Голоса из подвала

Коммерсант вырвал у племянника рюмку, осушил ее залпом. Водка оказалась приятно холодной.

Сидя на скамье в парилке, Желтый вспомнил покойного Салеха.

«Вот оно что, – с досадой думал, – я подозревал неладное, а выходит, татарин и правда меня ценил. Выходит, Шишков этот пригласил меня как друга своего учителя. Хорош друг, ничего не скажешь».

Желтый хмыкнул, плеснул масло на каменку.

Пот стекал по его жилистым рукам, по синим выцветшим наколкам.

«Татарин, наверное, и не понял ничего, – продолжал мысленный монолог коммерсант, – слишком он занят был».

Вдруг он вспомнил – впервые за год, – чем был занят татарин перед смертью. В голове всплыла подсвеченная оранжевыми бликами картина: Салех мечется по горящей бане, горестно заламывает руки, зовет кого-то. Не на помощь, нет. Окликает по имени друга, оставшегося в огне. Только там, конечно, не было никого. Ну разве что кота он пытался спасти, повторяя: «Добыш! Добыш!»

Едва уловимый звук донесся до Желтого. Он поднял голову. Под потолком, над булыжной печью, находилась вентиляционная решетка. В раскаленном воздухе парилки ее прутья зыбко извивались.

Желтому померещилось, что за решеткой кто-то тихо поет.

Он напряг слух. Голос искажен: не мужской, не женский – писклявый, дурашливый.

Желтый расслышал слова:

На чужой-то на сторонушке,

На злодейке незнакомой:

На болоте баня рублена,

По сырому бору катана,

На лютых зверях вожена,

На проклятом месте ставлена…





«Опять Мишка мафон включил», – догадался коммерсант.

Он вышел из парилки и хотел идти в комнату с бассейном, но женский смех остановил.

Племянника он застал в компании с двумя длинноногими девушками.

По одежде и макияжу Желтый безошибочно определил в гостьях «грелок», ночных бабочек. Грелки были удивительно хороши. Блондинка и рыженькая, обе стройные, фигуристые, с высокими скулами и искрами в глазах.

– Что за черт? – громыхнул Желтый, придерживая полотенце у причинного места.

– Не черт, а чертовки! – сказала рыженькая, и девицы залились смехом.

Мишка пристыженно улыбался.

– Да вот, дядь Игорь, тетка привела: мол, будем или нет. А я что? Мы ж отдыхаем, да? Какой отдых без этого дела…

– Зря я за тебя в военкомате кашлял, – сердито бросил коммерсант.

Еще сильнее он рассердился, увидев свою кобуру под задницей одной из шмар.

– Ой, настоящий, да? Дайте пострелять!

– Из члена постреляешь, – огрызнулся Желтый, отпихивая девицу.

– Ой, какие мы важные!

Желтый сел на свободный диван и накрыл пистолет рубашкой.

– Глеба не было?

– Нет, – ответил Миша, отлипая от шеи блондинки. Рыжая ласкала пальчиками его промежность. При этом девушки смотрели глазами-искрами на Желтого. Он не мог не признать: грелки были высшего сорта, редко он удачился с такими.

Желтый почувствовал эрекцию, но заставил себя собраться:

«Не этой ночью. Если до утра ничего не случится, вернусь сюда снова. Здесь и впрямь зыбо».


Племянник подошел к нему и виновато прошептал:

– Дядь Игорь, все ж спокойно, пусти попилиться. Ну, гляди, какие матильды, где я таких еще найду?

Рыженькая сняла с шампура кусочек мяса, взяла в рот и передала своей подружке поцелуем. Жир потек между их ярко накрашенных губ.

– Иди, – махнул рукой Желтый, – пользы от тебя все равно нет.

Миша не стал оспаривать факт, попятился к лестнице:

– Барышни, за мной!

Девицы поднялись с дивана. Мини-юбки едва прикрывали их белье, шпильки туфелек были такими высокими, что на них можно было нанизывать мясо, как на шампур.

– Присоединяйтесь, – сказала блондинка.

– Обойдусь без мандавошек, – ответил Желтый.

Оставшись один, он послал на пейджер Глебу сообщение, после чего опрокинул рюмку и закусил шашлыком. Мясо было шелковистым и жирным. Желтый и сам готовил превосходные шашлыки, но такого необычного мяса еще не ел.

«Что за маринад?» – попробовал определить он.

В дверь тихо постучали.

Желтый бросил шампур на стол и пригласил гостя войти. На пороге появился молодой человек в вельветовом костюме и очках на пол-лица. Шишков.

– Игорь Константинович! Так и знал, что это вы! Позвольте от имени всей Гильдии банщиков приветствовать вас в нашем заведении! Вы, гляжу, попарились уже?

Желтый кивнул, оценивающе всматриваясь в Шишкова. Самый обычный доходяга, из ботаников.

«Зря перестраховывался», – сказал внутренний голос, и коммерсант медленно убрал руку от спрятанной кобуры.

– Заходи, – разрешил он. – Выпьем за татарина.

Шишков, виляя тощим задом, подошел к столу и сел.

Желтый наполнил рюмки не чокаясь, выпил свою порцию. Шишков осилил водку с третьей попытки и закашлялся. Желтый криво ухмыльнулся.

– Ну, не томите, Игорь Константинович, как вам у нас? Не сравнить, конечно, с Назимом Саламатовичем, но я старался, видит черт, из кожи вон лез! Все, как он учил, делал.

Шишков косил одним глазом и постоянно облизывал толстые губы.

– Неплохо, – сдержанно похвалил Желтый. – Пар легкий, свежий.

Шишков радостно закивал:

– Баня без пара, что щи без навара!

Со второго этажа донеслись характерные звуки: Миша развлекался с грелками. Хозяин понимающе хмыкнул:

– Вижу, и девочки наши вам понравились.

– Да уж, как из «Камасутры».

Желтый наколол на вилку сыр и закусил, не спуская с Шишкова глаз.

– Слушай, а что это за организация такая, Орден банщиков? Недавно появилась, что ли?

– Гильдия, – участливо поправил Шишков. – Давно, Игорь Константинович, еще до того, как землю нашу крестили и Бога по углам поставили.

– И чем же занимается ваша Гильдия?

Последнее слово Желтый произнес с нескрываемой иронией.

– Известно чем. Охраняет правила. Память чтит и законы.

– Что за законы? Банные?

– Банные, банные, Игорь Константинович. А вы думали, в бане законов нет? Побольше, чем в церкви будет. Церковь – она душу моет, а банька – тело. Но знали ли вы, что бани издревле считались местами нечистыми? Да-да, парадокс. Это сейчас люди сауны на ночь заказывают, а в былые времена парились лишь вечером. Такой был закон, а почему, знаете? А потому, что в полночь и до утра опасно – нечистого увидеть можно.

– Кого-кого? – переспросил Желтый.

– Банника. В каждой бане свой банник, без него пара не будет. Он требует соблюдения этикета. В бане, например, сквернословить нельзя, детей ругать. Крестик нательный надо в предбаннике снять или дома оставить. В парилку ходить тремя заходами. А четвертым – ни-ни, в четвертый пар только черти моются, овинники да лешие. Нарушишь правила – пеняй на себя. Банник и защекотать может, и запарить. А бывает, баньку натопят для покойников, в Страстную неделю, скажем. Если в этот день живой зайдет, то банник с него кожу сдерет и на каменке сушить повесит.

Желтый, забыв про рюмку в руке, удивленно смотрел на собеседника.