Гортензия в огне
Часть 12 из 49 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Я просто отослал парня, – оправдывался, примирительно подняв руки, Элайн.
– Да, отослал, но уж что я помню с детства, так это твоё снисходительное выражение и мягкий тон: "Джулиан, ты не должен так обращаться с людьми. Это унижает их достоинство!"
– Если бы не я тогда, то ты и с офицерами высшего состава обращался бы как с ничтожествами.
– Ты слишком много о себе думаешь, будущий рядовой.
– Правда? А мне кажется, я был единственным из всех знакомых твоего отца, кто не целовал тебя в задницу.
– Меня никто не целовал в задницу, а ты был единственным, кому хватало наблюдательности и мозгов, чтобы обратить внимание на меня в детстве, и искренности, чтобы дать подзатыльник, пока отец этого не видит.
– Это было всего один раз!
– Я запомнил, будь уверен.
– Как? Прошла тысяча лет.
– Я и через четыре тысячи тебе этого не забуду.
Элайн расхохотался. Да, однажды он действительно слегка двинул избалованному до фантастического уровня первенцу Роджера. Мальчишке достаточно было восьми недель, чтобы начинать задирать нос перед каждым новым учителем и тыкать беднягу в пробелы в знаниях. Исключение составляли некоторые преподаватели по дисциплинам военного дела, и в попытках превзойти и их, Джулиан шёл на самые разные меры. Однажды он собрал сервов дворца Енгори в прилегающем парке, разделил их на отряды и заставил их колотить друг друга. Но чтобы понять, как боль и страх боли влияют на сознание и способности, он заплатил сервам за серьёзные побои и принялся наблюдать. В ожидании Роджера и обещанной тренировки с ним, Уоррен и наткнулся на всё это. Сначала он остановил сервов, перекричав шум, а затем выругал прямо перед ними Джулиана, действительно дав подзатыльник. Роджер бы такого не сделал. Он обожал своего первенца так, как не обожала Джулиана его родная мать. И с присущим ему обаянием заставлял всех вокруг превозносить и бесконечно одобрять своего сына. Для Джулиана не существовало никаких законов в то время. Но сначала армия, а потом дед, Ричард Сильвертон, немного изменили его. Нет, Уоррен ни разу не посчитал себя ответственным за становление личности Джулиана Дарка. Сильвертон сделал бы то же самое, но его никогда не было рядом – в то время он был предводителем крылатых и фактически управлял делами на всей старой планете, своим авторитетом подавляя даже монархов людей.
– Считай, что приказ о лишении тебя генеральского чина уже в силе, – тем не менее, сказал Джулиан.
– Да ты сегодня очень зол и разговорчив, я посмотрю. Что-то случилось?
Джулиан вдруг сузил глаза, и его верхняя губа хищно приподнялась, прежде чем он заговорил:
– Я скажу, если ты встанешь на колени перед Эссой-при и попросишь у неё прощения.
– За что? – задохнулся Элайн. – Что ты видел и где?
– Я ничего не видел, но принцесса крови не должна быть недовольна поведением одного из моих подчинённых. Делай всё, что она скажет. В том числе, если придётся повеситься. Её улыбки меня не обманывают. Она тебя еле терпит.
– Пф, Джулиан, тебе нет нужды опасаться, что тебя могут сместить. Это вообще невозможно. Ты можешь унижать Уайт-принца и дать такой же незабвенный подзатыльник Фенимору – тебя никто не заменит, и Бесцейны знают это лучше нас.
– Я не опасаюсь ни за себя, ни за тебя. Но есть первоканон, Элайн, по которому армия должна у повелителя с руки есть, а власть должна любить своих солдат. Что-то не так – и вся смертоносная сила главного тандема империи теряется.
Уоррен глубоко вздохнул. На колени?
– И я должен сделать это на глазах у тебя?
– Да.
Оба немного помолчали.
– Я это сделаю, когда представится случай. Но мне-то ты поведаешь, отчего в такую несусветную рань так зол?
– Скажем так, проблемы с принцессой не у тебя одного.
– Что произошло? – подавленно и нервно спросил Элайн, боясь, что услышит то, от чего с оглушительным шумом рухнет всё, построенное за прошедшие сутки. – Что она сделала? Я думал, Эсса…
– Я не ту принцессу имею в виду. Я имею в виду хвостатую девчонку с Рилкоя. Принцесса? Одно название. Но она требует к себе внимания как к королеве.
Уоррен вспомнил девчушку, младшую фитку, которая не побоялась броситься в воронку Рэйна за Роджером, когда он возвращался домой с Рилкоя. Спустя столько лет она так и осталась в империи Бесцейна. Но, похоже, она вовремя поняла, что Роджер по уши влюблён в леди Чедвик и принялась за Джулиана. Но он не из тех, кто будет терпеть помехи в виде крошечной леди.
– Почему она всё ещё здесь? Император приказал тебе терпеть её?
– Она уже отбыла на Рилкой и снова вернулась. Пытается склонить меня к войне на своей Родине.
– И тебя бесит то, что она не принимает отказа?
– Тщеславное, себялюбивое, глупое существо, даже не способное справиться со шнуровкой на корсаже. Она выбрала меня в качестве своего личного раба, когда перестала увиваться за отцом, – прошипел Джулиан Дарк.
И это говорил тот, в ком смешалось наследие трёх монархов-древнейших, кто рос во дворцах, купался в роскоши, и, как говорилось, ежедневно и многоразово был целован в задницу.
– О, уважаемый главком, тщеславный, себялюбивый и неглупый, а давно ли ты сам научился завязывать себе шнурки?
Джулиан Дарк крепко выругался и встал, явно собираясь обогнуть стол и врезать. Не потому, что не мог ответить словесно, а потому, что захотелось вылить свою злость из-за рилкойской принцессы с помощью физического насилия. В клане Сильверстоунов это явление было нормой.
Уоррен вскочил тоже, но вступать в драку не хотел, а потому поднял стул ножками в сторону Джулиана и медленно отступал, пытаясь немного смягчить свои слова:
– Предполагаю, что справляться со шнуровкой на дамском корсаже ты научился лет на сто раньше, чем со шнурованием собственных ботинок, – посмеивался Уоррен. – Ведь даже ты не стал бы звать камердинера в спальню любовницы, чтобы раздел её, когда ты уже в огне.
Джулиан на мгновение отвёл взгляд, силясь вспомнить, как это было, но затем просто взял другой стул на тот же манер и…
– Вот такого я ещё никогда не видел, – замер в дверях император. – Фехтование на стульях? Приятно, конечно, что и высшие армейские чины не сидят на месте, но мебель – наихудший вариант, насколько я знаю.
– Наихудший вариант, если позволите, канделябры, – с поклоном ответил Джулиан. – С горящими свечами. На фабрике по производству взрывчатки.
– Сейчас догадаюсь, – с расширенными глазами, очень оживлённо заговорил Эрик Бесцейн. – Это не что иное, как тренировка с Приближением Весны?
– Приближение Весны? – тихонько переспросил Уоррен. – Я слишком много слышу о нём.
– Это новое прозвище Кардифа, – так же негромко пояснил Джулиан.
Похоже, что Роджер популярен не только благодаря томным вздохам девственниц, но и симпатии императора. Несмотря на колокольчики.
Интересно, нравился ли Роджер Эссе? Наверняка, но насколько сильно?
Вслед за императором вошёл второй наследник Бесцейна, Фенимор, и за ним – принцесса Джулианна и Танияма, адъютант императора.
– Кстати, Элайн, – что-то вспомнил Эрик Бесцейн, – Дарк вчера так прозрачно намекнул о необходимости вашей аттестации, что я не смог не задуматься об этом и вспомнил, что так же слышал о вас много положительного. Если вы решите не возвращаться в армию в том же качестве, что и прежде, меня это не порадует.
– Возвращайтесь, пожалуйста! – попросила вдруг принцесса Джулианна. – Говорят, что вы любите солдат, проницательны, и что ваш ум очень изворотлив. Почему вы не хотите?
– Ваше императорское высочество, мне слишком не по душе сама война, но я всё же вернусь в войска, а ваш отец выражает сомнение в моём желании очень иносказательно. Чтобы, в том случае, если я не справлюсь с аттестацией или комиссия и принц Дарк решат, что я недостаточно хорош, меня можно было не унижать званием "слабак", а отнести всё к моему нежеланию.
– О, папа, тебя совершенно не поймёшь иногда, – улыбнулась и возмутилась Джулианна.
– Но почему крылатые так хорошо меня понимают? – парировал Бесцейн.
– Потому что глупцов до тебя просто не допускают. Не будь я твоей дочерью, меня бы и близко к тебе не подпустили.
Джулиан слегка изменился в лице и сделал едва заметный знак Элайну и шевельнул губами, мол, вот она, нормальная принцесса, не воображающая о себе неизвестно что.
– Ты достаточно умна для моего двора, дочь, – успокоил принцессу император. – Просто ты ещё очень торопишься жить. И да, про неторопливых, почему Эсса ещё спит? Кажется, вчера мы договаривались встретиться в это время, – и снова окинул взглядом Элайна. – Мне доложили, что вы призвали крест к её дверям.
– Из самой глупой ревности, – быстро признал Элайн.
– Но тем не менее, вы не потеряли дар, как Брайан Валери после падения.
– Вероятно, падения не было. Я ничего не заметил и не почувствовал.
– Почему тогда Эсса согласилась выйти за вас?
– Потому что я сделал ей предложение самым удачным образом.
Император сощурил глаза и шагнул вплотную к Элайну, чтобы шепнуть ему:
– Разве что Ветреный вам будет равен в наглости. Я же просил вас соблюдать элементарные приличия и не глупить.
После чего властитель отступил и сказал в полный голос:
– Я разрешаю вам отбыть в Дарк-юн сейчас же. Пусть вам составят программу аттестации и начинайте готовиться… ага, не нравится? Ничего, потерпите. А я посмотрю, как скоро Эсса запросится в Ньон. Вот оно что, опасаетесь, что не запросится? Вот и узнаем, согласилась ли она выйти за вас из-за удачно сделанного предложения или же из-за ваших красивых глаз. Идите немедленно. Это приказ.
Дыхание наполовину перекрыло что-то тяжёлое и неприятное. И так было ясно, что император очень проницателен и догадывается обо всём быстрее, чем ему докладывают. Но теперь оказывается, что Эсса в своих играх берёт пример с отца.
Судя по всему, Бесцейн решил разорвать помолвку дочери через несколько дней, но именно в тот период, пока ни новости, ни члены принсипата с семьями ещё не отправились на Пенрин. Объявлением о свадьбе он тоже чего-то пытался добиться. Но это, скорее всего, что-то из области самых глубоководных политических интриг.
– Мне в этом ни за что не разобраться, – признался Уоррен отцу, когда тот переправил его прямо на площадь перед Дарк-юном, дворцом Дарков, отданным в пользование поднебесным войскам. – Понятия не имею, в чём дело.
– Я бы рассказал тебе увлекательную историю, предшествующую этим манёврам Бесцейна, но сейчас на это нет времени. Да и бессмысленно. Знай только, что Эсса обязательно присоединиться к тебе в Ньоне. Если она ещё не поняла, как ей повезло обратить на себя твоё внимание, то вскоре обязательно поймёт.
– Ты уверен, что мне не следует знать о причинах Бесцейна? Знаешь, мне пришлось услышать от Эссы о своём родстве с Классиком.
– Не сердись…
– …Это тоже слишком длинная история, чтобы рассказывать мне о ней?
– Классик ни вслух, ни мыслью никогда не признает нашего родства. Я – тоже. Потому мы не считаем друг друга родственниками. Это примерно так же, как и у нас с тобой. Пусть ты только мой потомок в пятом колене, а не сын в действительности – всё это не важно. Мы сами устанавливаем правила. И с Классиком у нас нет ничего общего.
Принц и его потомок немного помолчали.
– Это была случайность? – всё же спросил Уоррен. – Твоя связь с сереной перевёртышей.
– Нет, вовсе не случайность. Я восстанавливал и укреплял мною же поверженное царство и женился на варледи самого, на мой взгляд, выдающегося из выживших кланов. Мы полюбили друг друга. Это не такая уж редкость – любовь между представителями разных рас и видов. Хоакин… как-нибудь потом расскажу о том, как он ушёл. Главное, не переставай думать о Классике то же, что и прежде. Он – крайне опасен и жесток. Он всегда был не такой, как все. С самого рождения.
И всё же мнение о принце Хоакине, лидере одного из царств перевёртышей, древнейшем по прозвищу Классик, немного изменилось. Ведь когда-то он, так же как Уоррен, находился под пристальным взором опытного Рональда Мэйна, так же, наверное, восхищался широтой планов древнейшего, обсуждал с ним дела и шёл по прочерченному предком пути. И если было сказано, что Классик ушёл, значит, началось всё только лишь с расхождения во взглядах. Значит, Классик не предавал, не убивал невиновных и не делал ничего запредельно жестокого в молодости. Возможно ли, что именно противостояние с Сапфиром сделало Классика тем, чем он стал? Но Эсса не стала бы кривить душой… ни к чему ей это. И о личности Классика лучше даже не думать. Но кто же тогда Эсса? Жертва Классика и Ветреного или всего лишь отточенное ими жало с ядом? Личный опыт подсказывал, что улыбки Эссы не были лживыми до того момента, как она вышла за Классика. Наблюдал же за ней, когда она была ребёнком. С самого детства Эсса была той солнечной, радостной малышкой, которая верила в справедливость, чудеса и лучшее "завтра". Большинство считает, что принцесса такой и осталась, что она такая и есть на самом деле. Но Уоррену она показала то, что вдребезги разбило образ. Значит, что-то произошло. Если это из-за Классика, то… это может оказаться не по силам такому сопляку, как Уоррен Элайн. Чудотворец? Генерал дневных? Для Классика он глупый мальчишка и только.
– Да, отослал, но уж что я помню с детства, так это твоё снисходительное выражение и мягкий тон: "Джулиан, ты не должен так обращаться с людьми. Это унижает их достоинство!"
– Если бы не я тогда, то ты и с офицерами высшего состава обращался бы как с ничтожествами.
– Ты слишком много о себе думаешь, будущий рядовой.
– Правда? А мне кажется, я был единственным из всех знакомых твоего отца, кто не целовал тебя в задницу.
– Меня никто не целовал в задницу, а ты был единственным, кому хватало наблюдательности и мозгов, чтобы обратить внимание на меня в детстве, и искренности, чтобы дать подзатыльник, пока отец этого не видит.
– Это было всего один раз!
– Я запомнил, будь уверен.
– Как? Прошла тысяча лет.
– Я и через четыре тысячи тебе этого не забуду.
Элайн расхохотался. Да, однажды он действительно слегка двинул избалованному до фантастического уровня первенцу Роджера. Мальчишке достаточно было восьми недель, чтобы начинать задирать нос перед каждым новым учителем и тыкать беднягу в пробелы в знаниях. Исключение составляли некоторые преподаватели по дисциплинам военного дела, и в попытках превзойти и их, Джулиан шёл на самые разные меры. Однажды он собрал сервов дворца Енгори в прилегающем парке, разделил их на отряды и заставил их колотить друг друга. Но чтобы понять, как боль и страх боли влияют на сознание и способности, он заплатил сервам за серьёзные побои и принялся наблюдать. В ожидании Роджера и обещанной тренировки с ним, Уоррен и наткнулся на всё это. Сначала он остановил сервов, перекричав шум, а затем выругал прямо перед ними Джулиана, действительно дав подзатыльник. Роджер бы такого не сделал. Он обожал своего первенца так, как не обожала Джулиана его родная мать. И с присущим ему обаянием заставлял всех вокруг превозносить и бесконечно одобрять своего сына. Для Джулиана не существовало никаких законов в то время. Но сначала армия, а потом дед, Ричард Сильвертон, немного изменили его. Нет, Уоррен ни разу не посчитал себя ответственным за становление личности Джулиана Дарка. Сильвертон сделал бы то же самое, но его никогда не было рядом – в то время он был предводителем крылатых и фактически управлял делами на всей старой планете, своим авторитетом подавляя даже монархов людей.
– Считай, что приказ о лишении тебя генеральского чина уже в силе, – тем не менее, сказал Джулиан.
– Да ты сегодня очень зол и разговорчив, я посмотрю. Что-то случилось?
Джулиан вдруг сузил глаза, и его верхняя губа хищно приподнялась, прежде чем он заговорил:
– Я скажу, если ты встанешь на колени перед Эссой-при и попросишь у неё прощения.
– За что? – задохнулся Элайн. – Что ты видел и где?
– Я ничего не видел, но принцесса крови не должна быть недовольна поведением одного из моих подчинённых. Делай всё, что она скажет. В том числе, если придётся повеситься. Её улыбки меня не обманывают. Она тебя еле терпит.
– Пф, Джулиан, тебе нет нужды опасаться, что тебя могут сместить. Это вообще невозможно. Ты можешь унижать Уайт-принца и дать такой же незабвенный подзатыльник Фенимору – тебя никто не заменит, и Бесцейны знают это лучше нас.
– Я не опасаюсь ни за себя, ни за тебя. Но есть первоканон, Элайн, по которому армия должна у повелителя с руки есть, а власть должна любить своих солдат. Что-то не так – и вся смертоносная сила главного тандема империи теряется.
Уоррен глубоко вздохнул. На колени?
– И я должен сделать это на глазах у тебя?
– Да.
Оба немного помолчали.
– Я это сделаю, когда представится случай. Но мне-то ты поведаешь, отчего в такую несусветную рань так зол?
– Скажем так, проблемы с принцессой не у тебя одного.
– Что произошло? – подавленно и нервно спросил Элайн, боясь, что услышит то, от чего с оглушительным шумом рухнет всё, построенное за прошедшие сутки. – Что она сделала? Я думал, Эсса…
– Я не ту принцессу имею в виду. Я имею в виду хвостатую девчонку с Рилкоя. Принцесса? Одно название. Но она требует к себе внимания как к королеве.
Уоррен вспомнил девчушку, младшую фитку, которая не побоялась броситься в воронку Рэйна за Роджером, когда он возвращался домой с Рилкоя. Спустя столько лет она так и осталась в империи Бесцейна. Но, похоже, она вовремя поняла, что Роджер по уши влюблён в леди Чедвик и принялась за Джулиана. Но он не из тех, кто будет терпеть помехи в виде крошечной леди.
– Почему она всё ещё здесь? Император приказал тебе терпеть её?
– Она уже отбыла на Рилкой и снова вернулась. Пытается склонить меня к войне на своей Родине.
– И тебя бесит то, что она не принимает отказа?
– Тщеславное, себялюбивое, глупое существо, даже не способное справиться со шнуровкой на корсаже. Она выбрала меня в качестве своего личного раба, когда перестала увиваться за отцом, – прошипел Джулиан Дарк.
И это говорил тот, в ком смешалось наследие трёх монархов-древнейших, кто рос во дворцах, купался в роскоши, и, как говорилось, ежедневно и многоразово был целован в задницу.
– О, уважаемый главком, тщеславный, себялюбивый и неглупый, а давно ли ты сам научился завязывать себе шнурки?
Джулиан Дарк крепко выругался и встал, явно собираясь обогнуть стол и врезать. Не потому, что не мог ответить словесно, а потому, что захотелось вылить свою злость из-за рилкойской принцессы с помощью физического насилия. В клане Сильверстоунов это явление было нормой.
Уоррен вскочил тоже, но вступать в драку не хотел, а потому поднял стул ножками в сторону Джулиана и медленно отступал, пытаясь немного смягчить свои слова:
– Предполагаю, что справляться со шнуровкой на дамском корсаже ты научился лет на сто раньше, чем со шнурованием собственных ботинок, – посмеивался Уоррен. – Ведь даже ты не стал бы звать камердинера в спальню любовницы, чтобы раздел её, когда ты уже в огне.
Джулиан на мгновение отвёл взгляд, силясь вспомнить, как это было, но затем просто взял другой стул на тот же манер и…
– Вот такого я ещё никогда не видел, – замер в дверях император. – Фехтование на стульях? Приятно, конечно, что и высшие армейские чины не сидят на месте, но мебель – наихудший вариант, насколько я знаю.
– Наихудший вариант, если позволите, канделябры, – с поклоном ответил Джулиан. – С горящими свечами. На фабрике по производству взрывчатки.
– Сейчас догадаюсь, – с расширенными глазами, очень оживлённо заговорил Эрик Бесцейн. – Это не что иное, как тренировка с Приближением Весны?
– Приближение Весны? – тихонько переспросил Уоррен. – Я слишком много слышу о нём.
– Это новое прозвище Кардифа, – так же негромко пояснил Джулиан.
Похоже, что Роджер популярен не только благодаря томным вздохам девственниц, но и симпатии императора. Несмотря на колокольчики.
Интересно, нравился ли Роджер Эссе? Наверняка, но насколько сильно?
Вслед за императором вошёл второй наследник Бесцейна, Фенимор, и за ним – принцесса Джулианна и Танияма, адъютант императора.
– Кстати, Элайн, – что-то вспомнил Эрик Бесцейн, – Дарк вчера так прозрачно намекнул о необходимости вашей аттестации, что я не смог не задуматься об этом и вспомнил, что так же слышал о вас много положительного. Если вы решите не возвращаться в армию в том же качестве, что и прежде, меня это не порадует.
– Возвращайтесь, пожалуйста! – попросила вдруг принцесса Джулианна. – Говорят, что вы любите солдат, проницательны, и что ваш ум очень изворотлив. Почему вы не хотите?
– Ваше императорское высочество, мне слишком не по душе сама война, но я всё же вернусь в войска, а ваш отец выражает сомнение в моём желании очень иносказательно. Чтобы, в том случае, если я не справлюсь с аттестацией или комиссия и принц Дарк решат, что я недостаточно хорош, меня можно было не унижать званием "слабак", а отнести всё к моему нежеланию.
– О, папа, тебя совершенно не поймёшь иногда, – улыбнулась и возмутилась Джулианна.
– Но почему крылатые так хорошо меня понимают? – парировал Бесцейн.
– Потому что глупцов до тебя просто не допускают. Не будь я твоей дочерью, меня бы и близко к тебе не подпустили.
Джулиан слегка изменился в лице и сделал едва заметный знак Элайну и шевельнул губами, мол, вот она, нормальная принцесса, не воображающая о себе неизвестно что.
– Ты достаточно умна для моего двора, дочь, – успокоил принцессу император. – Просто ты ещё очень торопишься жить. И да, про неторопливых, почему Эсса ещё спит? Кажется, вчера мы договаривались встретиться в это время, – и снова окинул взглядом Элайна. – Мне доложили, что вы призвали крест к её дверям.
– Из самой глупой ревности, – быстро признал Элайн.
– Но тем не менее, вы не потеряли дар, как Брайан Валери после падения.
– Вероятно, падения не было. Я ничего не заметил и не почувствовал.
– Почему тогда Эсса согласилась выйти за вас?
– Потому что я сделал ей предложение самым удачным образом.
Император сощурил глаза и шагнул вплотную к Элайну, чтобы шепнуть ему:
– Разве что Ветреный вам будет равен в наглости. Я же просил вас соблюдать элементарные приличия и не глупить.
После чего властитель отступил и сказал в полный голос:
– Я разрешаю вам отбыть в Дарк-юн сейчас же. Пусть вам составят программу аттестации и начинайте готовиться… ага, не нравится? Ничего, потерпите. А я посмотрю, как скоро Эсса запросится в Ньон. Вот оно что, опасаетесь, что не запросится? Вот и узнаем, согласилась ли она выйти за вас из-за удачно сделанного предложения или же из-за ваших красивых глаз. Идите немедленно. Это приказ.
Дыхание наполовину перекрыло что-то тяжёлое и неприятное. И так было ясно, что император очень проницателен и догадывается обо всём быстрее, чем ему докладывают. Но теперь оказывается, что Эсса в своих играх берёт пример с отца.
Судя по всему, Бесцейн решил разорвать помолвку дочери через несколько дней, но именно в тот период, пока ни новости, ни члены принсипата с семьями ещё не отправились на Пенрин. Объявлением о свадьбе он тоже чего-то пытался добиться. Но это, скорее всего, что-то из области самых глубоководных политических интриг.
– Мне в этом ни за что не разобраться, – признался Уоррен отцу, когда тот переправил его прямо на площадь перед Дарк-юном, дворцом Дарков, отданным в пользование поднебесным войскам. – Понятия не имею, в чём дело.
– Я бы рассказал тебе увлекательную историю, предшествующую этим манёврам Бесцейна, но сейчас на это нет времени. Да и бессмысленно. Знай только, что Эсса обязательно присоединиться к тебе в Ньоне. Если она ещё не поняла, как ей повезло обратить на себя твоё внимание, то вскоре обязательно поймёт.
– Ты уверен, что мне не следует знать о причинах Бесцейна? Знаешь, мне пришлось услышать от Эссы о своём родстве с Классиком.
– Не сердись…
– …Это тоже слишком длинная история, чтобы рассказывать мне о ней?
– Классик ни вслух, ни мыслью никогда не признает нашего родства. Я – тоже. Потому мы не считаем друг друга родственниками. Это примерно так же, как и у нас с тобой. Пусть ты только мой потомок в пятом колене, а не сын в действительности – всё это не важно. Мы сами устанавливаем правила. И с Классиком у нас нет ничего общего.
Принц и его потомок немного помолчали.
– Это была случайность? – всё же спросил Уоррен. – Твоя связь с сереной перевёртышей.
– Нет, вовсе не случайность. Я восстанавливал и укреплял мною же поверженное царство и женился на варледи самого, на мой взгляд, выдающегося из выживших кланов. Мы полюбили друг друга. Это не такая уж редкость – любовь между представителями разных рас и видов. Хоакин… как-нибудь потом расскажу о том, как он ушёл. Главное, не переставай думать о Классике то же, что и прежде. Он – крайне опасен и жесток. Он всегда был не такой, как все. С самого рождения.
И всё же мнение о принце Хоакине, лидере одного из царств перевёртышей, древнейшем по прозвищу Классик, немного изменилось. Ведь когда-то он, так же как Уоррен, находился под пристальным взором опытного Рональда Мэйна, так же, наверное, восхищался широтой планов древнейшего, обсуждал с ним дела и шёл по прочерченному предком пути. И если было сказано, что Классик ушёл, значит, началось всё только лишь с расхождения во взглядах. Значит, Классик не предавал, не убивал невиновных и не делал ничего запредельно жестокого в молодости. Возможно ли, что именно противостояние с Сапфиром сделало Классика тем, чем он стал? Но Эсса не стала бы кривить душой… ни к чему ей это. И о личности Классика лучше даже не думать. Но кто же тогда Эсса? Жертва Классика и Ветреного или всего лишь отточенное ими жало с ядом? Личный опыт подсказывал, что улыбки Эссы не были лживыми до того момента, как она вышла за Классика. Наблюдал же за ней, когда она была ребёнком. С самого детства Эсса была той солнечной, радостной малышкой, которая верила в справедливость, чудеса и лучшее "завтра". Большинство считает, что принцесса такой и осталась, что она такая и есть на самом деле. Но Уоррену она показала то, что вдребезги разбило образ. Значит, что-то произошло. Если это из-за Классика, то… это может оказаться не по силам такому сопляку, как Уоррен Элайн. Чудотворец? Генерал дневных? Для Классика он глупый мальчишка и только.