песте. – Петя почувствовал собственную неполноценность, но вида не показал. То есть некоторое смущение к улыбке добавил, но осознанно.

– Оно и видно.

Говорила помощница ректора строго, вроде отчитала за допущенную вольность, но недовольной не выглядела. А у Пети настроение поднялось. Очень ему Наталья Юрьевна нравится, хоть он ни на что и не надеется. Не его поля ягода. Но просто любоваться-то можно?

Что украдкой и делал. Совсем нагло пялиться не решился. Ну а госпожа Ливанова на Петю внимания совершенно не обращала, перебирала и читала какие-то бумаги, изредка делая на них пометки, причем как-то все это у нее получалось очень изящно. Фрукты есть не стала, кулек так и лежал сбоку на столе, она о нем вроде и забыла. Только иногда чему-то тихонько посмеивалась про себя.

В общем, о предстоящем разговоре со Щегловым Петя не думал совершенно, хотя и напоминал себе несколько раз, что это сделать надо. Но никаких идей в голову не приходило, и в кабинет он вошел, когда вызвали, совершенно неподготовленным.

В кабинете ректор оказался не один. Что, впрочем, неудивительно. Когда Наталья Юрьевна туда Петю запускала, навстречу ему никто не выходил. А вот состав посетителей совершенно не порадовал. Левашов и Трифонов. Получается, опричник вместе с высокой комиссией не уехал, задержался. Вот он и заговорил первым:

– Петр Птахин. Кадет второго курса. Специализация – жизнь. Магически одаренных родственников нет и не было. Вы один такой уродились. Все правильно говорю?

Петя вопросительно посмотрел на ректора. Все-таки именно он в кабинете хозяин, и он сюда кадета пригласил. Как-то нехорошо без его разрешения с посторонними людьми тут разговаривать.

Задавать вопрос вслух не потребовалось (а Петя собирался). Щеглов чуть заметно кивнул. Ну, раз так…

– Мне о таковых неизвестно. Впрочем, насколько я знаю, никого из братьев и сестер на магию не проверяли. Из всей семьи вечернюю школу один я закончил.

– Плохо вы о государевых слугах думаете, господин кадет. Всех проверили. Еще прошлой зимой заходил к вам домой мэтр Сухояров, по поводу ваших старшего брата и сестры в Тмутаракань запрос отправили. Более магические способности ни у кого не выявлены. Странно, что они у вас появились, не находите?

Его что, обвиняют в том, что он с магическими способностями уродился? Или у опричника просто такая манера говорить, чтобы собеседник себя виноватым чувствовал?

– Откуда мне знать? На все воля Божья. И я не понял: к чему вы все это говорите?

В разговор вмешался ректор:

– Погодите, Геннадий Евграфович…

«Узнал наконец, как опричника зовут, – хмыкнул про себя Петя, – а то все Трифонов да Трифонов… В таких случаях говорят – и года не прошло, но тут как раз прошло. И даже на месяц больше».


– Я поясню Петру Григорьевичу, почему этот разговор вообще зашел, – продолжил Щеглов. – Видите ли, юноша, магический дар, как правило, по наследству передается. Не у всех потомков проявляется, ну, да вы знаете.

С такими магами все в принципе понятно. Специализация – от родителей, хотя и не все стихии проявляются. Сила тоже может по-разному проявиться. Бывают случаи, что и суммируется. К сожалению, редко. Но, опять же повторюсь, все здесь более или менее изучено. А вот такие, как вы, первые в роду, далеко не всегда в общие рамки укладываются. Маги, как правило, слабенькие, но вот отклонения у вас случаются порой очень любопытные. Думаю, вы и сами замечали, что у вас, при весьма скромном объеме хранилища, аура намного плотнее, чем у остальных сокурсников. И в магическом зрении вы их превосходите.

Вообще-то Петя эти свои особенности никак не афишировал, но ректору, оказывается, о них известно. Тогда и таить нет смысла:

– И то и другое я изо всех сил развивать старался. Иначе бы в прошлом году в давилке не выжил.

– Впрочем, ничего уникального в этих ваших способностях нет. Но вы правильно делаете, что стараетесь их развить. В принципе свойства полезные. Лишний разряд компенсировать с их помощью не получится, но некоторые дополнительные возможности появляются. Специально под вас занятия никто перестраивать не будет, но, надеюсь, в библиотеке вы соответствующую литературу проштудировали?

Петя смутился, но эмоции постарался никак не выразить. Ни жестом, ни взглядом. У первокурсников был крайне ограниченный допуск к литературе. Со второго курса вроде больше позволено. Но не так уж давно этот курс начался, а Петя пока зубрит основные целительские заклинания для шестого разряда. Наверное, мог бы с этим не спешить, до шестого разряда по силам еще не дорос. Но ведь близко. Вот и учит, пока книгу не отобрали. Вроде не должны, но вот скажи он об этом ректору – и в результате не уверен. Так что лучше тому не знать, что про свои особенности он еще ничего не читал. Просто руки не дошли.

– А вот то, что ваши способности как-то с шаманскими пересекаются, очень господ опричников заинтересовало. Вот Геннадий Евграфович считает, что надо вас в специальную школу в столице перевести, которая под их патронажем находится. И куда, кстати, они на ближайшее время Ульратачи забрали.

Пете идея крайне не понравилась. Мало того, что в такой школе о свободе придется забыть, так и не факт, что учить чему-нибудь будут. А не сами изучать. Если жив останешься и магические способности не потеряешь – не факт, что по окончании диплом и перстень мага получишь. А они ведь для будущего устройства в жизни очень нужны.

– Ваше превосходительство! Какой из меня шаман? Ульратачи, как я понял, полный универсал, ему все стихии подвластны. А у меня – одна жизнь!

– Вот и я то же самое господину Трифонову говорю. Магическое зрение у вас очень острое, и, похоже, чувствительность к любой магии повышена. Вы же иных стихий, кроме жизни, не видите? Но когда маг другой стихии заклинание творит, это замечаете?

– Так жизнь в энергоканалах любого живого существа имеется. Когда маг заклинание напитывает, его каналы слегка расширяются, и это заметно.

– А с Ульратачи что происходит?

– С каналами у него все то же самое, что и у обычных магов. Но если позволите высказать мое мнение – его магия, когда он духов призывает, как-то с жизнью связана. Не напрямую. Обычного зеленого цвета жизни я не вижу. Но какое-то смутное ощущение есть. Даже не могу это описать. Это не туман, а какая-то тень тумана. В общем, не вижу, но чувствую – что-то есть. Когда магам в его присутствии плохо делалось, это «что-то» им голову облепляло и, как мне казалось, через точку бинди в их энергосистему проникало.

– Духов не существует, – подал голос Трифонов. – Это какая-то особенная магия шаманов. А напускать туман, который Птахин якобы видит, это у них традиция. Совершенно не желают сотрудничать.

Ректор реплику проигнорировал.

– При работе с шаманами ваши способности, Птахин, могли бы быть полезными, но я категорически против того, что господа опричники в академии устроили. За своих кадетов я несу ответственность перед Богом и государем и использовать их как расходный материал больше не позволю.

– О том, что шаманы могут быть чрезвычайно опасны для магов, известно давно, – не согласился с ним опричник. – Но механизм их воздействия совершенно непонятен. Появление в академии Ульратачи и открывшиеся в связи с этим возможности изучения их магии – результат большой дипломатической работы. До этого шаманы на контакт вообще не шли. И напомню: данная работа была одобрена государем.

– Работа, а не шесть трупов! Государь такого одобрить не мог! – Щеглов почти кричал.

«Все-таки полномочия опричников совершенно непонятны, – отметил про себя Петя. – Ректор по чину генерал, да еще маг сильнейший. И вместо того, чтобы указать Трифонову, а потом выгнать его из кабинета исполнять приказанное – спорит с ним, нервничает. Неправильно все это».

– Когда в маготроне вместе с Ульратачи находился Птахин, жертв не было, – напомнил опричник.

– И много вы из тех случаев вынесли?! Только то, что Птахин, благодаря развитому магическому зрению, лучше высокоразрядных целителей может противостоять воздействию шамана. А о самом воздействии – ровным счетом ничего. Ни Новиков, ни Сназин ничего не видели и ничего не почувствовали. Хорошо хоть живы остались. И оба, кстати, от дальнейшего общения с Ульратачи отказались. Сам же Ульратачи от участия в ваших экспериментах еще не отказался только по одной причине – думает, что все это было обычным учебным процессом. А дед ему примерно учиться наказал. Зато самому велел никого ничему не учить. И ослушаться деда для него невозможно в принципе.

Ситуация складывалась неприятная. Быть молчаливым свидетелем того, как ректор с опричником при нем переругиваются, в том числе и по его поводу – заведомо проигрышная позиция. Лезть в политику очень не хотелось, но Петя решился:

– Ваше превосходительство, Магаде не сам духов призывает, он для этого артефакт использует, который ему дед дал. Сделанный не то из рога, не то из зуба какого-то магического животного. Все время на шее у него висит на шнурке. Там у него амулетов много. И почему его в маготрон вообще с амулетами пустили? – О том, что у самого на шее накопитель, Петя предпочел промолчать.

– Он без них никуда не ходит. Дед снимать запретил, – мрачно ответил ректор. – А настаивать господа опричники не рекомендовали. Знал бы я, во что это выльется…

– У него один из амулетов пропал, и его до сих пор не нашли. – Трифонов как-то нехорошо посмотрел на Петю. – Не знаете, что с ним стало, Птахин?

– Откуда?.. – Петя постарался изобразить удивление как можно искреннее.

– Вы, однако, про этого молодого шамана больше нас знаете.

– Совершенно не удивлюсь, если амулет у Птахина окажется, – это уже Левашов впервые голос подал.

Петя хотел было возмутиться и сказать о том, что духи шамана его амулеты чувствуют и наверняка уже всю академию обыскали, но одернул себя. Демонстрировать такую свою осведомленность – это почти то же самое, что сразу сознаться. Раз знаешь, как будут искать, то и прятать умеешь.

Поэтому только слегка пожал плечами:

– Ваше высокое мнение о моих способностях, Петр Фомич, мне известно.

Левашову явно хотелось ответить, но в присутствии ректора не решился, только желваками на скулах поиграл. И «добрым» взглядом наградил.

К счастью, тему никто развивать не стал – оказывается, опричника совсем другое беспокоило:

– Вот я и говорю, Александр Васильевич, надо Птахина с Ульратачи поближе свести. В одну комнату поселить, общие занятия назначить. В то, что из него как мага толк выйдет, я не верю, но, следует признать, пройдоха он знатный. Глядишь, узнает что полезное.

Петю всего внутренне перекосило. Но взбрыкнул неожиданно Левашов:

– Как куратор курса, я категорически против! Когда Птахин сюда поступил, он об офицерской чести даже понятия не имел. Мелкий торгаш! Позоривший звание кадета. Год я из него эту пакость выбивал. До конца не получилось, но хотя бы вести себя стал приличнее. Даже в клуб записался. А теперь ему что, на товарища доносы писать? Лучше сразу его в свой спецпитомник забирайте. Вместе с шаманом. А мне курс разлагать не надо.

Тут даже ректор не выдержал: