Гори

– Мне такого добра от отца хватило, – процедил Нельсон.

Он оттянул губу и показал дырку на месте зуба (которую Малкольмов язык не так давно навещал).

– Вот это сделал последний человек, назвавший меня гомиком. Я себе сказал, что больше этого не повторится.

– Речуга что надо, – одобрил коп. – Только пушка тут у меня, и я тебе столько зубов повышибаю, сколько захочу.

Со всей быстротой, на какую он только был способен – то есть очень быстро: его как раз на это и натаскивали… можно сказать, только на это его и натаскивали, – Малкольм выпустил лезвия из рукавов в ладони. Не успел полицейский увидеть, что происходит, Малкольм махнул рукой длинной пологой аркой.

Точно. И эффективно.

И вот рука уже внизу, по шву, будто ничего и не случилось.

Коп удивленно сморгнул, прислонил руку с фонариком тылом к шее. В луче четко обрисовалась кровь, бившая струйкой вперед из разреза на яремной вене, которого раньше там не было. Струйка пульсировала в ритме сердца: раз – и есть, раз – и нету, с каждым сокращением мышцы.

– Ты сссс… – вымолвил коп, выбрасывая руку с пушкой вперед.

Выстрела, впрочем, так и не последовало. И как заканчивалось это «сссс…», они тоже не узнали. Ничего хорошего там явно не предвиделось. Полицейский бухнулся на колени, уронил пистолет. Фонарик осветил веер красных капель на снегу и у Малкольма на штанинах.

Раздался жуткий глотательный звук, и офицер Королевской конной полиции рухнул лицом вниз между ботинок стоявшего перед ним парня.

Прочие звуки кончились – остался только снег, совсем тихий, не громче дыхания. Смотреть тоже было больше не на что – разве что на тени поперек Нельсонова перепуганного лица.



– А побыстрее никак нельзя? – орал агент Дернович, обращаясь к колымаге секретной службы Королевской конной и так далее полиции, тащившейся впереди них.

Неприметный «олдсмобиль», такой же, как у них. Все, что ли, секретные службы разъезжают на «олдсмобилях»? А преступники, интересно, в курсе, какую марку высматривать на дорогах?

Королевская полиция пожаловала им вертолет, чтобы добраться сюда, но снег валил такой, что пилоту пришлось сесть обратно на базу, предоставив им добираться до границы самостоятельно – час езды.

– Они – канадцы, – прокомментировала агент Вулф, лицом в записную книжку. – Они знают, что такое максимальная безопасная скорость в сильный снег.

– Я вырос на Водопадах, агент, и немного в курсе, как вести машину в метель. – Агент Дернович только что колоссальным усилием воли не дал себе садануть по клаксону. – Когда мы туда доберемся, мальчишки давно уже и след простынет.

– Полицейский сообщил, что задержит их до нашего прибытия.

– Ага, и с тех пор от него ни слуху ни духу.

– Пол, это почти пурга, – почти отрезала она и сама не меньше его удивилась, что назвала напарника по имени. – Простите, агент Дернович.

– Нет проблем, – он волком посмотрел на нее, – Вероника.

– Вы на польский манер пишетесь? – голос у нее был невинен, что твой ягненок. – Через «o» и не «au»?

– Нет. На хорватский. Меня назвали в честь отцовского брата, который погиб в Великую войну.

– Все войны – великие, если вас накрыло.

– Ничего более полезного не скажете, агент Вулф?

– Я не хотела проявить неуважение. Мои мысли сейчас далеко.

– Ясное дело, далеко. Вы за последние два дня носа не кажете из этой тетрадки. Ничего нового вам эти руны не скажут.

– Да. Но…

– Но что? Но что, Вероника?

Она долго и задумчиво выдохнула.

– Митера Тея не станет с нами говорить.

– Она ни с кем не станет говорить. Мы получали от нее только письменные ответы, даже несмотря на то, что выразились достаточно ясно относительно вероятных посл…

– Дайте мне закончить.

Она произнесла это так спокойно, что он от удивления замолчал.

– Что, если она сама послала убийцу?

– Так это же наша основная рабочая теория, Вулф!


– Не как Митера Тея, не как представительница всех Верящих, а как частное лицо. Она сама, действуя независимо.

– А разница в чем?

– Верящих раздирает внутренняя борьба. Секты соревнуются за главенство. Всегда было известно, что нынешняя Митера Тея – из секты, которая очень полагается на пророчества. – Она подняла руку, не дав ему снова себя перебить. – Да, с этого в свое время и началось расследование, можете мне не напоминать. Обычно пророчество – это всякий смутный вздор. Сформулированный настолько… широко, что означать может практически что угодно. Что бы и когда бы ни случилось, пророчество можно задним числом подогнать под любые события.

Дернович сумел наконец встрять:

– И как нам это поможет посреди канадской пурги, через которую мы тащимся со скоростью долбаной улитки на захват предполагаемого убийцы? Который может оказаться мальчиком-подростком. Господи, вот сказал вслух и понял, какие же вы все чокнутые!

– Если Митера Тея хотела что-то от нас скрыть, – продолжала Вулф, чуть поморщившись, словно вежливо игнорировала чей-то пук, – она бы просто сослалась на дипломатический иммунитет, и на этом бы все кончилось. А вот если бы она решила что-то скрыть от других Верящих… что бы она стала делать?

– Не говоря уже о том, что зачем бы ей этого хотеть… о’кей, ваши версии?

– Она спрятала бы искомое у всех на виду. Верящие верят в красных драконов, так было всегда, но в мире существует пять драконьих видов, и у них похожие, хотя и не одинаковые, языки, использующие идентичный пиктографический, а точнее, рунический алфавит.

– Вы сейчас о чем вообще толкуете?

– Языки эти во многом пересекаются. Я пыталась перевести эти руны через систему красных. Так получается достаточно осмысленно и притом достаточно смутно, чтобы с виду походить на пророчество, – этого вполне хватит Верящим, чтобы понастроить вокруг такого канона келий. Но что, если это не язык красных? Мы никогда не смотрели на дело под таким углом, потому что для нынешней Митеры Теи в этом вроде бы нет никакого смысла. Она бы не стала пользоваться источником на другом драконьем языке.

– Но если это она…

– Оказывается, руны обладают неким неопределенно-пророческим смыслом также на языке белых и зеленых драконов. На языке пустынных это полный вздор. И, наконец, – тут она помахала записной книжкой, – если переводить их через голубой, получается идеально осмысленный, почти конкретный текст.

Агент Дернович прорысил глазами через испещренную непонятными значками страницу.

– Матерь божья… Спрятано у всех на виду.

– Никому бы и в голову не пришло, что Митера Тея может последовать пророчеству голубых драконов. Это фундаментально противоречит тому, что она вообще собой представляет. Если бы она такое сделала, она бы перестала быть Митерой Теей.

– Но она таки сделала.

– И если да, кто знает, какие еще правила она могла нарушить.

– Например, нанять дракона убивать людей? За нарушение такого табу потребуют очень много золота.

– Верящие отдают общине все свои мирские богатства, когда вступают в нее. Плата проблемы не составит.

У Дерновича сердце ухнуло куда-то за ремень.

– Бог ты мой. Если она и вправду зашла так далеко…

– Тогда нам придется ее остановить. К счастью, я, кажется, смогла вычислить ее цель.

– Кто?

– В имени я не уверена. Зато знаю, когда и где это случится.

– А как насчет почему?

Агент Вулф даже удивилась:

– А почему еще, агент Дернович? Пораскиньте мозгами. Потому что с этого начнется конец света.





9




– Главное, ни на секунду не забывай: это не означает, что ты особенная, – сказал Казимир.

– Ну да, с ума сойти просто, – проворчала Сара, ежась под снегом.

Хотя луна сейчас усердно пряталась за милями и милями облаков, вся ферма словно светилась от окутавшей все белизны. Четвертую ночь кряду Сара пыталась вытянуть из него ответы. Постоянное недосыпание и общее напряжение уже начинали на ней сказываться. Она уже даже Джейсону сказала про наемного убийцу, хотя Казимир ее от этого предостерегал. Тот факт, что Джейсон ни на секунду не усомнился в ее словах… что ж, он лишь доказывал, какой странной в последнее время стала их жизнь.

– Тебе просто повезло, – продолжал Казимир, проигнорировав ее последнюю реплику.

– Повезло?! И где во всем этом хоть немного везения, скажи мне на милость?

– У тебя нет никаких особых способностей. И особого происхождения тоже нет – или что там сходит за происхождение у вашего вида. Ни истории, ни силы, ни ума – ничего, что выделяло бы тебя из толпы.