Горящая тень
Часть 39 из 47 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Какой ты у нас властный, – промурлыкала Алекто.
Креон бросил на нее взгляд, исполненный злобы. Фаракс издал резкий смешок. Он вытер кинжал камышами, потом положил в узкую шкатулку из темного дерева, стоявшую на скамье за треножником. Руку Фаракс убрал не сразу, будто хотел показать: клинок принадлежит ему одному.
Тут вбежал Теламон, бормоча извинения.
– Опаздываешь, – проворчал Креон.
Завидев Гиласа, Теламон отвел взгляд.
– Прости, дядя, – еще раз повторил сын вождя.
– Заболтался с девчонкой-рабыней, – поддразнила Алекто. – Тощая, на щеке шрам… Ну и вкус у тебя, племянник!
«Пирра!» – подумал Гилас. Едва не испепелил Теламона взглядом, но тот лишь чуть заметно качнул головой. Ну и как это понимать?
– А на пир наш племянник останется? – с неудовольствием в голосе поинтересовался Фаракс.
– Вряд ли, – ответила Алекто. Она явно радовалась, что смутила Теламона. – Он еще мальчишка, до настоящего мяса не дорос.
«До настоящего мяса?» – удивился Гилас. Что за зверя Вороны принесли в жертву?
Вдруг Алекто заметила кого-то в дверях, и усмешка сразу сошла с губ. Фаракс и Креон застыли. Даже пламя в треножнике как будто притухло.
В покои вошел старик. Его сопровождали четверо рабов с испуганными лицами. На нем пурпурная туника и белый козий плащ Верховного вождя. На плече его скрепляет золотая булавка размером со сжатый кулак. Годы посеребрили бороду, а на голове почти не осталось волос. Но возраст не ослабил его: наоборот, сделал твердым, как гранит. Этот человек привык сеять страх. Будто вожак волчьей стаи, он не смотрел ни на кого, устремив неподвижный взгляд поверх голов собравшихся.
Фаракс, Креон и Алекто прижали руки к груди и поклонились.
– Коронос, – тихо произнесли они.
Теламон последовал их примеру.
Рабы стали расставлять скамьи, покрытые черным овечьим руном, потом принесли сосуды, оставили на трехногом столе и поспешно выбежали. Креон направился было к отцу, но тот предостерегающе взмахнул рукой и опустился на скамью в центре комнаты.
Хекаби бросила на Акастоса отчаянный взгляд. Верховный вождь расположился прямо напротив шкатулки, в которой лежит кинжал. Теперь нет смысла изображать припадок. Клинок для них так же недосягаем, как если бы оружие лежало на дне морском.
– Что будем делать? – шепотом спросил Гилас.
– Подождем, – едва слышно ответил Акастос.
На треножнике между тем обугливалось жертвенное мясо. Воздух в покоях затуманило от горького дыма.
Алекто взяла кувшин и полила воды на руки отца, потом вытерла их полотенцем. Алекто дрожала. Она старалась не дотрагиваться до кожи отца.
Фаракс взял высокий сосуд из отполированного обсидиана и наполнил глиняную чашу такой тонкой работы, что сквозь нее просвечивал огонь. Жидкость красная, густая. «Должно быть, кровь, смешанная с вином», – подумал Гилас. Мальчик с быстро бьющимся сердцем наблюдал, как Коронос пьет. Глаза с тяжелыми веками точь-в-точь как у ящерицы. Бледный язык медленно облизнул безгубый рот.
Креон подал Верховному вождю бронзовое блюдо с почерневшим мясом. Тот взял лишь маленький кусочек. Ногти у Короноса выкрашены черным и остро заточены. На большом пальце кольцо из серого металла. «Наверное, железное», – предположил Гилас.
– Твоя очередь, внук, – холодно произнес Коронос.
Остальные замерли в ожидании.
Теламон нервно облизнул губы. Потянулся за кусочком мяса и положил в рот.
Коронос коротко кивнул и велел сыновьям и дочери приступать к трапезе.
Вороны сели и набросились на обгоревшее мясо, с жадностью хватая куски и разрывая их черными острыми ногтями. Борода Креона поблескивала от жира, между белоснежными зубами Алекто застрял кусочек обугленной кожи.
Верховный вождь отпил еще глоток, потом швырнул чашу на пол, разбив ее на мелкие осколки. Хекаби говорила, что Коронос пользуется только новой посудой и избавляется от нее сразу после трапезы.
Видимо, Гилас вздрогнул от звона сломанной чаши. Коронос поглядел в его сторону. Мальчик низко опустил голову. Холодные неподвижные глаза пронзали, будто ножи. У Гиласа ноги подкосились. Этот человек отдал приказ убивать всех Чужаков. Из-за него Исси пропала. Кто знает, жива ли сестренка?
Тут сильная рука схватила Гиласа за плечо. Акастос прошептал:
– Готовься. Я тебе подскажу, что говорить.
Вороны между тем натирали щеки сажей. Пир закончился. Пора гадать по дыму, чтобы узнать, подействовал ритуал или нет.
Фаракс ударил мечом по бронзовой миске с углями. Та протяжно зазвенела. Алекто стала нараспев произносить заклинания, обходя по кругу треножник и топча ногами в блестящей обуви листья болиголова.
Коронос встал и занес обе руки над треножником.
Повторяя заклинания, Алекто взяла обсидиановый сосуд и вылила красную жидкость на руки отца. Оттуда она стекла на угли. Раздалось шипение, поднялись клубы дыма. Жидкость, коснувшаяся кончиков пальцев Короноса, – подношение для богов; та, что стекла между пальцами, – для Предков, а та, что попала на ладони – то есть бóльшая часть, – для духов, чье имя даже Коронос не осмеливается произнести вслух: для Злобных.
Сосуд опустел. Алекто отступила в сторону. Коронос подался вперед, вдыхая запах дыма. Хекаби подошла ближе, собираясь читать знаки.
Повисла звенящая тишина. Слышно только потрескивание углей и дыхание собравшихся. Гилас сжал в кулаке львиный коготь у себя на груди. Рядом с ним Акастос стиснул мешочек с амулетом Хекаби.
Огонь ламп дрогнул и погас. Теперь темноту рассеивал только огонь на треножнике. У Гиласа волосы встали дыбом. Он весь похолодел.
Вдруг в окно ворвался мощный порыв ветра. Ширма со стуком упала. Мальчик рухнул на колени. Ветер заметался по комнате. И тут Гилас заметил другую тьму – глубокую, черную. В покои влетели огромные крылатые существа, при виде которых сердце мальчика сжалось от ужаса. Гилас зажмурился, но все равно их видел: страшные черные головы, обугленные пламенем Хаоса, красные рты, зияющие, будто открытые раны…
А потом они скрылись. На секунду заслонили звезды и понеслись к Горе.
Наконец Гилас решился открыть глаза.
Дым рассеялся. В свете углей Хекаби застыла как статуя. Ее лицо выражало ужас.
– Сработало, – выдохнула провидица. – Они явились.
Теламон тоже окаменел от страха. Креон утер пот со лба. Фаракс победоносно стукнул себя кулаком в грудь. Коронос железной хваткой стиснул руками колени.
– Ты что, оглох? – шепотом возмутился Акастос. – Повтори, что я сейчас сказал! Да поскорее! Это наш единственный шанс!
Но Гилас, окаменевший от ужаса, утратил дар речи.
Акастос вздохнул с досадой и оттолкнул мальчика в сторону.
– Кузнец Дамеас хочет преподнести Короносу дар в честь победы над Повелительницей Огня, – выдавил он хриплым шепотом.
Затем Акастос отступил в тень, а рабы шагнули вперед. Вороны повернулись в их сторону, пристально наблюдая, как рабы опускают короб перед треножником. Вот они снимают с него ткань.
Теламон вздрогнул. Дети Короноса уставились на дар кузнеца во все глаза. Только Коронос и бровью не повел.
Гилас вскрикнул и рванулся вперед, но Хекаби его удержала.
– Тихо! – шикнула она ему на ухо. – Не высовывайся!
Клетка такая тесная, что Разбойнице негде повернуться. Морда завязана ремешком из сыромятной кожи, чтобы маленькая львица сидела тихо. Разбойница трясется от страха.
Креон поглядел на Хекаби:
– Ну и что нам делать со львенком?
Гилас смотрел на суровые жестокие лица, склонившиеся над клеткой. Пальцы Хекаби впились мальчику в плечо, словно когти.
– Тебе решать, господин, – ответила провидица.
Креон облизнул губы.
Фаракс приблизился к шкатулке и поднял крышку. В свете огня кинжал Короносов сверкнул алым.
– Это ведь жертва, верно? – произнес он. – А значит, надо ее убить.
Глава 33
– Давай воткни в львенка кинжал, – язвительно произнесла Алекто. – У тебя на все один ответ.
– А ты что предлагаешь? – ощетинился Фаракс.
Гилас не выдержал.
– Кузнец говорит, львенка убивать нельзя! – выпалил он, не обращая внимания на ошарашенную Хекаби.
– Это еще почему? – спросил Фаракс.
Он уже поднял крышку шкатулки. Ему явно не терпелось пустить кинжал в дело.
– Львенок… львенок принадлежит Креону, – нашелся Гилас. – Ее подобрали на его земле.
Креон сразу оживился. Фаракс нахмурился:
Креон бросил на нее взгляд, исполненный злобы. Фаракс издал резкий смешок. Он вытер кинжал камышами, потом положил в узкую шкатулку из темного дерева, стоявшую на скамье за треножником. Руку Фаракс убрал не сразу, будто хотел показать: клинок принадлежит ему одному.
Тут вбежал Теламон, бормоча извинения.
– Опаздываешь, – проворчал Креон.
Завидев Гиласа, Теламон отвел взгляд.
– Прости, дядя, – еще раз повторил сын вождя.
– Заболтался с девчонкой-рабыней, – поддразнила Алекто. – Тощая, на щеке шрам… Ну и вкус у тебя, племянник!
«Пирра!» – подумал Гилас. Едва не испепелил Теламона взглядом, но тот лишь чуть заметно качнул головой. Ну и как это понимать?
– А на пир наш племянник останется? – с неудовольствием в голосе поинтересовался Фаракс.
– Вряд ли, – ответила Алекто. Она явно радовалась, что смутила Теламона. – Он еще мальчишка, до настоящего мяса не дорос.
«До настоящего мяса?» – удивился Гилас. Что за зверя Вороны принесли в жертву?
Вдруг Алекто заметила кого-то в дверях, и усмешка сразу сошла с губ. Фаракс и Креон застыли. Даже пламя в треножнике как будто притухло.
В покои вошел старик. Его сопровождали четверо рабов с испуганными лицами. На нем пурпурная туника и белый козий плащ Верховного вождя. На плече его скрепляет золотая булавка размером со сжатый кулак. Годы посеребрили бороду, а на голове почти не осталось волос. Но возраст не ослабил его: наоборот, сделал твердым, как гранит. Этот человек привык сеять страх. Будто вожак волчьей стаи, он не смотрел ни на кого, устремив неподвижный взгляд поверх голов собравшихся.
Фаракс, Креон и Алекто прижали руки к груди и поклонились.
– Коронос, – тихо произнесли они.
Теламон последовал их примеру.
Рабы стали расставлять скамьи, покрытые черным овечьим руном, потом принесли сосуды, оставили на трехногом столе и поспешно выбежали. Креон направился было к отцу, но тот предостерегающе взмахнул рукой и опустился на скамью в центре комнаты.
Хекаби бросила на Акастоса отчаянный взгляд. Верховный вождь расположился прямо напротив шкатулки, в которой лежит кинжал. Теперь нет смысла изображать припадок. Клинок для них так же недосягаем, как если бы оружие лежало на дне морском.
– Что будем делать? – шепотом спросил Гилас.
– Подождем, – едва слышно ответил Акастос.
На треножнике между тем обугливалось жертвенное мясо. Воздух в покоях затуманило от горького дыма.
Алекто взяла кувшин и полила воды на руки отца, потом вытерла их полотенцем. Алекто дрожала. Она старалась не дотрагиваться до кожи отца.
Фаракс взял высокий сосуд из отполированного обсидиана и наполнил глиняную чашу такой тонкой работы, что сквозь нее просвечивал огонь. Жидкость красная, густая. «Должно быть, кровь, смешанная с вином», – подумал Гилас. Мальчик с быстро бьющимся сердцем наблюдал, как Коронос пьет. Глаза с тяжелыми веками точь-в-точь как у ящерицы. Бледный язык медленно облизнул безгубый рот.
Креон подал Верховному вождю бронзовое блюдо с почерневшим мясом. Тот взял лишь маленький кусочек. Ногти у Короноса выкрашены черным и остро заточены. На большом пальце кольцо из серого металла. «Наверное, железное», – предположил Гилас.
– Твоя очередь, внук, – холодно произнес Коронос.
Остальные замерли в ожидании.
Теламон нервно облизнул губы. Потянулся за кусочком мяса и положил в рот.
Коронос коротко кивнул и велел сыновьям и дочери приступать к трапезе.
Вороны сели и набросились на обгоревшее мясо, с жадностью хватая куски и разрывая их черными острыми ногтями. Борода Креона поблескивала от жира, между белоснежными зубами Алекто застрял кусочек обугленной кожи.
Верховный вождь отпил еще глоток, потом швырнул чашу на пол, разбив ее на мелкие осколки. Хекаби говорила, что Коронос пользуется только новой посудой и избавляется от нее сразу после трапезы.
Видимо, Гилас вздрогнул от звона сломанной чаши. Коронос поглядел в его сторону. Мальчик низко опустил голову. Холодные неподвижные глаза пронзали, будто ножи. У Гиласа ноги подкосились. Этот человек отдал приказ убивать всех Чужаков. Из-за него Исси пропала. Кто знает, жива ли сестренка?
Тут сильная рука схватила Гиласа за плечо. Акастос прошептал:
– Готовься. Я тебе подскажу, что говорить.
Вороны между тем натирали щеки сажей. Пир закончился. Пора гадать по дыму, чтобы узнать, подействовал ритуал или нет.
Фаракс ударил мечом по бронзовой миске с углями. Та протяжно зазвенела. Алекто стала нараспев произносить заклинания, обходя по кругу треножник и топча ногами в блестящей обуви листья болиголова.
Коронос встал и занес обе руки над треножником.
Повторяя заклинания, Алекто взяла обсидиановый сосуд и вылила красную жидкость на руки отца. Оттуда она стекла на угли. Раздалось шипение, поднялись клубы дыма. Жидкость, коснувшаяся кончиков пальцев Короноса, – подношение для богов; та, что стекла между пальцами, – для Предков, а та, что попала на ладони – то есть бóльшая часть, – для духов, чье имя даже Коронос не осмеливается произнести вслух: для Злобных.
Сосуд опустел. Алекто отступила в сторону. Коронос подался вперед, вдыхая запах дыма. Хекаби подошла ближе, собираясь читать знаки.
Повисла звенящая тишина. Слышно только потрескивание углей и дыхание собравшихся. Гилас сжал в кулаке львиный коготь у себя на груди. Рядом с ним Акастос стиснул мешочек с амулетом Хекаби.
Огонь ламп дрогнул и погас. Теперь темноту рассеивал только огонь на треножнике. У Гиласа волосы встали дыбом. Он весь похолодел.
Вдруг в окно ворвался мощный порыв ветра. Ширма со стуком упала. Мальчик рухнул на колени. Ветер заметался по комнате. И тут Гилас заметил другую тьму – глубокую, черную. В покои влетели огромные крылатые существа, при виде которых сердце мальчика сжалось от ужаса. Гилас зажмурился, но все равно их видел: страшные черные головы, обугленные пламенем Хаоса, красные рты, зияющие, будто открытые раны…
А потом они скрылись. На секунду заслонили звезды и понеслись к Горе.
Наконец Гилас решился открыть глаза.
Дым рассеялся. В свете углей Хекаби застыла как статуя. Ее лицо выражало ужас.
– Сработало, – выдохнула провидица. – Они явились.
Теламон тоже окаменел от страха. Креон утер пот со лба. Фаракс победоносно стукнул себя кулаком в грудь. Коронос железной хваткой стиснул руками колени.
– Ты что, оглох? – шепотом возмутился Акастос. – Повтори, что я сейчас сказал! Да поскорее! Это наш единственный шанс!
Но Гилас, окаменевший от ужаса, утратил дар речи.
Акастос вздохнул с досадой и оттолкнул мальчика в сторону.
– Кузнец Дамеас хочет преподнести Короносу дар в честь победы над Повелительницей Огня, – выдавил он хриплым шепотом.
Затем Акастос отступил в тень, а рабы шагнули вперед. Вороны повернулись в их сторону, пристально наблюдая, как рабы опускают короб перед треножником. Вот они снимают с него ткань.
Теламон вздрогнул. Дети Короноса уставились на дар кузнеца во все глаза. Только Коронос и бровью не повел.
Гилас вскрикнул и рванулся вперед, но Хекаби его удержала.
– Тихо! – шикнула она ему на ухо. – Не высовывайся!
Клетка такая тесная, что Разбойнице негде повернуться. Морда завязана ремешком из сыромятной кожи, чтобы маленькая львица сидела тихо. Разбойница трясется от страха.
Креон поглядел на Хекаби:
– Ну и что нам делать со львенком?
Гилас смотрел на суровые жестокие лица, склонившиеся над клеткой. Пальцы Хекаби впились мальчику в плечо, словно когти.
– Тебе решать, господин, – ответила провидица.
Креон облизнул губы.
Фаракс приблизился к шкатулке и поднял крышку. В свете огня кинжал Короносов сверкнул алым.
– Это ведь жертва, верно? – произнес он. – А значит, надо ее убить.
Глава 33
– Давай воткни в львенка кинжал, – язвительно произнесла Алекто. – У тебя на все один ответ.
– А ты что предлагаешь? – ощетинился Фаракс.
Гилас не выдержал.
– Кузнец говорит, львенка убивать нельзя! – выпалил он, не обращая внимания на ошарашенную Хекаби.
– Это еще почему? – спросил Фаракс.
Он уже поднял крышку шкатулки. Ему явно не терпелось пустить кинжал в дело.
– Львенок… львенок принадлежит Креону, – нашелся Гилас. – Ее подобрали на его земле.
Креон сразу оживился. Фаракс нахмурился: