Гортензия в огне

Теперь Уоррен откровенно рассказал Тайлеру и Мэлвину о своих проблемах.

– Император знает? – первым делом спросил Тайлер.

– Наверняка. Пэмфрой обязан докладывать ему о состоянии дочери.

– Тогда скажем полнокровным и обществу тайны, что дело государственной важности.

– Но я готов заплатить.

– Это поможет, – кивнул Мэлвин Дануин.

– Но им ещё нужно объяснить серьёзность дела, чтобы восприняли правильно, – пояснил Тайлер. – В империи не любят, когда полнокровные действуют по чьей-то указке. В империи любят, когда у полнокровных есть право отказаться. Потому форма контракта с ними – лучшее решение. Мы возьмём всё на себя и организуем всё через общество тайны. Ты слышал об этом обществе?

– Да. Почему я сам не могу пойти в общество?

– …Как-нибудь потом, – уклончиво протянул один из братьев.

– Потому что не было прецедента, – сказал другой. – Никто ещё не пытался нанимать полнокровных. Церковь делает вид, что они не существуют, а народ боится даже разговаривать с полнокровными, как бы не вызвать у них желание покончить с собой, в очередной раз обвинив в этом эксперименты Рицки Рашингавы. Так что до сих пор они действовали от своего имени.

– Это было так ужасно? Я об экспериментах Рицки Рашингавы.

– Внешне вполне приемлемо, – сказал один из двойняшек.

– Кстати, – продолжил другой, – я думаю, что об этом стоит поговорить. Ты не слишком торопишься? Эсса-при сейчас может быть в опасности?

– Я не тороплюсь, а на счёт опасности… Я наставил в спальне столько крестов, что, пожалуй… не важно. Так что же?

– Как ты знаешь, чувства полнокровных затрагивает нечто необъяснимое. Одни видят тёмные силы, другие ощущают присутствие светлых. Хуже всего с рождения было тем, кто ощущает присутствие тёмных ещё острее, чем присутствие живых разумных рядом. Для первых таких полнокровных это было столь мерзко, отвратительно и столь губительно, что даже под контролем принца Рашингавы они, бывало, совершали самоубийство. Рашингава разрешил им исповедовать нашу веру и… уверовавших полнокровных возмутило его желание использовать тёмные и светлые силы, как люди использовали водяные мельницы в древности – для практических задач. Это возмущение не в то русло, к сожалению, направила Феб Мист – одна из полнокровных – и всё пришло к массовому самосожжению. Оставшиеся в живых полнокровные… не такие, как ты, но растёт новое поколение полнокровных, остро чувствующих присутствие демонов, и в последнее время я постоянно привожу им в пример тебя. Как тебе удаётся оставаться таким спокойным и выдерживать атаки дьявола?

– Я уже не молод, парни. Многое повидал.

– Совет набраться терпения им сейчас не поможет, – вздохнул и отвёл взгляд Тайлер.

– Понимаю, но… у меня нет особенного секрета. Просто справляюсь и всё.

– Он святой, братишка, – напомнил Тайлер Мэлвину. – Он не был таким раньше. Благодать Единого с ним прямо сейчас.

– Но мы не сможем сделать святыми всех полнокровных.

– Верно.

– Парни, но ваши полнокровные, как я видел, пользуются какими-то жезлами Рашингавы, очищающими даже Три-Алле от проклятия. Что мешает им…

– …Использовать те штуки? Общество тайны призвано сдерживать использование технологии Рашингавы, взаимодействующей с тьмой.

– Зачем?

– Сапфир предсказал, что бесконтрольное использование технологии приведёт к катастрофе, в которой погибнет девять из десяти разумных этой вселенной. Рашингава обещал следить за этим со своей стороны, однако… полнокровные теперь отделены от него и контролем заведует общество тайны. А мы полностью доверяем обществу. Что означает поиск другого способа.

– Расскажите об этом обществе тайны.

– Нет ничего особенного, что стоило бы знать о нём. В нём всего-то принц Вир и его супруга Клаудиа, её племянница Рхетта, виконт Ойфред и мы. Мы имеем право давить на принца Рашингаву и допрашивать полнокровных. Вот и всё.

– Это всё… странно. Но это значит, что вы поможете мне.

– Да, – легко и уверенно кивнул Мэлвин.



Через три дня первый контракт с полнокровными был заключён. Эсса набиралась сил под присмотром Томаса Пэмфроя, полнокровные следили за динамикой тёмных облаков в Мэйнери, и в начале зимы принцесса тихо объявила о том, что настало идеальное время для зачатия.

– Ты готова к мысли, что скоро появится ещё кто-то, так же сильно нуждающийся в тебе, как и я? – ласково спросил тогда Уоррен.

Эсса посмотрела так, будто она совершенно не верит в возможность родить здорового малыша.

И Уоррен бессознательно почувствовал что-то мерзкое. Он призвал священный символ, но ощущение отвратительного не ушло. Мелькнула догадка и Уоррен задался вопросом о том, где Ветреный. Как всегда, его словно за одежду потянуло прямо вперёд. И потянуло не сильно. Он рядом. Направляется в Мэйнери. Скоро о его визите было доложено. Уоррен отказался принимать его в гостиных и вышел к нему на лестницу, перед этим приказав не спускать глаз с Эссы.

– Хочешь видеть Эссу?

– Не без этого, – тут же отозвался Ветреный.

Он выглядел так, будто его всё забавляет.


– Она не сможет тебя развлечь.

– А я не ради развлечений здесь. У меня к ней разговор… надо обсудить кое-что, связанное с отцом.

– Я против.

– Тогда… может быть, мне стоит обсудить это с тобой?

– Может быть. О чём пойдёт речь?

– Мне нужна помощь. Я вызнал уязвимое место отца и готов нанести удар. Но мне нужно разрешение императора и Сапфира.





8. Истина сама себя обнаружит




Уоррен сжал губы. Ветреный поразил его до глубины души своими словами. Этому мальчишеского вида перевёртышу хочется ударить своего отца в уязвимое место… ради острых ощущений? Он достаточно умён, чтобы понимать, что убить Классика не сможет. И достаточно умён, чтобы знать, что Классик ответит. Однако не боится. Значит, у него всё чётко просчитано и всё, что он может потерять в конфронтации с родным отцом, точно не будет целью ответного удара. Скорее всего, у Ветреного просто нет ничего, что бы он ценил, кроме самого себя. А пока он сам – собственность Классика, кроме изощрённых пыток Ветреному ничего не грозит. Зачем Ветреному столько боли и ужаса? Ведь не ради развлечения? Или он так же изменён, как и Эсса, и хочет этой боли? Или у него припрятано что-то ещё? Перевёртыши-наследники, как известно, изо всех сил стараются превзойти своих отцов, чтобы однажды занять место лидера предела. В ход идут приёмы всех уровней бесчестности. Но Классик… его так просто ни за что не взять. Значит, есть что-то ещё.

– Почему тогда ты в Мэйнери, а не в Нью-Лайте и не в Сердце Цитадели?

– Потому что… мне запрещено появляться в обоих дворцах.

– Тогда будешь говорить с Эссой при мне.

– А теперь зачем мне с ней говорить? Ты ей просто всё передашь. Или зашевелишься сам, а я посмотрю, что ты будешь делать.

– Я? Мне нужно время, чтобы всё обдумать.

– Только по-настоящему умные парни просят время на обдумывание, – уважительно протянул Ветреный. – Но дело в том… Ах, ты созовёшь полчище крылатых, доспешников и полнокровных, которых нанял? Позовёшь их всех, чтобы я не смог незаметно вынести твою супругу?

– Значит, тебе нужна именно она?

– Не так, что бы очень, но ведь ты именно этого опасаешься, да? Тогда я атакую тебя с этой стороны, если не сделаешь так, как угодно мне в этом деле с отцом.

– И всё же дай мне время.

– Я хочу встретиться с ней на берегу озера подле Накханского предела.

– Понял. Вечером.

Ветреный окинул его взглядом и ушёл. Классик, хорошо зная наклонности своего сына, подумает, что Ветреный пришёл к Эссе ради потакания прихотям, но если это не так…

– Ты знаешь слабое место Классика? – пересказав странный разговор жене, спросил Уоррен.

– Нет, но, возможно, это слабое место – разрушающаяся личность. Или же его забота о Сапфирте. Возможно, Хоакин окружил её таким же количеством своих ребят, как и ты – меня. Если Ветреный как-то узнал об этом, он мог решить, что она – его слабое место. Да, скорее всего он так и решил. Ведь проклятие явилось в день разрыва их контракта. Ветреный наверняка сопоставил эти два факта. К сожалению, она держится как можно дальше от Классика, и он не так уж быстро узнает, если с ней что-то произойдёт. Будь я Ветреным, я бы сыграла на нервах Классика с помощью этого расстояния. Да, если Классик уже начал меняться, то Ветреный мог подумать, что это тоска по Сапфирте делает его таким.

– Это значило бы, что Ветреный верит в то, что Классик может любить.

– В этом нет ничего особенного. Классик и Ветреный очень отличаются от остальных смертных, но… одинаково хотят быть способными на что-то настолько красивое, как любовь. Они хотят быть способными на всё, – со странным огоньком в глубине глаз говорила Эсса. – Но здесь что-то не так. Ветреный мог бы обратиться к кому-нибудь из предела Ханта. Берилл – урождённая Сильверстоун и также вхожа к отцу. Более того, если она явится к нему лично, он подавится от неожиданности – само её появление скажет ему о высочайшей важности визита. Так почему именно я?

– Боже, а вдруг ему закрыли проход и к ней?

Эсса усмехнулась:

– Это было бы логично. Рано или поздно все принцы закроют двери перед ним.

– Я напишу.

– Конечно. Я пойду с тобой.

Эсса пошла с ним. И пока он писал официальное послание секретарю принца Ханта, Эсса сидела на столе рядом и болтала ногами. Смотрела на него широко открытыми глазами и ловила каждый взгляд, который Уоррен бросал на неё. Или на её губы, плечи, грудь и прочие части восхитительного тела. Она почему-то начала посмеиваться. И едва он отослал слепок с запиской, как поймала его руку своей и притянула Уоррена к себе.

– Ты хочешь меня или ребёнка? – тихо спросил Уоррен.

Но смотрела Эсса сияющими глазами именно на него, а не вглубь себя или в сторону, и Уоррену показалось, что это и есть ответ.

Её объятия раскрылись для него, и Уоррен застонал от удовольствия, ощутив, как руки Эссы мягко, но настойчиво стягивают с него одежду.

Свечу спустя пришёл ответ от секретаря принца Ханта.