Гортензия в огне

Моргана – эскортесс, и должна была пить кровь, чтобы успешно выносить ребёнка Брайана. Помочь ей таким образом вызвался Элайн. Точнее, Брайан сам попросил его об этом. И Патрику достались некоторые черты лица и цвет волос Уоррена. В Патрике, пусть и ненастоящем своём сыне, но единственном, кто как-то подходил под это определение, Уоррен видел много близкого и родного. Иногда только растущая на плече мальчика игла напоминала о том, что, по сути, Патрик – сын Брайана, а не Уоррена. Эта игла, шип, выросший на высоту ладони – след церковного проклятия Брайана (бывший святой носил на плече два десятка шипов) – и стала прозвищем Патрика. Шип Валери. Мальчишку узнавали повсеместно. Его все любили. Он рос добрым и честным, сильным и смелым.

– Как он погиб? Неужели здесь?

– Это случилось через несколько лунных периодов после того, как ты отправился за Роджером, – громко сказал Брайан. Он нёс третий стул с другого конца зала, но его голос был слышен так хорошо, будто он стоял рядом.

– И не здесь. И вовсе не из-за проклятия, – добавил Роджер.

– Драконы рассказали, что его невеста забеременела, – рассказывал Брайан. – Но Классик пригласил её в свой предел, чтобы помочь ей стать жрицей более высокого ранга, чем она могла бы, просто служи она в храме Сэйи.

– Она… перевёртыш?

Брайан поморщился и остановился. Ему явно стало больно до потери способности говорить. И пока один из близнецов пытался справиться с нахлынувшим и вытирал со щеки спускающуюся слезу, другой брат, почти точно так же поморщившись и испытывая почти то же самое, смотрел на тело и рассказывал то, что знал:

– Её имя – Грир Ллиенса. Она захотела остаться у Классика, когда Патрик пришёл за ней. По факту она убила его, но она не воин и сама бы не смогла. Патрик направил её клинок себе в сердце и помог ей. Мальчишка надеялся, что она одумается. Уверен, что он всё просчитал правильно и доверился её выбору. А девчонка всё-таки его не выбрала.

Брайан тяжело и прерывисто вздохнул, когда Роджер смолк.

– На моей памяти это первый Сильверстоун, фактически покончивший с собой из-за женщины, – Роджер подошёл к столу, вытащил и раскупорил одну из бутылок и пошёл поливать подсыхающую лужу крови латкором. Затем поднял тело и понёс к выходу.

Брайан поставил стул и подошёл к Уоррену, чтобы подвести к столу и усадить:

– Шестьдесят один год прошёл, а боль не стихает. Тагир, родившийся после смерти Патрика… пропал без вести на защите планеты. Уоррен, это какое-то дьявольское проклятие. Теперь я только и делаю, что присматриваю за другими мальчишками.

Брайан немного помолчал, а Уоррен понял, что такое обязательно надо рассказать и медленно, превозмогая растерянность и горе по потерянному мальчишке, заговорил:

– Санктуарий однажды поведал, что в пору идеально чистой веры лишился жены и маленьких сыновей, потому что не внял указанию нечистой силы. Это значило в его истории… что Бог указывает нам правила, по которым следует жить ради достижения всеобщего счастья, а дьявол указывает, чего мы можем лишиться, если будем продолжать верить богу.

– Я не помню ничего подобного в священных текстах, – закрыв глаза, сказал Брайан.

– Эти священные тексты – история прошлых битв Единого и нечисти. Дьявол же в прошлом не остался, он играет нашими душами здесь и сейчас. Он придумывает новые способы поколебать нашу веру. Возможно же? Тогда согласись, что историю Санктуария стоит дописать к Священным текстам.

– Дописать?! Ах да… Знаешь, ты действительный, реальный святой империи, ты имеешь право… дописывай. Я права потерял. Да и верить в такое не хочу.

– Не веришь в коварство дьявола? Его ярость раскалена до предела, и если его внимание полностью не сосредоточено на тебе сейчас, то это не значит, что так было и будет вечно.

– То, что ты говоришь – ужасно, Элайн.

– Да, но ты совершенно правильно трясёшься над сыновьями… сколько их у тебя?

– Если не считать Феррона, то четверо. Рок Син унаследовал титул Ливиаранда после того, как погиб Патрик, Джоселин родился Браненбруком, Кей – Уинфордом, а младший, Люсьен Сатвелл, получил графство Тагира.

Но тут вернулся снова деловитый Роджер, вручил каждому по вскрытой бутылке латкора, провозгласил тост и принялся расспрашивать Уоррена о последнем путешествии.

Ближе к завершению рассказа Брайан не выдержал:

– Ты мог бы сказать, жив ли Тагир? Господь, ты знаешь, никогда не говорил со мной после потери святости. Но с Гиром могло что угодно случится…

Уоррен сосредоточился на друге и существовании у него сыновей и… не ощутил присутствия Тагира среди живых. Брайан всё понял по взгляду. Роджер что-то ощутил внутри близнеца и тут же, вскочив, прижал рыжую голову к своему сердцу.

Проходили доли свечи, четверти, Роджер сел, начал шутить, развеселил. А потом и сам рассмеялся:

– Император издал бы указ, чтобы мне зашили рот, если бы сюда заглядывали летшары и снимали нас здесь.

– А что, это кощунство – только твоя идея? – спросил Уоррен, имея в виду пьянство и карты в месте многочисленных самоубийств.

– Нет, но я не о том. Просто ему показалось бы, что я спаиваю единственных парней, на данный момент имеющих признаки хоть какой-то святости.

– Да, зрелище, конечно, вырывает мозг напрочь, – покосился хмурый Брайан, Молитвенный Щит Империи, на чудотворца Уоррена, только что опрокинувшего бутылку и кивнул на карты. – Сыграем?

– Если бы я знал, что в нашей реальности ещё можно было бы спать, с кем хочется, и не потерять дар Единого… – протянул Уоррен.

– А вдруг можно? – неожиданно нежно и немного лукаво улыбнулся Брайан. – Я тебе живое доказательство того, что лазейку найти можно. Женился бы я по всем правилам на Моргане тогда, в пору несомненной святости, может и не пал бы. Только я не верил, что такое счастье возможно. Я был высокомерен, честно говоря.

Роджер помалкивал, отчего-то довольный. Брайан зевнул и принял от Роджера свою часть карт. Взглянул на них с внезапно живым интересом во вспыхнувшем взгляде и положил обратно на стол. Повернулся к Уоррену:

– Возможно ты, проходя по жизни, и создашь новое правило, откроешь непреложную истину, которая поможет сотням и тысячам других… верующих… – глубокая печаль вдруг вернулась в глаза друга, и он с трудом продолжил: – Было бы здорово, а? К примеру… твоя… в принципе здравая мысль о том, что дьявол… может забрать семью, откажись ты отступить от веры…

– Это не мысль, это история из прошлого Санктуария, – поправил Уоррен, стараясь не замечать изменения в тоне Брайана. – Вовсе не на Клервинде родился этот прохвост. Так же путешествовал с планеты на планету, как и другие древнейшие. И много чего пережил.

– Это хоть как-то объясняет то, что Санктуарий прекрасно знает схему функционирования властных структур империи и армии Калледи, – сухо проговорил Роджер и с затаённым участием, но нарочито насмешливо посмотрел на брата: – А что, лапочка моя, ты думал, достаточно быть неправдоподобно смелым, чтобы, взяв с собой парочку даровитых блондинчиков, отправиться в такую экспедицию и успешно завершить её за один день?

Брайан, как-то неимоверно сладко и чуточку вызывающе глядя на близнеца, одними губами медленно послал его куда подальше.


– Ребята, когда вы вместе, не всегда понятно, кто из вас почти святой, а кому с дьяволом в душе комфортно, – быстро сказал Уоррен, ощущая, что краснеет.

Ужасно нездоровая штука этот целибат! Уже и Сильверстоуны кажутся привлекательными.

Близнецы одинаково усмехнулись, вперили взгляды в воздух перед собой и переглянулись. Элайн понял, что случайно натолкнул друзей на какую-то мысль.

– Да, есть древняя легенда о каком-то… чудовище или полубоге, которого сразили близнецы, Брайан, – вдруг сказал Роджер. – Это единственное упоминание о близнецах в древних эпосах людей.

– Что ж, сыграем в старую игру, – кивнул Брайан, став серьёзнее.

– Подождите! – повысил голос Уоррен. – Роджер, что же ты делаешь?! Брайана не готовили к битве точно так же как и тебя! Только ты восемнадцать лет готовился к битве с алмазным, он – нет. И ты подставишь брата?! Я понимаю, что тебе хочется увеличить свои шансы на выживание, но…

Радужки братьев некоторое время бесконтрольно меняли цвета, но только Брайан взял себя в руки и почти угрожающе пророкотал Уоррену "Не лезь!"

Роджеру Брайан пообещал, что они продумают идеальный план и подготовятся так, чтобы выжили оба.

– Ладно, – откинулся на спинку стула Уоррен. – Ваше дело. Но я, чтоб вас, высказал здравую мысль.

– Империи важен только результат, – слабым и глухим голосом проговорил Роджер. – Алмазный варлорд, ведущий своё царство на завоевание Пенрина, должен быть уничтожен любым способом. Если я этого не сделаю, не сделает Хант, то древнейшим придётся показать свои настоящие силы, а они этого очень не хотят.

– Никогда не понимал этого, – сдержанно возмутился Брайан. – Ты должен погибнуть только ради сохранения инкогнито наших древнейших? Это не тянет на причину!

– Шесна Коли узнала в Санктуарии героя легенд только благодаря пробивающейся к вечеру щетине, – вспомнил Уоррен. – Надо думать, что наши древнейшие не хотят, чтобы о них так же услышали их давние враги или другие алмазные варлорды, желающие померяться силами. Таким образом они сдерживают угрозу.

– Однако я похож на Сапфира, – сквозь зубы заговорил Роджер. – Тот же типаж! Много ли черноволосых крылатых знает эта вселенная?! Это буквально приглашение. А перевёртыши и так рассылали гонцов во все стороны космоса в войну Севера и Юга.

– Посмотрим ещё, вдруг Сапфир прикажет выкрасить волосы? – примирительно предположил Брайан.

Уоррен вдруг ощутил, как закрываются глаза.

– Я устал, девочки, – поднялся Элайн. – Это был дли-и-инный и очень тяжёлый день. Мэйнери стоит на том же месте?

– Никуда не делся твой дворец, – пробурчал Роджер и вдруг задорно улыбнулся: – Передавай привет тётушке Агате.

– Она убьёт меня за то, что сразу не появился перед ней, – проговорил Уоррен, но тут в голове у него сверкнула догадка: – Ты тянул свои грязные лапы к моей тёте?

– Нет, – просто и коротко ответил Роджер, подняв глаза. – Но она мне нравится, – и подмигнул. – Мы недавно славно поболтали.

– Скажи лучше, какая женщина в этом большом городе тебе не нравится, – хмыкнул Брайан. – И с какой ещё ты славно не поболтал.

– Кстати о женщинах. Я отчётливо слышу, как леди зовёт Уоррена. И голос какой-то знакомый, – забегали глаза Роджера.

Уоррен пошёл к выходу. У ворот его имя выкрикивала… Шесна Коли. Одна из бывших жён ясновидящего, она повстречалась им с четой Санктуариев в первой экспедиции. Тогда троица оказалась на планете Рилкой, раздираемой войнами и голодом, и никто понятия не имел, где искать Роджера.

– Я ищу Даймонда. Он мне срочно нужен, – без приветствий обратилась к Уоррену Шесна.

Будто расстались сегодня, а не восемнадцать лет назад. Белокурая невысокая красотка с детским личиком и выдающейся красивой грудью, медным отливом кожи и чёрными глазами, она могла пытать разумных, а затем очень натурально притворяться юным наивным существом.

– Он прибыл со мной во дворец Нью-Лайт, – сказал Уоррен.

– Да, я знаю. Но сейчас его там нет, и я очень беспокоюсь, что он сделает что-нибудь глупое.

– Например?

– Я сплю с Адмором. Даймонд может решить, что это не моя идея.

– Ага… – протянул Уоррен, скрестив руки на груди и посмотрев на Шесну.

– Не смотри на меня так, – засмеялась Шесна. – С кем хочу, с тем и сплю.

– Как мило.

– Зависть – плохая штука, – назидательным, но мягким тоном начала говорить Шесна. – Не будь плохим, Уоррен, не завидуй.

– Как мужчине, мне нелегко понять, чему тут можно завидовать. Секс с Адмором! Надо же. Нет, я – точно не завидую.

– Вижу, ты уже заразился от Роджера солдафонским юмором. Так где мой сын?

Уоррен вздохнул, пообещал сделать всё возможное, и ноги сами понесли его к искомой личности.

– Я буду у Адмора на всякий случай, – бросила Шесна и пошла в другую сторону. – Скажи ему, чтобы связался со мной через метакарту!

Уоррен с удовольствием шёл туда, куда его тянуло будто бы нитками, привязанными к одежде – так ощущался дар Единого. Уоррена всегда тянуло к тому, о ком просили подумать. На Пенрине это стало особенно заметно.

И это был неплохой шанс оглядеться. Проходя переулками, он впервые разглядел металлические нити, дугами взлетающие над невысокими домами и касающиеся углов некоторых домов – это были драконы Классика, слившиеся с первофитами в его прошлое отсутствие. Теперь они были скорее не живыми, чем не мёртвыми и выглядели как украшение города.