Город псов

Вода в котле начала закипать. Отрывающиеся от дна пузыри стремительно поднимались вверх и лопались на поверхности, постепенно сливаясь в единую бурлящую массу. Молчанов поднес поближе к огню большое эмалированное ведро.

— Маргоша, ты раками сама заниматься будешь? — окликнул он что-то бурно обсуждающую с Гурвиным супругу.

— Ну конечно. — Маргарита Львовна живо вскочила на ноги и обиженно надула губы. — Ты, кстати, тоже мог бы послушать. Григорий мне рассказывает, как будет обустроен собачий питомник.

— Я весь во внимании, золотце, — расплылся в улыбке Роман Юрьевич, — то, что Гриша у нас затейник, в этом никто и не сомневается. Я так думаю, собаки у него будут жить как у Христа за пазухой, — он басовито хохотнул, — а может, и получше.

Маргарита Львовна щедро посолила кипящую воду, добавила в нее заранее приготовленные несколько пучков укропа, разрезанную пополам крупную луковицу, немного поперчила и кинула несколько свежесорванных листьев черной смородины. Бурлящий котел равнодушно воспринимал все эти манипуляции, ожидая, когда, наконец, в его нетерпеливо бурлящее чрево попадет основная добыча.

— Ты знаешь, Рома, а так и должно быть, — заявила Маргарита Львовна, отряхивая руки, — бедные зверюшки столько намучались, прячась по кустам.

— И передавив всех кур в округе, — вновь было хохотнул супруг, но тут же осекся под возмущенным взглядом супруги.

— А скольких собак эти ваши дачники покалечили? — воскликнула хозяйка дома. — И это вместо того, чтобы вынести им хоть что-то поесть. Уж кости-то наверняка в каждом доме найдутся.

Гурвин усмехнулся. Он прекрасно знал, что многие небогатые горожане покупают цыплячьи головы и даже лапы на суп себе, а вовсе не на корм собакам, однако, вряд ли сейчас стоило говорить про такую ерунду. Впрочем, в другое время говорить об этом тоже не стоило.

— Роман Юрьевич, ты счастливый человек, — убежденно заявил Гурвин, — ты женат на святой женщине.

Роман Юрьевич закатил глаза. Всем своим видом выражая полное согласие с гостем.

— Спасибо, конечно, за комплимент, — вспыхнула Маргарита Львовна, вооружаясь длинными стальными щипцами, — может, я и не святая, но в том, что животные заслуживают человеческого обращения, я убеждена.

Она ловко подцепила щипцами первого отчаянно размахивающего клешнями членистоногого и бросила его в кипяток.

— Ведь когда мы делаем что-то доброе для тех, кто слабее нас, мы ведь делаем добро для себя самих.

Второй рак последовал за своим несчастным собратом в бурлящую воду.

— Ведь чем мы отличаемся от животных? У нас есть душа!

В свете костра щипцы мелькали все быстрее, раки один за другим ныряли в последний предназначенный им судьбой водоем.

— И от таких дел, в которых проявляется наша человеческая сущность, — Маргарита Львовна на мгновение замерла, пораженная глубиной собственных мыслей, — душа становится чище.

Последний рак, зажатый стальной клешней отчаянно извивался, хватаясь за воздух. Маргарита Львовна опустила щипцы прямо в кипящий котел.

— Здесь остались два какие-то вяленькие, их есть не будем. — Она ногой отодвинула почти пустое ведро. — Ромочка, скажи, чтобы это убрали. И мальчики, — она вновь повеселела, — дружно засекаем время. Через двадцать пять минут все будет готово.

— Ты моя прелесть, — восхитился Роман Юрьевич и заорал: — Колька! Колька, ты где есть?

Из темноты появилась грузная фигура охранника.

— Забери ведро отсюда, — скомандовал Роман Юрьевич, — и знаешь что, Коля, на сегодня свободен. Давай отдыхай.

— А как завтра, Роман Юрьевич? — на всякий случай поинтересовался охранник.

— Завтра? — изумился Молчанов. — Видишь, Гриша, у меня даже охрана о завтрашнем дне думает. А еще говорят, мэрия плохо работает. Твари неблагодарные.

Он возмущенно сплюнул.

— Завтра, Коля, будет видно. А то еще, может, и завтра никакого не будет. Верно я говорю, Григорий?

— Ну это как ночь пойдет, — усмехнулся Гурвин.

— Хорошо пройдет, — расхохотался Молчанов, — давай-ка еще по пятьдесят накатим!

— Так-то к ракам пиво вроде как идет, — попытался возразить Гурвин.

— Вот будут раки, будет и пиво! — наставительно заметил Роман Юрьевич. — Не делай мне нервы, Григорий. Закуси вон сальцем пока.

Спустя три часа Гурвин с трудом дотащил что-то невнятно бормочущего и периодически пытающегося его поцеловать Молчанова до гостевой спальни на первом этаже. Супруга Романа Юрьевича шла рядом, символически поддерживая мужа за локоть с другой стороны. Молчанов тяжело рухнул на жалобно скрипнувшую под его весом кровать и блаженно засопел.

Они вышли из комнаты, Маргарита Львовна прикрыла дверь, немного приглушив богатырское похрапывание мужа.

— Теперь все, до утра он уже точно не проснется. — В ее голосе слышалось некоторое разочарование.

— Не уследил я за вашим супругом, уж простите, — притворно покаялся Гурвин.

— Мне кажется, что вы не очень-то и старались, — усмехнулась хозяйка дома, — и что теперь? Вы намереваетесь бросить меня в одиночестве?

— Разве я осмелюсь? — Гурвин чувствовал, что и сам выпил больше, чем следовало, но все же пытался изображать галантного кавалера. — Хотя мне кажется, что проку от моего общества будет совсем немного.

— Немного это все равно лучше, чем ничего.


Она распахнула дверь напротив, Гурвин не знал, что там, возможно, еще одна спальня. Ему казалось, что в темноте он разглядел смутные очертания огромной кровати. Маргарита стояла неподвижно, неотрывно глядя прямо ему в глаза. Этот пристальный взгляд немного отрезвил Гурвина, и внезапно он понял, чего от него хочет эта женщина. И тогда он толкнул это мягкое податливое тело в темный дверной проем.





* * *


После всего выпитого за вечер ночная прохлада лишь приятно бодрила. На лицо Гурвину одна за другой упали несколько капель. Он поднял голову вверх, вглядываясь в ночное небо, но кроме темноты ничего не увидел.

— Все спят, — пробормотал Гурвин, — даже звезды. Пора и мне баиньки.

Ветер начал усиливаться. Застегнув молнию на куртке под самое горло и сунув руки в карманы, Гурвин двинулся в сторону ближайшего фонарного столба, тускло освещавшего небольшой кусок улицы метрах в тридцати от него. До своего дома, расположенного всего через три участка от особняка мэра, ему надо было пройти два таких фонарных столба. Под вторым из них его ждала маленькая неожиданность. Эта неожиданность смирно сидела прямо в центре светового пятна, отбрасываемого фонарем. Увидев Гурвина, она было вскочила и завиляла хвостом, но затем, словно застеснявшись, вновь уселась в середину светлого круга. Белая от природы, сейчас, в лучах искусственного света, ее шерсть казалась серебристой, а на мордочке были отчетливо видны три черных пятнышка — нос и две пуговки глаз.

Заметив болонку, Гурвин удивленно остановился.

— Рокси? — удивленно пробормотал он, понимая, что никакой Рокси на улице в два часа ночи быть не может. Особенно с учетом того, что Марков жил совсем в другой части города. — Это ты?

Какого ответа он ожидал от собаки, Гурвин не знал и сам, но, когда болонка встала на задние лапы и трижды звонко тявкнула, он понял — это действительно Рокси.

— И чего мы тут делаем в два часа ночи? — Гурвин оглянулся, словно ожидая, что из темноты появится массивная фигура Олега, но улица была совершенно пустынна. — Ты как здесь вообще оказалась? Потерялась? Папка твой, небось, уже с ума сходит. Иди ко мне на ручки.

Он сделал шаг вперед и наклонился, намереваясь подобрать маленький беззащитный комочек, однако болонка неожиданно попятилась назад.

— Ну что ты, глупая, я тебя не обижу.

Гурвин сделал еще один шаг вперед, и теперь уже сам стоял прямо под уличным фонарем. Фонарь был старым, с глубоким стальным плафоном, напоминающим гигантскую перевернутую вниз кастрюлю. Из-за того, что кастрюля была слишком глубокой, а лампочка располагалась где-то на самом ее дне, свет от нее падал лишь на четко очерченный, не слишком большой участок улицы. Гурвин стоял в самом центре этого участка, а глупая собачонка вновь сместилась к самому краю, туда, где светлое пятно граничило с тьмой.

Неожиданно Гурвин испытал уже знакомое ему тревожное ощущение. Ощущение того, что из темноты за ним наблюдают чьи-то внимательные, настороженные глаза. Только если в прошлый раз Гурвину показалось, что этот пристальный, изучающий его взгляд не был добрым, сейчас он знал точно: из тьмы на него смотрело само зло. И зло это имело много глаз. Они загорались парами в темноте, то тут, то там. Одни были чуть выше, другие жались к самой земле, словно готовясь к прыжку. Глаз этих становилось с каждым мигом все больше, а исходящая от них ненависть все ощутимее. Гурвин медленно, стараясь не выказать страха, потянул вниз застежку на молнии. Еще немного, и он сможет выхватить из-под куртки пистолет, с которым никогда не расставался. Конечно, на всех тварей патронов у него не хватит, но этого и не потребуется. Он был уверен, что после второго, максимум третьего выстрела улица опустеет.

Рокси еще раз тявкнула. Однако это не был ее обычный приветственный лай, на этот раз в голосе собачонки отчетливо слышалась угроза. Это понял не только Гурвин.

Он уже почти расстегнул куртку так, чтобы иметь возможность выхватить пистолет, когда метнувшаяся откуда-то сбоку серая тень вцепилась зубами в кисть правой руки. Гурвин пронзительно вскрикнул и, пошатнувшись под весом накинувшейся на него собаки, шагнул в сторону. Точнее, попытался шагнуть, так как нога его зацепилась за еще одну, бросившуюся прямо под него псину. Гурвин упал, ударившись затылком об асфальт, и на несколько мгновений потерял сознание. Однако когда спустя недолгое время оно вернулось, Гурвин пожалел о его возвращении. Все его тело пронзала острая, невыносимая боль от сотен впившихся в него собачьих клыков, а в голове пульсировала странная, непонятно откуда пришедшая мысль.

Они знают. Они знают всё!

Последнее, что увидел в своей жизни Гурвин, была миниатюрная, безобидная болонка. Собачонка запрыгнула ему на грудь и, грозно зарычав, оскалила маленькие белые зубки. Через мгновение она вцепилась зубами ему в горло, но этого Гурвин, к счастью для себя, не видел. Он уже умер.





* * *


— Что тут сказать, Гришу мы почти все знали с самого детства. Я с ним и вовсе сидел за одной партой с четвертого класса. Гришка, он ведь не был никогда самым сильным, да и самым умным из всех он, наверное, тоже не был. Но он был самым цепким, самым целеустремленным. Если он чего-то задумывал, то непременно добивался. И мы все тоже знали, что, если Гриша за что-то берется, значит, это дело стоящее. А теперь его нет. И для нас для всех это очень плохо. И для друзей его плохо, для близких, и для всего города тоже очень плохо. — Марков обвел тяжелым взглядом собравшихся за столом. — Мы должны, мы обязаны доделать то, что не успел Гриша. Мы должны истребить этих тварей. Всех до единой. За это я и выпью, за то, что память свою о Григории мы покажем всем делом, а не пустой болтовней.

Он опрокинул в рот рюмку и с громким стуком опустил ее на стол.

— А что замерли? Пейте, — рявкнул он присутствующим, — или кто-то не согласен?

Желающих возразить не нашлось. Даже Маргарита Львовна, безучастно сидевшая за столом и, казалось, ничего не воспринимавшая из того, что вокруг нее происходит, опустошила свою рюмку.

— Разве Григорий Александрович хотел истребить этих собак? — неожиданно спросила она, глядя куда-то под потолок. — Разве он хотел сделать что-то плохое? Как вы можете говорить так о нем? Гриша, он же был добрый, вы же не представляете, какой это был человек!

Не договорив, она вскочила из-за стола и, закрывая заплаканное лицо руками, выскочила из комнаты.

— Марго, ну успокойся, девочка. — Обеспокоенный Роман Юрьевич засеменил вслед за супругой, чуть не столкнувшись в дверях с появившимся молодым человеком в форме полицейского.

Тот, не обращая ни на кого внимания, подошел к сидевшему рядом с Марковым начальнику городского управления внутренних дел и, низко наклонившись, что-то зашептал прямо ему в ухо. Судя по выражению лица начальника УВД, полученная информация весьма его удивила. Он, в свою очередь, что-то тихо спросил у молодого полицейского и, получив отрицательный ответ, на некоторое время задумался, после чего движением руки отпустил подчиненного.

— Друзья мои, — майор поднялся с места, призывая к тишине обсуждающую странное поведение супруги мэра аудиторию, — я думаю, вы в курсе, что с самого утра наши патрули совместно с добровольцами, а также сотрудниками птицефабрики, которые фактически в полном составе изъявили желание помочь полиции, прочесывают городские пригороды. Были проверены все места, где могли скрываться собаки, но обнаружить их не удалось. Ни одной! — многозначительно подчеркнул полицейский. — Не найдено ни одной бродячей собаки ни в самом городе, ни его окрестностях. Мы еще подключили к этому делу нашу охотничью ассоциацию, но вы сами понимаете, тайга бескрайняя, так сразу никого не отыщешь, но то, что в ближайших к городу лесах никого нет, это я вам заявляю официально. Собак нет, они ушли.

— Вот хитрые бестии, — со злостью ударил кулаком по столу Марков, — опять они нас обхитрили.

— Я думаю, рано или поздно охотники найдут следы, — пожал плечами майор.

— Они сбитую утку у себя под ногами найти не могут, — презрительно фыркнул Марков, — а что ваши кинологи?

— Тут есть проблема, — замялся полицейский, — наши овчарки отказываются работать, они чем-то напуганы.

— Это Вожак, — уверенно заявил Марков, — это он запугал ваших псов, и про то, что Гриша хочет собрать всех бродячих собак в одном месте, он тоже узнал.