Господин Изобретатель. Книги 1-6. Компиляция
Часть 18 из 127 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Лабораторию организовал я вместе с моим дядей Генрихом фон Циммером в равных паях. Целью было получение новых красителей для тканей и синтез новых лекарственных веществ. Получение взрывчатых веществ не было целью лаборатории и было обнаружено случайно, поскольку взрывчатым веществом нового типа был синтезированный нами желтый краситель. Лаборатория была официально зарегистрирована в Московской городской управе.
— Что вам удалось получить и чем вы можете подтвердить это?
— Первую привилегию мы получили на "Русский пурпур фабрики Степанова", эта привилегия действует только в России, поскольку в Британии есть свой путь синтеза такой краски и, скорее всего они получили привилегии в других странах Европы. Вторая привилегия получена только что на "Желтый солнечный фабрики Степанова", ее предполагалось патентовать в Германии, Франции, Британии и САСШ, но согласилась выдать привилегию только Франция, Германия отказала, а Британия и САСШ выжидают. Этот состав и показал взрывчатые свойства, производить его не предполагалось, только закрыть другим странам путь получения. Еще два вещества были в работе: краситель индиго нам удалось получить, а новое лекарство от раневой инфекции было готово на 90 %. Все результаты были в лабораторном журнале, который вел Генрих Циммер и журнал находился в лаборатории. Готовая привилегия передана мной по нотариальной записи моему деду, Ивану Петровичу Степанову. Для производства на его фабрике выбран "Русский пурпур фабрики Степанова", для чего было изготовлено необходимое количество краски.
— Вы не изготавливали взрывчатку по чьему бы то ни было заказу?
— Нет
И так далее в том же духе: кто, кого и зачем нанимал, кто чем занимался, для чего все делалось и опять, почему мы не хотели производить тротил? Почему патентовали в Европе, если сами производить не собирались, а, значит, не рассчитывали на прибыль.
Жандарм полностью меня вымотал за час допроса (хотя он не сказал, что это — допрос). Наконец, допрос закончился. Я спросил, могу ли я задать вопрос. Он ответил согласием, но предупредил, что даст ответ в том случае, если это не затронет тайну следствия.
— Удалось ли найти лабораторный журнал: это большая толстая тетрадь в картонном переплете, похожая на амбарную книгу? Я интересуюсь ей, поскольку это собственность лаборатории, а значит, моя.
— Нет, никакой такой тетради ни полиции, ни нам найти не удалось.
Потом он дал мне на подпись листки, где фиксировал свои вопросы и мои ответы. Значит, все-таки допрос… Я не стал возмущаться, тем более, ротмистр вел себя корректно и я хотел склонить его на свою сторону, не допуская словесного противостояния, мало ли, может суд даст рекомендацию провести опыты в государственной лаборатории, а это мне и надо. Я не согласился с некоторыми несущественными определениями и формулировками, ротмистр все исправил и расписался, потом как мог, расписался и я. Потом ротмистр сложил листки в папку, намереваясь попрощаться, но я его остановил.
— Сергей Семенович, погодите. Возможно, что вы теперь долго ко мне не зайдете, но я хочу, чтобы вы меня поняли. Это, так сказать, неофициальная беседа. Есть ли возможность как-то остановить немцев с производством новой взрывчатки, ведь то, что они отказались признать нашу привилегию, говорит о косвенном признании ими кражи промышленной идеи. Они тоже знают это соединение как краситель, но никогда официально его не заявляли как взрывчатое вещество. Если же нет такой возможности (может быть, по дипломатическим причинам), может ли жандармское управление рекомендовать проверку этого вещества на полигоне, но с учетом моих рекомендаций по применению. Просто я хочу, чтобы эта взрывчатка принадлежала государству и никто иной не мог ей воспользоваться. Я даже могу подарить привилегию Российской империи (с согласия деда, потому что у нас договорённость о том, что все, изобретенное мной, вырабатывается на его заводе, но взрывчатку он отказался делать по религиозным соображениям).
Жандарм удивился, видимо он думал, что жадные купцы радеют только о своей выгоде и им плевать на жизни солдат. Прошла минута, пауза явно затянулась, потом ротмистр сказал:
— Александр Павлович, откровенно говоря, я поражен, что частный негоциант так радеет о своей стране, что готов отказаться от своей прибыли — вон Нобель какое состояние сколотил на своем динамите. Я непременно доложу по команде о вашем предложении и извещу вас, как только получу ответ.
После ротмистра появился присяжный поверенный от деда. Я сообщил ему название процессов, что использовались при синтезе сульфаниламида: исходным продуктом синтеза препарата является анилин. Анилин мы получали по реакции Зинина, ее описание можно взять из первой привилегии. Аминогруппу анилина замещают остатком уксусной кислоты и проводят сульфохлорирование. Далее проводят замену галогена в хлорангруппе замещенной сульфаниловой кислоты на аминогруппу. В конце получается такое соединение:
Брутто-формула: C6H8N2O2S
Структурная формула:
Глава 15
Узнаю о расследовании
Сегодня с утра пришел дед. Он улыбнулся мне и был в хорошем настроении.
— Сашка! Лизе стало лучше, она стала меня узнавать и говорить, а до этого сидела, как больной зверек, в углу, куталась в старую шаль и молчала. Почти ничего не ела. А теперь поправляется, постоянно хочет есть. И узнала, узнала меня, моя голубушка. Слава Господу нашему, слава тебе Заступница наша, матерь Божия!
Он повернулся к иконе, трижды в пояс поклонился, непрерывно крестясь, потом приложился к образу.
— Дед, у меня вчера был ротмистр, устроил мне допрос под подпись. Скажи мне, а ты мертвого Генриха видел? И кто и где его нашел? Еще хочу узнать, кто меня вытащил и кто в Градскую привез?[39]
— Я видел, что от Генриха осталось — одни позвонки и то рассыпались в золу. Нашли его рабочие, что были наняты Лизой поутру — она как эти останки увидела, так в уме и повредилась. Тебя вытащил из огня соседский кучер — увидел, что ты упал и, схватив в охапку, вынес. Он же с хозяином и довез тебя сюда. Пожарные прибыли через четверть часа, тогда же и полиция появилась. Они дом закрыли, опечатали и Лизу в лечебницу отвезли. Мне к обеду только сообщили о том, что случилось, околоточный наш пришел. Мы с ним, хоть и не его околоток, все же полицейский чин, я ему хорошие подарки к праздникам делаю, вот и пригодился, поехали на Полянку, чтобы с местными полицейскими договориться. Через два часа я своих сторожей оставил в аптеке, а то все равно голодранцы и ворье сорвали бы печати и влезли. А так все цело, стекла вставили, дом охраняют, только, наверно, не захочет Лиза туда возвращаться. Я ей вчера предложил пока пожить у меня, но она ничего не ответила.
— Дед, пусть сторожа твои узнают, как зовут того возчика и из какого он дома, надо его отблагодарить.
— Уже все сделал, кобылку и коляску ему купил, он теперь сам извозом занимается.
— А ротмистр как появился? И что он там нашел?
— Полиция, внучек, решила дело закрыть, мол, Генрих сам взорвался из-за своих опытов, он и виноват. Но я-то, как чувствовал, что дело нечисто, следователь полицейский даже на месте не был, вот я и поехал в жандармское управление. А там полковник вызвал этого ротмистра Авдеева и сказал, чтобы он во всем разобрался. Я как Авдеева увидел, засомневался в нем, серенький какой-то, невзрачный, вроде воробья. Но воробей-то наш прыткий оказался, поехал на место, опять с рабочими все обломки разобрал, вынес и на бумаге отмечал, что и где лежит, а потом взял линейку, провел линии на плане и они сошлись у стены, что к забору выходит, там у вас дровник был. Вызвал фотографа, и облазил все, где стенка была, сам руками снег рыл и нашел ямку, откуда землю вынесло — вот говорит здесь адская машина и стояла, потому что стену всю снесло до основания вместе с печью и обломки кинуло внутрь, а от других стен что-то да осталось. Черепицу, да и стропила с мамеринцем[40] частью упали внутрь сарая вашего (то есть, лаборатории) а частью их сдуло взрывом в противоположную сторону.
Сфотографировали все со всех сторон, и ротмистр стал искать у забора — доски его наружу упали, а когда завал разобрали, нашли машинку маленькую, на ходики похожую. Взрывом ее изувечило, да и полицейские на ней потоптались, но все равно видно, что это — часть адской машины. Тоже сфотографировали, где ее нашли, потом в канаве напротив твою гирю тоже нашли, пудовую — вон ее куда закинуло, на 15 сажен. Гиря твоя, служанка ваша ее опознала, говорит, молодой барин каждое утро у дровника ее подымал и на железке висел (это про мои упражнения на турнике). Ротмистр еще пол весь излазил, мундирчик свой выпачкал в саже, все искал чего-то, потом выяснилось — останки второго человека, наемного немчика вашего, но ничего не нашел.
А вот тебя он тоже подозревал, а может, до сих пор подозревает: ты же каждое утро вертелся у этого дровника. Спокойно мог машинку подложить, дрова сверху навалить, гирей придавить. Но вот многие видели как ты выбегал вместе с Лизой, когда грохнуло и сразу тушить пожар стал, а немчика этого, Альфонса или Альберта, да, правильно, Альфреда видели выходящим из дома за четверть часа до взрыва.
— Дед, но тогда он должен был убедиться, что Генрих вошел в лабораторию и только тогда взорвать бомбу, а часовой механизм не знает есть ли тот кого нужно взорвать, внутри или нет — он сам взрывается.
— Вот в этом и вопрос, как он мог из-за забора машинку включить?
— Спокойно мог, отодрать заранее доску, влезть, достать механизм, поставить его на 5 минут до взрыва и уйти — большая вероятность того, что Генрих будет внутри больше 5 минут, значит, он и погибнет.
— И куда этот Альфред потом девался бы?
— А просто домой уехал, у него на руках уже была действующая подорожная, он домой собирался на ихнее Рождество, вот и выправил заранее. Доехал без забот до Митавы, а там — вот она, прусская граница. Так что, пока лопоухие полицейские здесь следы затаптывали и свидетели у них разбегались, наш Альфредик уже своему начальству докладывал. Нашел же ротмистр его фото, с каких это пор капитан разведывательной службы будет на побегушках у русского аптекаря?.
— Это, конечно, так, но не забывай, милый внучек, что любой жандарм мечтает раскрыть целую шайку разбойников и ты подходишь на роль соучастника шайки.
— А как же то, что я чуть не сгорел?
— Ну, переусердствовал маленько, изображая спасающего, дыму надышался ядовитого и упал, да мало ли что, оступился просто, нога подвернулась, вот и пришлось тебя самого спасать.
Да… а я-то думал, что жандарм мне может помочь мой проект протолкнуть, а он спокойно может меня самого на каторгу упечь — и орденок получить за разгром шпионского логова и поимку члена шайки… Видимо, беспокойство отразилось в моих глазах, так что дед сказал:
— Да не переживай ты так, Сашка, придумаем, как оправдаться. Ты, главное, выздоравливай побыстрее.
Я пожаловался деду, что мне мало дают вставать с кровати — я и так с трудом выбил разрешение вставать в сортир. Еще варежки эти надоели, может быть, можно какие-то просторные перчатки и мазать мазями под их защитой, а то, простите за подробности, штаны снимать тяжело. И еды нормальной — хоть и меньше протертого стали давать, но больничная еда (хоть я и подозреваю, что мне попадают лучшие куски) обрыдла.
— Хорошо, внучек, если доктор разрешит, тебе мой человек будет еду с моей кухни привозить. Хоть сейчас и пост, но рыбное тебе можно, а потом для болящих пост нестрогий. Может, что еще надо?
— Дед, икорки черной[41] хочется и морсу клюквенного. А еще мне нужно учебник высшей математики для университета. И журналы со статьями Чебышева (есть такой математик в Питере) и Лобачевского (этот — в Казани).
— Хорошо, Сашка, снедь привезут, какую захочешь, а книжки тебе зачем, может, не будешь голову пока напрягать?
— Дед, а что мне здесь делать? Гулять не пускают, упражнения делать нельзя, хоть науки буду изучать.
— Ну как знаешь… Есть у меня ученые люди, попрошу, достанут тебе книжки.
Мы распрощались, а я остался с невеселыми мыслями по нашей беседе.
Алиби у меня нет: Конечно, Лиза видела меня сразу после взрыва, но ведь, раз в бомбе был часовой механизм, я тоже мог убедиться, что Генрих пошел в лабораторию (видимо, узнать что там Михель/Альфред сегодня наоткрывал и отпустить его, да и задержался сам). Понятно, что это шпион дождался, когда Генрих усядется за журнал и минимум полчаса будет читать, а то и сам поставит какой-нибудь опыт, такое уже бывало, а Альфред потом выйдет, обойдет дом, приоткроет дырку в заборе, заведет машинку, замаскирует ее дровами и гирей придавит, затем уйдет обратно через ту же дырку, в соседний переулок. Там и днем-то никого не бывает, вон гирю мою за неделю в канаве никто и не нашел, а гантели в соседских огородах вообще из-под снега только весной "взойдут", а тут ночью — немудрено, что его видели только выходящим из дома. Но вот, с точки зрения жандарма, даже если Лиза скажет, что я был дома и выскочил практически одновременно с ней, ведь Лиза не может гарантировать, что я не вышел к лаборатории за четверть часа до взрыва, а то и за 10 минут, завел машинку и тихонько вернулся к себе в комнату ждать, пока грохнет. Дальше все естественным путем, не будем повторяться, пожар, спасательные работы, переусердствовал с алиби (с кем не бывает), обгорел, попал в больницу. Хотя, если бы не соседский кучер, косточки мои разгребали бы вместе с Генриховыми. Михель спокойно уехал, как и планировал к себе в Курляндию.
Только вот, сдается мне, что жандарм уже проверил и эту версию с Михелем, убедился, что он в Митаву и не заезжал, зато пересек прусскую границу аккурат когда полицейские решили дело закрыть. Демонстрировал же он мне его фото в мундире, причем сделал это по правилам очных ставок — предъявил фото мужчин одного возраста одинаково одетых. Видимо у жандармов нет фото Альфреда в партикулярном платье,[42] вот и продемонстрировали его в военном мундире. Опять-таки, раз они заподозрили Альфреда, значит, у них есть на него что-то — возможно, он работает по России, раз, хоть и коряво, но знает русский язык. Возможно, это не первая его "спецкомандировка" и он уже засветился здесь, химик чертов.
Самое лучшее было бы, если кто-то видел Михеля/Альфреда влезающим/вылезающим в дырку в заборе, но кто сейчас будет этих свидетелей искать?
Так подошла Пасха. Агаша принесла мне крашеное яичко и куличик, от деда тоже прислали гору пасхальной еды. По палатам прошел батюшка, покропил святой водой (хотя Леонида Матвеевича это, по его виду, совсем не вдохновила — на мое счастье, он был страстным поклонником Листера и Пастера[43] и адептом карболки). Минут через 20 после ухода причта сестра милосердия пришла с распылителем карболки, а санитарки протерли пол раствором того же чудодейственного средства. Зря я ерничаю — благодаря ему у меня не началось нагноения и я избежал уродующих рубцов, а то и вовсе мог умереть от септического шока, отравленный токсинами расплодившихся микробов, что чаще и случалось в эти времена с подобными мне больными.
После Пасхи началось разговление, вот тут-то и пошла объедаловка, я вовремя остановился, а то разнесет — поперек себя толще буду. Избыток всяких пирогов и мясных закусок я отдавал Агаше, а она относила больным, к которым никто не приходил. И самый большой подарок — ко мне вместе с дедом пришла Лиза!
Сначала я ее не узнал — она полностью поседела и из-под платка были видны седые волосы, глаза запали, щеки ввалились и на вид ей можно было дать далеко за 50.
Я, конечно, тоже не выглядел принцем с картинки, но все же, благодаря мазям, питанию и заботам врачей и сестер, а также Агашиному уходу, выглядел не в пример лучше. Хотя, Лиза, увидев меня, заплакала:
— Сашенька, милый, что же с тобой стало, а где волосы твои?
— Лизонька, ты только не плачь, вырастут волосы, все будет хорошо. Прошлого не вернешь, а надо жить дальше
Но Лиза продолжала плакать, мы с дедом ее утешали, я попросил Агашу, чтобы пришла сестра милосердия с успокаивающими каплями, лучше валерьяной (а то принесет популярный здесь лауданум, кто знает, что опий сделает с больной головой несчастной Лизы). Пришла сестра, но капель не принесла, а вместе с Агашей увели Лизу с собой.
Я спросил деда, как Лиза, ответил, что она часто плачет, но понимает кто она и где, всех узнает. То есть, она не сумасшедшая, а просто человек в глубоком горе. Она живет у деда в доме, что делать с аптекой и квартирой, пока не ясно, но, скорее всего, их придется продать, потому что она наотрез отказалась даже поехать туда. Дед хочет, чтобы она жила в его доме, ведь рядом с родным человеком горе легче превозмочь. Он, как может, выхаживает ее, к ней привозят докторов, вот один немец сейчас предлагает электричество.
— Дед, гони этого немца в шею — это шарлатан. Лизе надо хорошо питаться и больше гулять, надо, чтобы ее кто-то сопровождал и разговаривал с ней, может, в театр вывезти ее, хорошую музыку послушать. Хотя я понимаю, что она в трауре и год будет его соблюдать, но как-то надо ее отвлечь от тяжелых мыслей. Главное, чтобы она не замыкалась в себе, этак и до депрессии рукой подать (хотя она у нее сейчас уже есть). Да, пока Лиза не вернулась, ничего нового от ротмистра нет?
— Как нет — жандарм, оказывается, перед выпиской из лечебницы был у нее и показания под роспись снял, крапивное семя! Я не успел еще за Лизой приехать, а местный докторишка потом оправдывался, что, мол, он разрешил, так как, выписывая ее из лечебницы, он считает ее дееспособным человеком и не мог отказать должностному лицу на службе.
— И что она ему сказала?
— Ответила, что все рассказала, что помнила — как было, а потом расплакалась, ну я и не стал дальше выспрашивать.
Тут наш разговор окончился, потому что вернулась Агаша, ведя Лизу под локоток. Лиза успокоилась, даже улыбнулась мне. Мы поговорили о том о сем, о погоде и прочих ничего не значащих мелочах. Потом дед с Лизой уехали.
Значит, ротмистр допросил Лизу до встречи со мной, чтобы я не мог на нее повлиять. Что же, понятно, я бы тоже так поступил, будь я жандарм. Это, конечно, неэтично допрашивать не совсем здорового человека, пусть психиатр и признал его трижды дееспособным. Но, ротмистр действует как машина, хорошая, впрочем, машина, в чем я успел убедиться. Человеческих чувств к подозреваемым у него, видимо, нет, а как тогда этот робот ведет себя с подследственными? Бр-р-р, даже представлять не хочется.
Глава 16
Многое выясняется, но приходят другие проблемы
Подумай про черта — он тут как тут. На следующий день появился ротмистр. Сделал мне комплимент, что я бодро выгляжу и иду на поправку.
— Благодарю вас, Сергей Семенович, — ответил я. — Мне многие так говорят.
— Что вам удалось получить и чем вы можете подтвердить это?
— Первую привилегию мы получили на "Русский пурпур фабрики Степанова", эта привилегия действует только в России, поскольку в Британии есть свой путь синтеза такой краски и, скорее всего они получили привилегии в других странах Европы. Вторая привилегия получена только что на "Желтый солнечный фабрики Степанова", ее предполагалось патентовать в Германии, Франции, Британии и САСШ, но согласилась выдать привилегию только Франция, Германия отказала, а Британия и САСШ выжидают. Этот состав и показал взрывчатые свойства, производить его не предполагалось, только закрыть другим странам путь получения. Еще два вещества были в работе: краситель индиго нам удалось получить, а новое лекарство от раневой инфекции было готово на 90 %. Все результаты были в лабораторном журнале, который вел Генрих Циммер и журнал находился в лаборатории. Готовая привилегия передана мной по нотариальной записи моему деду, Ивану Петровичу Степанову. Для производства на его фабрике выбран "Русский пурпур фабрики Степанова", для чего было изготовлено необходимое количество краски.
— Вы не изготавливали взрывчатку по чьему бы то ни было заказу?
— Нет
И так далее в том же духе: кто, кого и зачем нанимал, кто чем занимался, для чего все делалось и опять, почему мы не хотели производить тротил? Почему патентовали в Европе, если сами производить не собирались, а, значит, не рассчитывали на прибыль.
Жандарм полностью меня вымотал за час допроса (хотя он не сказал, что это — допрос). Наконец, допрос закончился. Я спросил, могу ли я задать вопрос. Он ответил согласием, но предупредил, что даст ответ в том случае, если это не затронет тайну следствия.
— Удалось ли найти лабораторный журнал: это большая толстая тетрадь в картонном переплете, похожая на амбарную книгу? Я интересуюсь ей, поскольку это собственность лаборатории, а значит, моя.
— Нет, никакой такой тетради ни полиции, ни нам найти не удалось.
Потом он дал мне на подпись листки, где фиксировал свои вопросы и мои ответы. Значит, все-таки допрос… Я не стал возмущаться, тем более, ротмистр вел себя корректно и я хотел склонить его на свою сторону, не допуская словесного противостояния, мало ли, может суд даст рекомендацию провести опыты в государственной лаборатории, а это мне и надо. Я не согласился с некоторыми несущественными определениями и формулировками, ротмистр все исправил и расписался, потом как мог, расписался и я. Потом ротмистр сложил листки в папку, намереваясь попрощаться, но я его остановил.
— Сергей Семенович, погодите. Возможно, что вы теперь долго ко мне не зайдете, но я хочу, чтобы вы меня поняли. Это, так сказать, неофициальная беседа. Есть ли возможность как-то остановить немцев с производством новой взрывчатки, ведь то, что они отказались признать нашу привилегию, говорит о косвенном признании ими кражи промышленной идеи. Они тоже знают это соединение как краситель, но никогда официально его не заявляли как взрывчатое вещество. Если же нет такой возможности (может быть, по дипломатическим причинам), может ли жандармское управление рекомендовать проверку этого вещества на полигоне, но с учетом моих рекомендаций по применению. Просто я хочу, чтобы эта взрывчатка принадлежала государству и никто иной не мог ей воспользоваться. Я даже могу подарить привилегию Российской империи (с согласия деда, потому что у нас договорённость о том, что все, изобретенное мной, вырабатывается на его заводе, но взрывчатку он отказался делать по религиозным соображениям).
Жандарм удивился, видимо он думал, что жадные купцы радеют только о своей выгоде и им плевать на жизни солдат. Прошла минута, пауза явно затянулась, потом ротмистр сказал:
— Александр Павлович, откровенно говоря, я поражен, что частный негоциант так радеет о своей стране, что готов отказаться от своей прибыли — вон Нобель какое состояние сколотил на своем динамите. Я непременно доложу по команде о вашем предложении и извещу вас, как только получу ответ.
После ротмистра появился присяжный поверенный от деда. Я сообщил ему название процессов, что использовались при синтезе сульфаниламида: исходным продуктом синтеза препарата является анилин. Анилин мы получали по реакции Зинина, ее описание можно взять из первой привилегии. Аминогруппу анилина замещают остатком уксусной кислоты и проводят сульфохлорирование. Далее проводят замену галогена в хлорангруппе замещенной сульфаниловой кислоты на аминогруппу. В конце получается такое соединение:
Брутто-формула: C6H8N2O2S
Структурная формула:
Глава 15
Узнаю о расследовании
Сегодня с утра пришел дед. Он улыбнулся мне и был в хорошем настроении.
— Сашка! Лизе стало лучше, она стала меня узнавать и говорить, а до этого сидела, как больной зверек, в углу, куталась в старую шаль и молчала. Почти ничего не ела. А теперь поправляется, постоянно хочет есть. И узнала, узнала меня, моя голубушка. Слава Господу нашему, слава тебе Заступница наша, матерь Божия!
Он повернулся к иконе, трижды в пояс поклонился, непрерывно крестясь, потом приложился к образу.
— Дед, у меня вчера был ротмистр, устроил мне допрос под подпись. Скажи мне, а ты мертвого Генриха видел? И кто и где его нашел? Еще хочу узнать, кто меня вытащил и кто в Градскую привез?[39]
— Я видел, что от Генриха осталось — одни позвонки и то рассыпались в золу. Нашли его рабочие, что были наняты Лизой поутру — она как эти останки увидела, так в уме и повредилась. Тебя вытащил из огня соседский кучер — увидел, что ты упал и, схватив в охапку, вынес. Он же с хозяином и довез тебя сюда. Пожарные прибыли через четверть часа, тогда же и полиция появилась. Они дом закрыли, опечатали и Лизу в лечебницу отвезли. Мне к обеду только сообщили о том, что случилось, околоточный наш пришел. Мы с ним, хоть и не его околоток, все же полицейский чин, я ему хорошие подарки к праздникам делаю, вот и пригодился, поехали на Полянку, чтобы с местными полицейскими договориться. Через два часа я своих сторожей оставил в аптеке, а то все равно голодранцы и ворье сорвали бы печати и влезли. А так все цело, стекла вставили, дом охраняют, только, наверно, не захочет Лиза туда возвращаться. Я ей вчера предложил пока пожить у меня, но она ничего не ответила.
— Дед, пусть сторожа твои узнают, как зовут того возчика и из какого он дома, надо его отблагодарить.
— Уже все сделал, кобылку и коляску ему купил, он теперь сам извозом занимается.
— А ротмистр как появился? И что он там нашел?
— Полиция, внучек, решила дело закрыть, мол, Генрих сам взорвался из-за своих опытов, он и виноват. Но я-то, как чувствовал, что дело нечисто, следователь полицейский даже на месте не был, вот я и поехал в жандармское управление. А там полковник вызвал этого ротмистра Авдеева и сказал, чтобы он во всем разобрался. Я как Авдеева увидел, засомневался в нем, серенький какой-то, невзрачный, вроде воробья. Но воробей-то наш прыткий оказался, поехал на место, опять с рабочими все обломки разобрал, вынес и на бумаге отмечал, что и где лежит, а потом взял линейку, провел линии на плане и они сошлись у стены, что к забору выходит, там у вас дровник был. Вызвал фотографа, и облазил все, где стенка была, сам руками снег рыл и нашел ямку, откуда землю вынесло — вот говорит здесь адская машина и стояла, потому что стену всю снесло до основания вместе с печью и обломки кинуло внутрь, а от других стен что-то да осталось. Черепицу, да и стропила с мамеринцем[40] частью упали внутрь сарая вашего (то есть, лаборатории) а частью их сдуло взрывом в противоположную сторону.
Сфотографировали все со всех сторон, и ротмистр стал искать у забора — доски его наружу упали, а когда завал разобрали, нашли машинку маленькую, на ходики похожую. Взрывом ее изувечило, да и полицейские на ней потоптались, но все равно видно, что это — часть адской машины. Тоже сфотографировали, где ее нашли, потом в канаве напротив твою гирю тоже нашли, пудовую — вон ее куда закинуло, на 15 сажен. Гиря твоя, служанка ваша ее опознала, говорит, молодой барин каждое утро у дровника ее подымал и на железке висел (это про мои упражнения на турнике). Ротмистр еще пол весь излазил, мундирчик свой выпачкал в саже, все искал чего-то, потом выяснилось — останки второго человека, наемного немчика вашего, но ничего не нашел.
А вот тебя он тоже подозревал, а может, до сих пор подозревает: ты же каждое утро вертелся у этого дровника. Спокойно мог машинку подложить, дрова сверху навалить, гирей придавить. Но вот многие видели как ты выбегал вместе с Лизой, когда грохнуло и сразу тушить пожар стал, а немчика этого, Альфонса или Альберта, да, правильно, Альфреда видели выходящим из дома за четверть часа до взрыва.
— Дед, но тогда он должен был убедиться, что Генрих вошел в лабораторию и только тогда взорвать бомбу, а часовой механизм не знает есть ли тот кого нужно взорвать, внутри или нет — он сам взрывается.
— Вот в этом и вопрос, как он мог из-за забора машинку включить?
— Спокойно мог, отодрать заранее доску, влезть, достать механизм, поставить его на 5 минут до взрыва и уйти — большая вероятность того, что Генрих будет внутри больше 5 минут, значит, он и погибнет.
— И куда этот Альфред потом девался бы?
— А просто домой уехал, у него на руках уже была действующая подорожная, он домой собирался на ихнее Рождество, вот и выправил заранее. Доехал без забот до Митавы, а там — вот она, прусская граница. Так что, пока лопоухие полицейские здесь следы затаптывали и свидетели у них разбегались, наш Альфредик уже своему начальству докладывал. Нашел же ротмистр его фото, с каких это пор капитан разведывательной службы будет на побегушках у русского аптекаря?.
— Это, конечно, так, но не забывай, милый внучек, что любой жандарм мечтает раскрыть целую шайку разбойников и ты подходишь на роль соучастника шайки.
— А как же то, что я чуть не сгорел?
— Ну, переусердствовал маленько, изображая спасающего, дыму надышался ядовитого и упал, да мало ли что, оступился просто, нога подвернулась, вот и пришлось тебя самого спасать.
Да… а я-то думал, что жандарм мне может помочь мой проект протолкнуть, а он спокойно может меня самого на каторгу упечь — и орденок получить за разгром шпионского логова и поимку члена шайки… Видимо, беспокойство отразилось в моих глазах, так что дед сказал:
— Да не переживай ты так, Сашка, придумаем, как оправдаться. Ты, главное, выздоравливай побыстрее.
Я пожаловался деду, что мне мало дают вставать с кровати — я и так с трудом выбил разрешение вставать в сортир. Еще варежки эти надоели, может быть, можно какие-то просторные перчатки и мазать мазями под их защитой, а то, простите за подробности, штаны снимать тяжело. И еды нормальной — хоть и меньше протертого стали давать, но больничная еда (хоть я и подозреваю, что мне попадают лучшие куски) обрыдла.
— Хорошо, внучек, если доктор разрешит, тебе мой человек будет еду с моей кухни привозить. Хоть сейчас и пост, но рыбное тебе можно, а потом для болящих пост нестрогий. Может, что еще надо?
— Дед, икорки черной[41] хочется и морсу клюквенного. А еще мне нужно учебник высшей математики для университета. И журналы со статьями Чебышева (есть такой математик в Питере) и Лобачевского (этот — в Казани).
— Хорошо, Сашка, снедь привезут, какую захочешь, а книжки тебе зачем, может, не будешь голову пока напрягать?
— Дед, а что мне здесь делать? Гулять не пускают, упражнения делать нельзя, хоть науки буду изучать.
— Ну как знаешь… Есть у меня ученые люди, попрошу, достанут тебе книжки.
Мы распрощались, а я остался с невеселыми мыслями по нашей беседе.
Алиби у меня нет: Конечно, Лиза видела меня сразу после взрыва, но ведь, раз в бомбе был часовой механизм, я тоже мог убедиться, что Генрих пошел в лабораторию (видимо, узнать что там Михель/Альфред сегодня наоткрывал и отпустить его, да и задержался сам). Понятно, что это шпион дождался, когда Генрих усядется за журнал и минимум полчаса будет читать, а то и сам поставит какой-нибудь опыт, такое уже бывало, а Альфред потом выйдет, обойдет дом, приоткроет дырку в заборе, заведет машинку, замаскирует ее дровами и гирей придавит, затем уйдет обратно через ту же дырку, в соседний переулок. Там и днем-то никого не бывает, вон гирю мою за неделю в канаве никто и не нашел, а гантели в соседских огородах вообще из-под снега только весной "взойдут", а тут ночью — немудрено, что его видели только выходящим из дома. Но вот, с точки зрения жандарма, даже если Лиза скажет, что я был дома и выскочил практически одновременно с ней, ведь Лиза не может гарантировать, что я не вышел к лаборатории за четверть часа до взрыва, а то и за 10 минут, завел машинку и тихонько вернулся к себе в комнату ждать, пока грохнет. Дальше все естественным путем, не будем повторяться, пожар, спасательные работы, переусердствовал с алиби (с кем не бывает), обгорел, попал в больницу. Хотя, если бы не соседский кучер, косточки мои разгребали бы вместе с Генриховыми. Михель спокойно уехал, как и планировал к себе в Курляндию.
Только вот, сдается мне, что жандарм уже проверил и эту версию с Михелем, убедился, что он в Митаву и не заезжал, зато пересек прусскую границу аккурат когда полицейские решили дело закрыть. Демонстрировал же он мне его фото в мундире, причем сделал это по правилам очных ставок — предъявил фото мужчин одного возраста одинаково одетых. Видимо у жандармов нет фото Альфреда в партикулярном платье,[42] вот и продемонстрировали его в военном мундире. Опять-таки, раз они заподозрили Альфреда, значит, у них есть на него что-то — возможно, он работает по России, раз, хоть и коряво, но знает русский язык. Возможно, это не первая его "спецкомандировка" и он уже засветился здесь, химик чертов.
Самое лучшее было бы, если кто-то видел Михеля/Альфреда влезающим/вылезающим в дырку в заборе, но кто сейчас будет этих свидетелей искать?
Так подошла Пасха. Агаша принесла мне крашеное яичко и куличик, от деда тоже прислали гору пасхальной еды. По палатам прошел батюшка, покропил святой водой (хотя Леонида Матвеевича это, по его виду, совсем не вдохновила — на мое счастье, он был страстным поклонником Листера и Пастера[43] и адептом карболки). Минут через 20 после ухода причта сестра милосердия пришла с распылителем карболки, а санитарки протерли пол раствором того же чудодейственного средства. Зря я ерничаю — благодаря ему у меня не началось нагноения и я избежал уродующих рубцов, а то и вовсе мог умереть от септического шока, отравленный токсинами расплодившихся микробов, что чаще и случалось в эти времена с подобными мне больными.
После Пасхи началось разговление, вот тут-то и пошла объедаловка, я вовремя остановился, а то разнесет — поперек себя толще буду. Избыток всяких пирогов и мясных закусок я отдавал Агаше, а она относила больным, к которым никто не приходил. И самый большой подарок — ко мне вместе с дедом пришла Лиза!
Сначала я ее не узнал — она полностью поседела и из-под платка были видны седые волосы, глаза запали, щеки ввалились и на вид ей можно было дать далеко за 50.
Я, конечно, тоже не выглядел принцем с картинки, но все же, благодаря мазям, питанию и заботам врачей и сестер, а также Агашиному уходу, выглядел не в пример лучше. Хотя, Лиза, увидев меня, заплакала:
— Сашенька, милый, что же с тобой стало, а где волосы твои?
— Лизонька, ты только не плачь, вырастут волосы, все будет хорошо. Прошлого не вернешь, а надо жить дальше
Но Лиза продолжала плакать, мы с дедом ее утешали, я попросил Агашу, чтобы пришла сестра милосердия с успокаивающими каплями, лучше валерьяной (а то принесет популярный здесь лауданум, кто знает, что опий сделает с больной головой несчастной Лизы). Пришла сестра, но капель не принесла, а вместе с Агашей увели Лизу с собой.
Я спросил деда, как Лиза, ответил, что она часто плачет, но понимает кто она и где, всех узнает. То есть, она не сумасшедшая, а просто человек в глубоком горе. Она живет у деда в доме, что делать с аптекой и квартирой, пока не ясно, но, скорее всего, их придется продать, потому что она наотрез отказалась даже поехать туда. Дед хочет, чтобы она жила в его доме, ведь рядом с родным человеком горе легче превозмочь. Он, как может, выхаживает ее, к ней привозят докторов, вот один немец сейчас предлагает электричество.
— Дед, гони этого немца в шею — это шарлатан. Лизе надо хорошо питаться и больше гулять, надо, чтобы ее кто-то сопровождал и разговаривал с ней, может, в театр вывезти ее, хорошую музыку послушать. Хотя я понимаю, что она в трауре и год будет его соблюдать, но как-то надо ее отвлечь от тяжелых мыслей. Главное, чтобы она не замыкалась в себе, этак и до депрессии рукой подать (хотя она у нее сейчас уже есть). Да, пока Лиза не вернулась, ничего нового от ротмистра нет?
— Как нет — жандарм, оказывается, перед выпиской из лечебницы был у нее и показания под роспись снял, крапивное семя! Я не успел еще за Лизой приехать, а местный докторишка потом оправдывался, что, мол, он разрешил, так как, выписывая ее из лечебницы, он считает ее дееспособным человеком и не мог отказать должностному лицу на службе.
— И что она ему сказала?
— Ответила, что все рассказала, что помнила — как было, а потом расплакалась, ну я и не стал дальше выспрашивать.
Тут наш разговор окончился, потому что вернулась Агаша, ведя Лизу под локоток. Лиза успокоилась, даже улыбнулась мне. Мы поговорили о том о сем, о погоде и прочих ничего не значащих мелочах. Потом дед с Лизой уехали.
Значит, ротмистр допросил Лизу до встречи со мной, чтобы я не мог на нее повлиять. Что же, понятно, я бы тоже так поступил, будь я жандарм. Это, конечно, неэтично допрашивать не совсем здорового человека, пусть психиатр и признал его трижды дееспособным. Но, ротмистр действует как машина, хорошая, впрочем, машина, в чем я успел убедиться. Человеческих чувств к подозреваемым у него, видимо, нет, а как тогда этот робот ведет себя с подследственными? Бр-р-р, даже представлять не хочется.
Глава 16
Многое выясняется, но приходят другие проблемы
Подумай про черта — он тут как тут. На следующий день появился ротмистр. Сделал мне комплимент, что я бодро выгляжу и иду на поправку.
— Благодарю вас, Сергей Семенович, — ответил я. — Мне многие так говорят.