Голливудская Грязь

— Это твой следующий вопрос? — Коул уселся на стул и выставил ногу, положив подошву ботинка на мой стул, и так просто установил между нами связь. Я оторвала взгляд от его ноги.

— Нет, — у меня был ещё один вопрос, тот, что ждал своего часа, тот, что мучил мой мозг в течение трёх недель, и теперь, в этой пустой комнате, когда он замолчал, когда его глаза смотрели на меня… наступило единственно подходящее время спросить. — У меня другой вопрос.

— Так задавай его, — голос Коула стал глубже, как будто он знал, что сейчас произойдёт, вся шутливость покинула комнату, и я приготовилась к его ответу, сжав руки между бёдер и вцепившись в край стула.

— Ты говорил правду? Когда сказал, что я плохо целуюсь?

ГЛАВА 53

Ох, какой невинный, наивный вопрос. Кое-кто не должен был так подставляться. Показывать свою неуверенность. Демонстрировать, что задавая такой вопрос, тебя заботит мнение этого человека. Саммер появилась на следующее утро после того поцелуя, искрящаяся энергией и дружелюбием. В тот момент он был убеждён, что она справилась с его язвительным комментарием. Был уверен, что он единственный, кто помнил об этом моменте. Размышлял об этом. Мучился.

Но здесь, в сгорбленных плечах, в мягком растягивании гласных, боль всё ещё присутствовала, момент не был забыт.

— Ты хочешь получить общепринятый ответ или правду? — он задал вопрос, чтобы выиграть время, ценные секунды, необходимые ему, потому что понятия не имел, как ответить. Не знал, что сказать, чтобы не обнажить свою душу или не дать ей возможность пробраться под его кожу. У неё не было шанса это сделать. Прямо сейчас ему необходимо было завернуть сердце в пузырчатую плёнку и запереть за двухметровой сталью. Наполовину потому, что это было условием для представления его интересов ДеЛукой. Наполовину потому, что ДеЛука был прав.

— Правду, — бесхитростно произнесла она это слово, и он смог увидеть её отвагу, когда она взяла себя в руки, готовая услышать его ответ, отвела назад плечи, подняла подбородок. Она была таким парадоксом. В некотором смысле, самая сильная женщина, которую он когда-либо встречал, её огонь, враждебность и самодостаточность были ясными и определёнными. И в то же время такая мягкая, такая уязвимая. Она забралась слишком глубоко, чувствовала слишком сильно. Она любила бы слишком неистово, отдавала бы себя до последней капли, её действия стали бы дорожной картой к разрушению, которое однажды убило бы в ней этот дух. Его инстинкт требовал защитить этот дух, укрепить её стены… Он одновременно хотел бросить её на растерзание волкам и запереть в замке. Это была внутренняя борьба, которая могла свести с ума любого человека. Это была внутренняя борьба, с которой ему не нужно было иметь прямо сейчас дело.

Коул уронил ногу со стула, и удар о пол был громким, но она не вздрогнула. Может, потому что Брекен действительно чему-то её научила. Или, может, потому что она ожидала этого с самого начала. Он встал, борясь с желанием наклониться вперёд, положить руки ей на бёдра и поцеловать Саммер, прямо здесь, так, чтобы не оставалось никаких сомнений в том, какой эффект она на него производит.

Вместо этого он поднял стул и дал ей единственное, что мог дать. Три буквы:

— Нет.

— Нет? — быстро выпалила она, подняв брови, слово это стало вызовом между ними.

— Много не болтай. Будь краткой, — напомнил он ей.

— Уклончивость тоже правило? — Саммер была уже на ногах, шла за ним, и, чёрт возьми, не собиралась спускать дело на тормозах.

— Вообще-то да. Всякий раз, когда у тебя появляется возможность уклониться, ты должна это делать, — он поставил стул у стены, где его взял, и она уставилась на него, а потом отвернулась, прищурив глаза.

— Ты всегда убегаешь, когда тебя загоняют в угол, городской мальчик?

— Я не убегаю. У меня есть другие дела. Как ты, верно, отметила, — Коул выключил свет и потянулся к ручке, но Саммер крепко сжала его предплечье.

— Подожди.

— Да? — несмотря на здравый смысл, он всё же остановился, поворачиваясь к ней, все его эмоции были скрыты благодаря двум десятилетиям практики.

— Спасибо тебе, — Саммер покраснела и стояла, засунув руки в задние карманы. — Звучит, конечно, очень глупо, но мне нужно было это знать. Просто… понимаешь. Прошло много времени.

— С тех пор, как тебя целовали? — конечно же, нет, она не это имела в виду. Она говорила о комплиментах. Только… в тот момент, когда его скептические слова сорвались с языка, он понял, что это правда. Прошло много времени с тех пор, как её целовали.

Как такое было возможно? Разве все в этих маленьких городках не должны только и делать, что трахаться да заниматься сельским хозяйством? Почему, если она так выглядит, если она такая, какая есть? Разве её не должны были целовать каждый день, множество раз, а поклонники выстраиваться в очередь вокруг квартала, как костяшки домино, ожидая, когда их опрокинут? И сколько это «много времени»?

Её глаза метнулись вверх, и на мгновение на лице появилось раздражение, но быстро исчезло.

— Спасибо за помощь, — сухо сказала она.

— Я поговорю с Кейси, боссом Брекен. Посмотрим, сможем ли мы держать тебя подальше от прессы.

— Потому что я так ужасна, — почти весело произнесла она.

— Если не приукрашивать действительность, то да. Прямо сейчас ты ещё необработанный материал.

Она кивнула, отступая от него, и он чуть не последовал за ней.

— Так что… я могу идти? Больше меня не будут учить общаться со СМИ?

— На данный момент нет. Ты встречалась со своим тренером по актёрскому мастерству?

— Он приедет только на следующей неделе. Я думала, что на этой неделе, но…

— Всё в порядке, — отмахнулся от объяснений Коул. — Насчёт актёрской игры не волнуйся. Это не будет похоже на контакты со СМИ. Там общение живое, поэтому у тебя только одна попытка. Но сцены мы можем переснимать хоть сто раз. А что касается твоей роли… тебе просто нужно быть самой собой.

— Но весь этот медиа тренинг. Он учит не быть самой собой, — в её голосе прозвучала паника, и он оглянулся через плечо, его побег был прерван, эта последняя фраза была слишком ценной, чтобы её игнорировать.

— Не здесь. Но в Голливуде, за пределами кадра, ты не можешь быть самой собой. Ты не можешь быть слабой, ты не можешь быть честной, и ты не можешь быть искренней. Не можешь, если хочешь выжить.

— Ну и кем это делает тебя тогда?

Она смотрела прямо на него, задавая свой вопрос непривычно тихим голосом, её слова повисли в пространстве между ними. Затем Коул повернулся, вышел в коридор и плотно закрыл за собой дверь.


У него был миллион ответов на этот вопрос, но даже он не мог отделить дерьмо от правды.

ГЛАВА 54

НЕДЕЛЕЙ ПОЗЖЕ

В тот день, когда он помог ей с забором, ему обязательно нужно было купить Саммер сотовый телефон. Забросить её на плечо, а затем усадить на пассажирское сиденье своего грузовика. Пристегнуть ремнём и поехать в город. Он не должен был позволять ей вывести его из себя и разозлиться; он не должен был упускать момент и облегчить себе жизнь, приобретя ей средство связи. Теперь эта ошибка давала о себе знать — домашний телефон Саммер был занят. Коул стоял у кухонного стола с телефонной трубкой в руке и попытался дозвониться ещё раз.

И ещё раз.

И ещё.

— Ты сказал ей прийти? — в кухню вошёл Дон с ручкой за ухом и стопкой страниц в руке.

Коул обернулся, внезапно вспомнив истинную причину своего звонка. Попросить её появиться здесь. Они должны были обсудить изменения в сценарии, передать страницы с её новым текстом, чтобы она была готова к фильму.

— Нет, — пробормотал он. — Её линия не работает, — он положил трубку на рычаг. — Я просто сбегаю туда и притащу сюда.

Дон взглянул на часы.

— Хорошо. Но я собирался позвонить Эйлин, чтобы обсудить последний бюджет. Не хочешь подождать и присоединиться к разговору, а потом отправиться за Саммер?

— Нет, — Коул наклонился и протянул крекер, пытаясь заставить Коки его схватить. — Позвони Эйлин сам, а я схожу за Саммер.

Не обращая на него внимания, Коки направился в гостиную, продемонстрировав наполовину голую кожу на спине, просвечивающуюся розовым между белыми перьями. Сначала Коул запаниковал и отправился было к местному ветеринару, но прежде решил сначала проконсультироваться с гуглом. Оказывается, это нормально, что цыплёнок теряет пух перед тем, как вырастут настоящие перья. Но даже наполовину лысый и долговязый, он был прекрасной птицей, и станет ещё красивее, как только появится оперение. Согласно гуглу, это начнёт происходить в ближайшие несколько недель.

Он посмотрел на Дона, но тот вернулся за обеденный стол, и сидел, прижав к уху мобильник. Коул схватил свои теннисные туфли и надел их. Нет смысла брать грузовик, когда они жили так близко от Саммер. Коул сорвал с себя рубашку. Потом побежал к её дому и постучал в дверь. Надо устроить ей головомойку по поводу телефона, а потом привести на встречу с Доном. Принимая во внимание, что она вряд ли занята вязанием пледа или рытьём колодца, которого у неё нет, что ещё ей делать в девять тридцать утра?

Спать. Очевидно, именно это Саммер Дженкинс и должна была делать в среду в девять тридцать утра. Коул стоял, уперев руки в бёдра, и смотрел на неё сверху вниз. Ошибочка: крепко спать.

Он был почти в панике, когда вошёл в дом. Её грузовик стоял на подъездной дорожке, незапертый, с ключами в замке зажигания. Коул осмотрел машину, затем поднялся по ступенькам, постучал в дверь и стал ждать, опершись рукой о стену. Никто не ответил, на двери не было звонка, шторки на наружной двери были плотно задёрнуты. Он постучал снова, сильнее. Обошёл вокруг дома и вернулся к переднему крыльцу. После третьего стука он попробовал открыть дверь. Не заперта. Как и грузовик. Это был город людей, живущих в ожидании своей смерти.

Он приоткрыл дверь, позвал её по имени. Его встретил тихий дом, погасший свет, ответа не последовало. Тогда, с нарастающим беспокойством, он вошёл. Первая же дверь, которую он открыл, оказалась в её комнату. И там, растянувшись на кровати, лежала Саммер.

В красных трусиках. Этим она практически разрушила его представления о цвете. Красные трусики и белоснежная майка — этими ослепительными цветами она устроила ему взрыв мозга. Саммер лежала на животе с поднятыми к голове руками, вытянув одну ногу и согнув другую, красивая попка была выставлена перед ним во всей своей красе. Он мог рассматривать её без опасения быть застигнутым за подглядыванием; его глаза могли путешествовать по изгибам её тела, не боясь её свирепого взгляда; это был единственный, но продолжительный момент, когда он мог отдать должное её красоте. И он воспользовался им, прямо здесь, в её спальне, замечая всё, что мог, и откладывая это в своём сознании. Веснушки на тыльной стороне правой руки. Загар на ногах, который постепенно становился бледнее, выше поднимаясь по бёдрам. Ямочки на спине, едва заметные — их почти скрывала тонкая белая майка.

Ему хотелось её разбудить.

Ему хотелось стоять и смотреть на Саммер вечно.

Ему хотелось развернуться и уйти, потому что, судя по всему, она была в безопасности, и за такое поведение он угодил бы в тюрьму.

Но он никогда не умел принимать решения.

ГЛАВА 55

В доме по утрам всегда было жарко. Домик, который мы арендовали на плантации Холденов был построен в 1904 году, его фасад был обращён на запад, чтобы (спальни, окна которых выходили на восток, могли) поймать утреннее солнце. Это было здорово для сборщиков хлопка, которые вставали в пять утра, но для мамы и меня это стало занозой в заднице. Больше для меня, чем для мамы. Она поднималась в семь, садилась в машину в восемь и в восемь пятнадцать уже была на работе. А я любила поспать. Когда где-то около девяти часов зазвонил наш домашний телефон, я сбросила горячую простыню, перекатилась на кровати и протянула руку к прикроватной тумбочке, на которой стоял телефон. Моя блуждающая рука оказалась слишком энергичной — раздался грохот, и телефон перестал звонить. Я снова заснула.

Меня разбудило покашливание. Покашливание мужчины. Я открыла глаза, сфокусировала взгляд на своих жёлтых простынях, и медленно перевернулась. В изножье моей кровати стоял Коул. Без рубашки. В чёрных шортах для бега. И смотрел на меня. Я закрыла глаза и попыталась вспомнить, в чём легла спать. Почувствовала, как что-то коснулось моей ноги, и снова открыла глаза.

Коул, наклонившись вперёд, положил руку мне на лодыжку. Когда наши глаза встретились, он выпрямился.

— Саммер, — тихо произнёс он несусветную глупость, поскольку мы и так смотрели друг на друга.

— Почему ты в моей спальне? — я опустила взгляд и увидела… о боже. На мне были только трусики и майка. Я снова посмотрела на Коула, он в это время, сжав челюсть и потирая пальцем бедро, таращился на меня, его глаза следовали по тому же пути, что и мои секундой раньше.

— Ты не отвечала на стук, входная дверь не заперта, а телефон занят, — он оборвал фразу, не глядя мне в лицо, его глаза всё ещё были прикованы к моему телу. Я немного пошевелилась на кровати, и тут осознала, что свободные шорты Коула спереди натянулись. Натянулись. До меня не дотрагивались и не целовали — если не считать той кухонной катастрофы — три года, и этот мужчина, этот бог секса, у которого была Надия Смит, возбудился из-за меня. Мысленное упоминание о его жене отключило моё сексуальное влечение, и я перекатилась на живот, чтобы не видеть возбуждение на его лице, выпуклость в штанах, чтобы попытаться не поддаваться неукротимому желанию раздвинуть перед ним ноги. И, святое дерьмо, я была уже почти готова это сделать. Пригласить Коула Мастена, моего партнёра по фильму, к себе в постель. Я потянулась за простынёй, чтобы прикрыться, потому что моя задница сверкала прямо перед его глазами. Но ничего рукой не нащупала, поэтому перестала двигаться, перестала дышать, услышав его дыхание, тяжёлое и громкое в тишине комнаты, и, обожемой, это было так сексуально. Кровать прогнулась сначала рядом с моим правым коленом, затем рядом с левым, я почувствовала прикосновение к ногам мягкой ткани его шорт, и это было так эротично, что я чуть не застонала.

— Что ты делаешь? — выдохнула я, когда кончики его пальцев медленно двинулись от правого колена вверх, вдоль бедра и мягко скользнули по изгибу ягодиц.

— Ш-ш-ш… — прошептал он. — Хотя бы раз, для разнообразия, Саммер. Просто заткнись.

Я не ответила, потому что его рука полностью легла на мою кожу, забравшись под хлопковые трусики. Ладонь накрыла обнажённую кожу, сжав плоть так сильно, что я задохнулась, мои плечи приподнялись, но его другая рука толкнула меня обратно, удерживая на месте.

— Не двигайся. Не думай. Пожалуйста. Мне это очень нужно.

— Надия, — выдохнула я её имя, мой единственный протест, и его рука мгновенно замерла на моей заднице.

— Саммер, — Коул подался вперёд, его тело сдвинулось, эрекция прижалась к моим ногам, а рука сильнее сжала мою задницу, и я внезапно почувствовала на затылке горячее дыхание, когда он тихо заговорил: — Если я никогда больше не услышу этого имени, то умру счастливым. Сейчас я ничего не хочу о ней слышать.

— Но… — мой протест умер, как только его губы прижались к шее, а зубы последовали за поцелуем, царапнув кожу.

— Ради бога, Саммер. Если хочешь, чтобы я остановился, скажи мне прямо сейчас.

Сказать ему остановиться? Только не это. Он прижался бёдрами, а мои ступни поднялись, игнорируя предостережения мозга, и задели его большой и твёрдый агрегат (член).