Горящая тень

Пирра спала как убитая. А когда проснулась, Гиласа и Разбойницы рядом не оказалось. Видно, ушли проверять силки. Пирра приняла еще одну восхитительную ванну в горячем ключе и растерла прибрежную глину по щеке. Вдруг волшебный ключ поможет ей избавиться от шрама?

Пирра проголодалась: вчера вечером доели всю оленину. Но Гилас вернулся ни с чем: все силки оказались пустыми.

– Ничего страшного, – подбодрила его Пирра. – У нас ведь еще оливки есть.

– Лучше прибережем для крайнего случая, – покачал головой Гилас.

– Я только что вспомнила. Со скалы видела возле леса песчаный берег. Похоже, идти до него недалеко.

Гилас сразу повеселел.

– Ну так пошли рыбу ловить!

Вечером Пирра так устала, что не обратила внимания на лес. Но теперь с удовольствием им любовалась. До чего приятно вдыхать теплый сосновый аромат и смотреть, как большие блестящие жуки кружат среди зарослей чертополоха! Небо между темно-зелеными ветками ярко-голубое, а волосы Гиласа и шерсть Разбойницы в солнечном сиянии и вовсе кажутся золотыми.

– Как красиво! – воскликнула Пирра.

– Ты про что? – рассеянно пробормотал Гилас, оглядываясь по сторонам в поисках добычи.

– Про все!

Пирра широко раскинула руки. Гилас озадаченно взглянул на девочку и покачал головой. Он вырос в лесу и не понимал, с чего вдруг Пирра восторгается обычными вещами.

Пока шли, Разбойница то и дело подкрадывалась к девочке и била лапой по лодыжкам.

– Прекрати! – возмутилась Пирра и пригрозила озорной малышке веткой.

– Это она учится охотиться, – пояснил Гилас. – Так взрослые львы сбивают с ног добычу.

– Я ей не добыча, – проворчала Пирра. – Разбойница, нельзя!

Но малышка никак не успокаивалась. Пришлось отвлекать: Пирра привязала к травяному жгуту мячик и потянула за собой.

Вдруг до них донесся голос Моря. Выйдя из-под деревьев, все трое очутились в ущелье. Но таких причудливых ущелий никому из них видеть не доводилось.

Вокруг вздымаются гигантские застывшие волны из ослепительно сверкающего белоснежного камня. Казалось, в этом месте Море когда-то напало на сушу, но одно прикосновение бессмертного божества заставило водную стихию застыть неподвижно. Под ногами скачут белые полупрозрачные сверчки.

Гилас и Пирра прокладывали себе дорогу между зарослями можжевельника и молочая. И тот и другой казались бледными из-за слоя белой пыли. Кое-где попадались островки светлого песка. Там росли высокие, величавые белые цветы.

– В первый раз такие вижу, – заметил Гилас.

– А я знаю, что это за цветы, – ответила Пирра. В голосе девочки прозвучала легкая тревога. – Морские Лилии. Они священны. Цветут только летом на самых жарких берегах. Мать использует их для заклинаний, когда надо кого-то найти.

Но Гилас не слушал.

– Море! – прокричал мальчик и взбежал на высокий гребень из гладкого белого камня.

Пирра сразу позабыла про Морские Лилии и полезла следом. Но когда добрались до верхушки, оказалось, что к воде спускается отвесный склон.

– Нет, тут нам не слезть, – покачал головой Гилас. – Ничего не поделаешь, обойдемся без рыбы.

Пришлось брести обратно. Долгий поход обернулся ничем – только сильнее проголодались.

И вдруг за кустами можжевельника Пирра заметила то, чего раньше не разглядела.

– Гранаты! – радостно воскликнула девочка и побежала проверять – может, плоды уже созрели?

– Гра… что? – окликнул Гилас.

– Сейчас попробуешь! У них очень вкусные зерна!

– Ладно, только поскорее. Надо еще силков поставить.

Пирра не ответила.

Сорвала три граната, потянулась за четвертым и вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд.

Кто-то смотрел на нее из кустов на краю ущелья. Против Солнца трудно разобрать, что это за зверь: Пирра разглядела только рога и отвислые уши. Девочка едва успела предположить, что это коза, как в воздухе просвистел камень и животное рухнуло прямо к ее ногам.

– Убил? – спросил Гилас.

Сунул рогатку обратно за пояс и подбежал к Пирре.


– Да, – протянула до сих пор не опомнившаяся Пирра. – Метко стреляешь. Думала, ты ее даже не заметил.

Гилас усмехнулся:

– Главное, что она меня не заметила.





Проводив дух козы в иной мир, Гилас разломил пополам кости ног животного. Дети с удовольствием полакомились сытным костным мозгом. Сил сразу прибавилось. Гилас и Пирра потащили тушу козы обратно к своему маленькому лагерю.

Гилас настоял на том, чтобы использовать все части козы до единой. Сказал, если пропадет хоть один ошметок, это будет неуважением к козе. И оставил бедро запекаться в горячей глине вместе с улитками, которых собрала Пирра. Девочка, конечно, возмущалась, но Гилас все-таки спихнул на нее грязную работу: посадил выскабливать шкуру. А сам тем временем нарезал мясо, печень и сердце тонкими ломтиками и повесил сушиться. Нарочно выбрал место повыше, чтобы до еды не добрались шаловливые лапы Разбойницы.

Остаток дня прошел спокойно: дубили шкуру и желудок, чтобы сделать мешок и бурдюк. Готовили колбасу: набивали кишки кровяными сгустками и рублеными каперсами. Последние нашла Пирра, и Гилас поглядывал на неизвестное лакомство с подозрением. А Пирра радовалась, что в кои-то веки знает что-то, чего не знает он.

В награду за вычищенную шкуру Гилас сделал для Пирры нож. Угрожающе острый обсидиановый клинок вставлен в рукоять из козьего рога, обмотанную сосновым корнем, чтобы не скользила в руке. Пирре нож очень понравился, потому что в Доме Богини ничего подобного уж точно не найдешь.

Когда мясо приготовилось, все трое накинулись на него с такой жадностью, что стало не до разговоров.

Разбойница все ела и ела. Живот у нее стал размером с дыню. Маленькая львица развалилась на боку и уснула: надо же переварить сытный ужин. Вокруг шеи малышки повязана увядшая Морская Лилия. Перед тем как покинуть ущелье, Гилас оставил подношение: козьи уши. А Пирра растерла сок двух цветков и по своему лбу, и по лбу Гиласа. Из третьего сделала что-то вроде ошейника для Разбойницы – пусть и она тоже получит благословение.

Наконец Пирра тяжело вздохнула и утерла с подбородка жир.

– В жизни ничего вкуснее не ела! А приятнее всего, что еда горячая! На Кефтиу вечно приходилось есть холодное. Мои покои дальше всех от поварни.

Гилас фыркнул:

– Ах ты, бедняжечка.

Пирра кинула в него панцирь улитки, потом улеглась на бок, задумчиво жуя стебель фенхеля.

– Ты ведь так и не рассказал, как научился ходить по следу. Ну и всему остальному тоже.

Гилас колючкой выковырнул улитку из панциря и съел.

– Один Чужак научил. Представляешь, так и не узнал его имя. Все звали его Лесной Человек. Но он как-то раз сказал мне, что родом из Мессении.

– А какой он был, этот Чужак?

– Один глаз, один зуб, и оба коричневые. Да и воняло от него, как от навозной кучи. Но про природу знал все. По полету ворона определял, будет ли дождь. А читать следы меня научил с помощью жука и горстки земли.

– Жука? – удивилась Пирра.

Гилас кивнул.

– Старик рассыпáл землю, я закрывал глаза, а он сажал на землю жука, и тот по ней полз. А я по следам определял, в какую сторону пошел жук. Ну, с землей было просто. Но потом он поменял землю на песок, и стало гораздо труднее. Но это еще что – после этого я жука по траве и листьям выслеживал. Так он меня учил много дней. Ох и надоело, должно быть, жуку!

Пирра удивилась:

– Ты выслеживал одного и того же жука? Каждый день?

Гилас расхохотался:

– Скажешь тоже! Тебя провести раз плюнуть.

Пирра улыбнулась и кинула в него еще один панцирь улитки.

– Но ходить по следу ты правда научился по жуку?

– Да, только не по одному и тому же!

Гилас перевернулся на живот и приподнялся на локтях.

– Иногда я думал: а вдруг этот старик мой отец? – произнес мальчик. – Однажды набрался смелости и спросил напрямик. Но он ответил, что нет. И все-таки сдается мне, старик что-то знал про моих родных. Жаль, я его расспросить не успел: бедняга от лихорадки умер.

Чуть помолчав, Гилас спросил Пирру:

– А кто твой отец?

– Не знаю, – пожала плечами девочка. – Когда мать решила завести ребенка, выбрала трех разных жрецов, чтобы никто из них не мог заявить на меня права.

Гилас опешил: