Горящая тень
Часть 19 из 47 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ну же, лезь!
Львенок замахнулся лапой, полоснул Гиласа острыми, как иглы, когтями и опять свалился.
– Глупый ты зверь, я тебе помогаю!
Мальчик поднял львенка, набросил на плечи как накидку и зажал передние лапы в одной руке, а задние в другой. Так он носил коз. Львенок стал отчаянно вырываться и снова оцарапал Гиласа. Мальчик отшвырнул его в сторону.
– Сам сюда упал, а набрасываешься на меня! – прокричал он. – Думаешь, мне очень нравится торчать в этой вонючей яме?
Львенок съежился под стволом деревца. Рычит, бьет по земле хвостом. Но весь дрожит, и бока тяжело вздымаются.
Гилас устало провел ладонью по лицу.
– Да знаю я, – тихо произнес он. – Ты не виноват. Вернее, виноват, но ты же просто голодный.
Львенок перестал бить хвостом и пошевелил ушами, будто и вправду слушал.
Ростом детеныш примерно Гиласу до колена. Наверное, ему луны три-четыре, вряд ли больше. Как и у всех львят, лапы слишком большие по сравнению с туловищем. Шерсть на животе и лапах более светлая, с неровными темными пятнышками. Подушечки не черные, как у взрослых зверей, а светло-коричневые, нежные. Кончик носа розовый, в крапинку – тоже еще не потемнел. На переносице длинная, глубокая царапина. Львятам полагается быть толстенькими, а этот такой тощий, что можно все ребра пересчитать.
– Ну-ну, не бойся, – произнес Гилас.
Присел на корточки и заговорил с детенышем тихо и ласково. Болтал любую чушь, какая придет на ум. Главное, чтобы львенок понял: человек не желает ему зла.
Ждать пришлось долго, но наконец львенок подобрался ближе и понюхал ноги Гиласа. Мальчик продолжал говорить.
Детеныш попытался ухватить его зубами за пятку. Гилас отпрянул. Львенок тоже попятился. Но Гилас не умолкал.
Рассвело, сверчки застрекотали по-утреннему. А Гилас все говорил и говорил.
Вскоре львенок опять решился подойти к мальчику и стал обнюхивать его коленку. Гилас замер как статуя. Детеныш осмелел и потерся щекой о голень мальчика. Лизнул его руку. Язык на удивление шершавый, но Гилас даже не вздрогнул. Пусть львенок привыкнет к его вкусу и запаху.
Наконец детеныш положил голову Гиласу на колено. Мальчик осторожно почесал его за пушистым ухом. Львенок прищурился и замурлыкал. Гилас медленно, очень медленно взял его на руки. Львенок завертелся, устраиваясь поудобнее, и оцарапал Гиласу грудь, но на этот раз не сильно. Гилас понимал: тот не хотел его поранить. Просто он еще маленький и не умеет втягивать когти.
С детенышем на руках лезть вверх по деревцу неудобно, и все же Гилас наконец выбрался из ямы.
– Беги, – пропыхтел он, опуская малыша на землю. – Теперь сам о себе заботься. Мне не до тебя. Мне Пирру искать надо.
Гилас зашагал обратно к месту привала. Львенок, хромая, поспешил следом. Гилас замахнулся, отгоняя детеныша. Тот юркнул в заросли. Но в роще Гилас заметил его снова.
Мальчик встал и молча уставился на изможденного малыша. Тут что-то болезненно сжалось в груди. Львенок совсем один, и он слишком слаб, чтобы самому добывать себе пропитание.
– Так и быть, – нехотя буркнул Гилас.
Детеныш добежал до каменного карниза первым. Обнюхал папоротники, на которых Гилас спал, два раза повернулся вокруг своей оси, плюхнулся на подстилку и крепко уснул.
Глава 17
Во весь опор летя на колеснице к Микенам, Теламон ощутил прилив гордости. «Нет, мы не Вороны, – мысленно обратился он к Гиласу. – Мы Львы!»
Дорога такая широкая, что бок о бок могут проехать две колесницы сразу. Извиваясь, она взбирается вверх, к могучей цитадели на вершине холма. Позади высятся Горы. Микены – край, богатый золотом. Вот оно, самое сердце клана Короносов.
Теламон переехал через мост над оврагом. На другой стороне теснятся надгробные камни поверженных вождей. Впереди массивные ворота, наверху настенная роспись: грозные львы. Теламон сказал себе, что здесь ему самое место – и даже почти в это поверил.
С тех пор как он узнал, что Гилас остался жив, прошло лишь несколько дней. Но казалось, будто много лун. Сначала потрясение, а вслед за ним радость и непередаваемое облегчение. Оказывается, Теламон не виновен в смерти друга! Но все эти чувства быстро сменились растерянностью и болью. Выходит, зря Теламон горевал всю долгую зиму. Гилас и кефтийка с самого начала его дурачили.
У могил лошадь шарахнулась в сторону. Теламон сердито дернул за поводья. Мальчик вспомнил, как проливал слезы по другу, а Пирра стояла и смотрела. От стыда сквозь землю провалиться захотелось. Девчонка наверняка знала, что Гилас жив! Вот, наверное, радовались вдвоем, что обвели простака вокруг пальца. Должно быть, хохотали от души.
Трудно поверить, что Гилас способен на такое коварство. Но Пирра – другое дело. Эти проницательные черные глаза и бойкий взгляд, от которого ничего не ускользает. Тогда, на острове, кефтийка видела Теламона насквозь вместе со всеми его слабостями и страхами.
Лошадь опять шарахнулась, едва не выбросив Теламона из колесницы. Мальчик со злостью натянул поводья так, что конь вывернул голову. Упершись ногами в днище, Теламон заставил лошадь наматывать круги вокруг колесницы, снова и снова, пока животное не остановилось в изнеможении. Теламон подчинил его своей воле.
– То-то же, – буркнул сын вождя. – Теперь будешь знать, кто хозяин.
Когда колесница въезжала во двор, стражники у ворот торопливо отскочили в сторону. Бросив поводья рабу, Теламон зашагал к дверям.
За спиной раздавалось тяжелое дыхание лошади. Тут раб неодобрительно поцокал языком. Теламон резко развернулся.
– Что это было? – рявкнул он.
Раб побелел как полотно.
– Ничего, господин.
Теламон кивнул:
– Вот и впредь помалкивай.
Он вошел в освещенный лампами коридор. Рабы бросились врассыпную, давая господину дорогу. Теламон глядел на кладовые по обе стороны от него и пытался проникнуться гордостью. Тут вино, там ячмень и шерсть. Арсенал полон бронзового оружия и доспехов. Теламон снова повторил себе, что в этой крепости ему самое место.
Но отец считает по-другому. Когда Теламона призвали в Микены, поначалу Тестор его не отпускал.
– Почему? – возмутился Теламон. – Коронос мой дед, а я его ни разу не видел!
– Ты их не знаешь, – прорычал Тестор.
– Вот и узнаю!
В конце концов Тестор сдался. Теперь вождю все чаще приходится уступать. Теламон почувствовал смутные угрызения совести. Он ведь не сказал отцу, почему хочет покинуть Ликонию. Скрыл истинную причину: в родном краю каждый камень и дерево напоминают о Гиласе.
Его первый вечер в Микенах.
Теламон сидит на скамье среди воинов, ошеломленный великолепием огромного, украшенного росписями зала. Рабы подают к столу то жареного быка, то оленину. Крепкое черное вино, смешанное с крошеным сыром и медом, льется рекой. На стенах и колоннах Предки охотятся на кабанов или высаживаются с кораблей, готовые перерезать глотки врагам. И везде сверкает позолота. По сравнению с Микенами Лапитос – крестьянская лачуга.
Узнав, что Фаракс и Алекто уплыли к брату на Талакрею, Теламон испытал облегчение. Но знакомиться с грозным дедом Короносом все равно пришлось.
Верховный вождь Микен восседает на массивном мраморном троне, будто паук посреди паутины. Пьет мало, ест еще меньше. Коронос уже стар, но стоит ему сказать слово, и даже закаленные в боях воины бледнеют. Теламон и сам изрядно перетрусил, когда Коронос его окликнул. Вождь приказал внуку поведать о возвращении кинжала.
В зале сразу повисла тишина. Теламон, запинаясь, начал рассказ. Пока он говорил, вождь сидел не шелохнувшись и глядел куда-то поверх головы внука. Коронос не изменился в лице, даже когда Теламон рассказывал о гибели его старшего сына Кратоса. Наконец мальчик изложил все, что знал. Вождь недрогнувшей рукой поднес к губам золотую чашу и невозмутимо произнес: «У меня будут новые сыновья».
У Теламона гора с плеч свалилась. Наконец-то его оставили в покое! К счастью, потом все стали обсуждать какие-то шахты. Говорили про обряд в новолуние или что-то вроде того – Теламон не слушал. Поэтому подпрыгнул от неожиданности, когда Коронос встал, собираясь уходить, и вдруг опять обратился к нему.
– Мы нужны на Талакрее, внук мой. Поплывешь с нами?
А хуже всего то, что Тестор это предвидел. Потому и не хотел отпускать сына. Видно, Коронос об этом знает. Верховному вождю все известно. И теперь он заставляет Теламона выбирать между отцом и дедом.
Казалось, пауза длилась бесконечно долго. Теламон пытался хоть что-то сказать, но в горле пересохло так, что ни слова не сумел выдавить.
– Подумай, – приказал верховный вождь. – Только не затягивай с ответом.
Два дня Теламон мучился, не зная, как поступить. Но когда шагал к главному залу, решение вдруг пришло само собой. Словно боги подсказали ему верный путь. «Гилас тебе никто, – пронеслось в голове. – Ты принадлежишь к дому Короносов».
Теламон представил, как пересекает Море на величественном черном корабле Короноса. Словно наяву увидел высящуюся над волнами крепость дяди Креона. Да, решено. Он поплывет на Талакрею.
И там забудет про Гиласа раз и навсегда.
Глава 18
Два дня Пирра и Хекаби томились взаперти в крошечной каморке без окон. Девочка слушала карканье воронов над крепостными стенами и гадала, жив ли Гилас.
Не успели дойти до крепости, как туда прибежал гонец. В шахте случился обвал. Крики, суматоха… Какой-то мужчина ревел, словно разъяренный бык. Чуть позже Пирра мельком заметила, как в соседнюю камеру притащили раба. Пирра его узнала: этого мальчишку с крючковатым носом она видела у прудов. Беднягу допрашивали. До Пирры долетели только обрывки фраз.
– Кого камнями прибило, кого засыпало… Жука, Блоху…
Пирра едва не вскрикнула от ужаса, но вовремя прикусила язык.
Львенок замахнулся лапой, полоснул Гиласа острыми, как иглы, когтями и опять свалился.
– Глупый ты зверь, я тебе помогаю!
Мальчик поднял львенка, набросил на плечи как накидку и зажал передние лапы в одной руке, а задние в другой. Так он носил коз. Львенок стал отчаянно вырываться и снова оцарапал Гиласа. Мальчик отшвырнул его в сторону.
– Сам сюда упал, а набрасываешься на меня! – прокричал он. – Думаешь, мне очень нравится торчать в этой вонючей яме?
Львенок съежился под стволом деревца. Рычит, бьет по земле хвостом. Но весь дрожит, и бока тяжело вздымаются.
Гилас устало провел ладонью по лицу.
– Да знаю я, – тихо произнес он. – Ты не виноват. Вернее, виноват, но ты же просто голодный.
Львенок перестал бить хвостом и пошевелил ушами, будто и вправду слушал.
Ростом детеныш примерно Гиласу до колена. Наверное, ему луны три-четыре, вряд ли больше. Как и у всех львят, лапы слишком большие по сравнению с туловищем. Шерсть на животе и лапах более светлая, с неровными темными пятнышками. Подушечки не черные, как у взрослых зверей, а светло-коричневые, нежные. Кончик носа розовый, в крапинку – тоже еще не потемнел. На переносице длинная, глубокая царапина. Львятам полагается быть толстенькими, а этот такой тощий, что можно все ребра пересчитать.
– Ну-ну, не бойся, – произнес Гилас.
Присел на корточки и заговорил с детенышем тихо и ласково. Болтал любую чушь, какая придет на ум. Главное, чтобы львенок понял: человек не желает ему зла.
Ждать пришлось долго, но наконец львенок подобрался ближе и понюхал ноги Гиласа. Мальчик продолжал говорить.
Детеныш попытался ухватить его зубами за пятку. Гилас отпрянул. Львенок тоже попятился. Но Гилас не умолкал.
Рассвело, сверчки застрекотали по-утреннему. А Гилас все говорил и говорил.
Вскоре львенок опять решился подойти к мальчику и стал обнюхивать его коленку. Гилас замер как статуя. Детеныш осмелел и потерся щекой о голень мальчика. Лизнул его руку. Язык на удивление шершавый, но Гилас даже не вздрогнул. Пусть львенок привыкнет к его вкусу и запаху.
Наконец детеныш положил голову Гиласу на колено. Мальчик осторожно почесал его за пушистым ухом. Львенок прищурился и замурлыкал. Гилас медленно, очень медленно взял его на руки. Львенок завертелся, устраиваясь поудобнее, и оцарапал Гиласу грудь, но на этот раз не сильно. Гилас понимал: тот не хотел его поранить. Просто он еще маленький и не умеет втягивать когти.
С детенышем на руках лезть вверх по деревцу неудобно, и все же Гилас наконец выбрался из ямы.
– Беги, – пропыхтел он, опуская малыша на землю. – Теперь сам о себе заботься. Мне не до тебя. Мне Пирру искать надо.
Гилас зашагал обратно к месту привала. Львенок, хромая, поспешил следом. Гилас замахнулся, отгоняя детеныша. Тот юркнул в заросли. Но в роще Гилас заметил его снова.
Мальчик встал и молча уставился на изможденного малыша. Тут что-то болезненно сжалось в груди. Львенок совсем один, и он слишком слаб, чтобы самому добывать себе пропитание.
– Так и быть, – нехотя буркнул Гилас.
Детеныш добежал до каменного карниза первым. Обнюхал папоротники, на которых Гилас спал, два раза повернулся вокруг своей оси, плюхнулся на подстилку и крепко уснул.
Глава 17
Во весь опор летя на колеснице к Микенам, Теламон ощутил прилив гордости. «Нет, мы не Вороны, – мысленно обратился он к Гиласу. – Мы Львы!»
Дорога такая широкая, что бок о бок могут проехать две колесницы сразу. Извиваясь, она взбирается вверх, к могучей цитадели на вершине холма. Позади высятся Горы. Микены – край, богатый золотом. Вот оно, самое сердце клана Короносов.
Теламон переехал через мост над оврагом. На другой стороне теснятся надгробные камни поверженных вождей. Впереди массивные ворота, наверху настенная роспись: грозные львы. Теламон сказал себе, что здесь ему самое место – и даже почти в это поверил.
С тех пор как он узнал, что Гилас остался жив, прошло лишь несколько дней. Но казалось, будто много лун. Сначала потрясение, а вслед за ним радость и непередаваемое облегчение. Оказывается, Теламон не виновен в смерти друга! Но все эти чувства быстро сменились растерянностью и болью. Выходит, зря Теламон горевал всю долгую зиму. Гилас и кефтийка с самого начала его дурачили.
У могил лошадь шарахнулась в сторону. Теламон сердито дернул за поводья. Мальчик вспомнил, как проливал слезы по другу, а Пирра стояла и смотрела. От стыда сквозь землю провалиться захотелось. Девчонка наверняка знала, что Гилас жив! Вот, наверное, радовались вдвоем, что обвели простака вокруг пальца. Должно быть, хохотали от души.
Трудно поверить, что Гилас способен на такое коварство. Но Пирра – другое дело. Эти проницательные черные глаза и бойкий взгляд, от которого ничего не ускользает. Тогда, на острове, кефтийка видела Теламона насквозь вместе со всеми его слабостями и страхами.
Лошадь опять шарахнулась, едва не выбросив Теламона из колесницы. Мальчик со злостью натянул поводья так, что конь вывернул голову. Упершись ногами в днище, Теламон заставил лошадь наматывать круги вокруг колесницы, снова и снова, пока животное не остановилось в изнеможении. Теламон подчинил его своей воле.
– То-то же, – буркнул сын вождя. – Теперь будешь знать, кто хозяин.
Когда колесница въезжала во двор, стражники у ворот торопливо отскочили в сторону. Бросив поводья рабу, Теламон зашагал к дверям.
За спиной раздавалось тяжелое дыхание лошади. Тут раб неодобрительно поцокал языком. Теламон резко развернулся.
– Что это было? – рявкнул он.
Раб побелел как полотно.
– Ничего, господин.
Теламон кивнул:
– Вот и впредь помалкивай.
Он вошел в освещенный лампами коридор. Рабы бросились врассыпную, давая господину дорогу. Теламон глядел на кладовые по обе стороны от него и пытался проникнуться гордостью. Тут вино, там ячмень и шерсть. Арсенал полон бронзового оружия и доспехов. Теламон снова повторил себе, что в этой крепости ему самое место.
Но отец считает по-другому. Когда Теламона призвали в Микены, поначалу Тестор его не отпускал.
– Почему? – возмутился Теламон. – Коронос мой дед, а я его ни разу не видел!
– Ты их не знаешь, – прорычал Тестор.
– Вот и узнаю!
В конце концов Тестор сдался. Теперь вождю все чаще приходится уступать. Теламон почувствовал смутные угрызения совести. Он ведь не сказал отцу, почему хочет покинуть Ликонию. Скрыл истинную причину: в родном краю каждый камень и дерево напоминают о Гиласе.
Его первый вечер в Микенах.
Теламон сидит на скамье среди воинов, ошеломленный великолепием огромного, украшенного росписями зала. Рабы подают к столу то жареного быка, то оленину. Крепкое черное вино, смешанное с крошеным сыром и медом, льется рекой. На стенах и колоннах Предки охотятся на кабанов или высаживаются с кораблей, готовые перерезать глотки врагам. И везде сверкает позолота. По сравнению с Микенами Лапитос – крестьянская лачуга.
Узнав, что Фаракс и Алекто уплыли к брату на Талакрею, Теламон испытал облегчение. Но знакомиться с грозным дедом Короносом все равно пришлось.
Верховный вождь Микен восседает на массивном мраморном троне, будто паук посреди паутины. Пьет мало, ест еще меньше. Коронос уже стар, но стоит ему сказать слово, и даже закаленные в боях воины бледнеют. Теламон и сам изрядно перетрусил, когда Коронос его окликнул. Вождь приказал внуку поведать о возвращении кинжала.
В зале сразу повисла тишина. Теламон, запинаясь, начал рассказ. Пока он говорил, вождь сидел не шелохнувшись и глядел куда-то поверх головы внука. Коронос не изменился в лице, даже когда Теламон рассказывал о гибели его старшего сына Кратоса. Наконец мальчик изложил все, что знал. Вождь недрогнувшей рукой поднес к губам золотую чашу и невозмутимо произнес: «У меня будут новые сыновья».
У Теламона гора с плеч свалилась. Наконец-то его оставили в покое! К счастью, потом все стали обсуждать какие-то шахты. Говорили про обряд в новолуние или что-то вроде того – Теламон не слушал. Поэтому подпрыгнул от неожиданности, когда Коронос встал, собираясь уходить, и вдруг опять обратился к нему.
– Мы нужны на Талакрее, внук мой. Поплывешь с нами?
А хуже всего то, что Тестор это предвидел. Потому и не хотел отпускать сына. Видно, Коронос об этом знает. Верховному вождю все известно. И теперь он заставляет Теламона выбирать между отцом и дедом.
Казалось, пауза длилась бесконечно долго. Теламон пытался хоть что-то сказать, но в горле пересохло так, что ни слова не сумел выдавить.
– Подумай, – приказал верховный вождь. – Только не затягивай с ответом.
Два дня Теламон мучился, не зная, как поступить. Но когда шагал к главному залу, решение вдруг пришло само собой. Словно боги подсказали ему верный путь. «Гилас тебе никто, – пронеслось в голове. – Ты принадлежишь к дому Короносов».
Теламон представил, как пересекает Море на величественном черном корабле Короноса. Словно наяву увидел высящуюся над волнами крепость дяди Креона. Да, решено. Он поплывет на Талакрею.
И там забудет про Гиласа раз и навсегда.
Глава 18
Два дня Пирра и Хекаби томились взаперти в крошечной каморке без окон. Девочка слушала карканье воронов над крепостными стенами и гадала, жив ли Гилас.
Не успели дойти до крепости, как туда прибежал гонец. В шахте случился обвал. Крики, суматоха… Какой-то мужчина ревел, словно разъяренный бык. Чуть позже Пирра мельком заметила, как в соседнюю камеру притащили раба. Пирра его узнала: этого мальчишку с крючковатым носом она видела у прудов. Беднягу допрашивали. До Пирры долетели только обрывки фраз.
– Кого камнями прибило, кого засыпало… Жука, Блоху…
Пирра едва не вскрикнула от ужаса, но вовремя прикусила язык.