Голоса из подвала

Он намеревался встать, но взгляд запнулся о газетный листок, которым было выстелено дно шкатулки. Объявление о поимке преступника. Фоторобот человека, неделю назад отразившегося в зеркале качалки.

Рука сопротивлялась, но Влад заставил ее вытащить газету и расправить края. Текст обрывался бумажными зазубринами. Прочесть можно было только имя, год рождения преступника, пометку: «Особо опасен».

– Андрей Климентов, – пробормотал Влад, – семьдесят второй год.





* * *


Перед тем как отправиться в западное крыло, он навестил спортзал. Физрук чиркал карандашом в журнале. На груди болтался свисток.

Влад думал весь день и решил, что ему надо поговорить со старожилами института. Да, его мистер Хайд был настоящим божьим даром и ангелом возмездия, но неплохо бы разжиться информацией, покуда в рюкзаке под кроватью лежит заряженный пистолет.

– Климентов? – Преподаватель вскинул седые брови. – А ты его откуда знаешь?

– Моя мама знала немного, – солгал Влад. – Он учился тут?

Посланная на авось стрела угодила в цель.

– Да, в девяностом, кажется. Кстати, помог мне обустроить подвал. Тогда, конечно, не было такого оборудования, и Климентов сам сколачивал скамьи и мастерил тренажеры. Очень трепетно относился к своей работе. Качалка была его вторым домом. Или первым… Не думаю, что дома к нему хорошо относились. Славный был паренек, но связался не с той компанией, увы. Я слышал, он занимался боями без правил. Убивал людей ради забавы.

Влад захотел заткнуть физрука, вогнать ему в глотку свисток. Эти комментарии были явно излишни.

– А где он сейчас?

– В земле сырой, – вздохнул физрук. – Его пристрелили дружки два года назад.

«Так что же, – соображал Влад, поднимая гантели, – я превращаюсь в призрака? Но призраки не ломают кадыки кулаками. В зомби? Как для зомби, у меня чертовски хороший аппетит и стояк. Тогда, выходит, я каким-то способом материализую живого Климентова, чья душа заточена в этом подвале, исчезая сам, попадаю в его разум и руковожу им…»

Насчет «руковожу» у Влада были некоторые сомнения.

Но после часа тренировок тело послушно двинулось по институту, и встречные девушки хмыкали, озираясь.

Фурлетов ездил в свой район на пятом троллейбусе. Буха́л в гаражах с мужиками. Но домой шел сам, пошатываясь и матеря уличных котов. Маршрут пролегал через поросший кустарником стадион, такой изолированный, что впору было возомнить: Господь лично способствует мести.

Под трибунами гнила листва и попадались дохлые псы. Туда Влад сволок Фурлетова. Фонарь с Бэтменом на корпусе озарял тонким лучом белое лицо врага. Подонок все никак не очухивался, и Влад испугался, что удар пистолетной рукоятью в висок прикончил его. Но вот Бибоп шевельнулся, с трудом расклеил веки. Взор уперся в алчный глазок дула. Переместился на Влада.

– Ты кто?

– Минотавр.

Фурлетов, хоть и учился на историка, в греческой мифологии был профаном.

– Кто? Какого хера, брат? Че тебе надо?

– Мне нужна справедливость, – высокопарно ответил Влад.

– Ты вообще в курсе, кто мой отец?

– Ага. Тыловая крыса. Ссыкло из военкомата.

Фурлетов кашлянул и неожиданно согласился:

– Ну так и есть. Но мы-то не такие, а? Мы с тобой сумеем добазариться? Чего хочешь, скажи.

– Хочу, чтобы ты извинился.

– Я извиняюсь, конечно.

Фурлетов попытался встать. Влад рявкнул:

– Лежи! Извиняйся!

– Я извиняюсь… – залепетал амбал.

– Громче!

– Я прошу прощения.

– Проси прощения у Влада Кармаева.


Фурлетов прищурился. Закрыл и вновь открыл рот. И спросил, искренне удивленный:

– А это еще кто такой?

«Он не помнит моего имени», – ужаснулся Влад. Палец конвульсивно нажал на спусковой крючок. Хлопнуло, и над правым глазом Фурлетова появилась круглая дырочка с опаленными краями.

– Сука, – процедил Влад. А потом разделся, чтобы не запачкать одежду, и принялся бить покойника кулаками, уничтожая нахальное лицо.





* * *


Известие о смерти первокурсника разнеслось по всему вузу. Судачили, что Фурлетов и Чапов взяли в долг у каких-то бандюков, а возвращать бабки отказались.

«Проломили череп молотком, – говорили студенты. – Сняли брюки и…»

– Ну это уже полная чушь, – не сдержался Влад.

– Клянусь тебе, – настаивал Борька, – у Ларисы с третьей группы спроси, у нее брат – фельдшер, забирал Фуру из-под трибун.

– Трепло у Ларисы брат.

Влад осекся, приметил идущую по вестибюлю Диану Хобенскую. Девушка низко опустила голову, притиснула к груди папку.

– Я щас. – Он кинулся через столпотворение. – Диан!

Она замедлилась, мазнула безразличным взглядом.

– Чего?

– Прими мои соболезнования. Я представляю, каково тебе – лишиться друзей…

– Спасибо, – буркнула девушка и намеревалась уйти, но Влад взял ее под локоть.

Диана возмущенно отпрянула:

– Да кто ты такой, блин?

– Я, – Влад растерялся, – я Кармаев. Параллельная группа.

– И что ты хочешь, Кармаев?

«Хочу, чтобы ты извинилась», – шепнул внутренний голос.

– Хочу как-то тебя утешить, – зачастил Влад, – угостить мороженым. Давай вечером в «МакДак» сходим? Ты какое мороженое любишь?

Диана попятилась, чувственные губы ее искривились брезгливо.

– Псих, – сплюнула она и скрылась в толпе, оставив его сгорать от стыда.

«Мне необходимо потягать железо», – подумал Влад, топчась на месте.

В качалке гремел «Onix».

Зеркало на миг затянулось маревом, или это глаза Влада подернулись слезами. За дымкой сформировалось жестокое скуластое лицо, зеленые маяки запылали, разгоняя туман.

«Морок – это прошлая жизнь, – подумал Влад, трогая свои плечи, словно плечи возлюбленной, без стеснений поглаживая торс, упиваясь каждым сантиметром себя, – реальность – это мышцы, реальность – это железо».

Студенты глазели на него; ему было плевать. Влад схватил штангу, поднял, будто она ничего не весила.

«Повторяй за мной», – сказал голос.

Глаза в зеркале переливались.

«Я вертел этот мир на…»

Он повторял и жал, повторял и жал.

– И зачем ты надрываешься в качалке? – спросил Борька у валяющегося на неубранной постели Влада. – Все равно ты дрыщ и мускулы не нарастишь.

– Еще слово, – прошипел Влад, – и я удавлю тебя твоими же кишками.