Голливудская Грязь

Мы обе обернулись на низкий мужской голос. Коул. Ну, конечно. Если Брекен хочет, чтобы я расслабилась, то это последнее, что мне нужно. Он шагнул в комнату и закрыл за собой дверь. Подошёл к монитору и посмотрел на неподвижную картинку. И тогда я занялась одним из категорически запрещённых Брекен действий — стала грызть ноготь. Она прочистила горло, а Коул сделал то, что, как я надеялась, он никогда не сделает. Потянулся к пульту и нажал клавишу на кнопку — из динамиков донёсся мой нерешительный голос, и меня передёрнуло, когда я споткнулась на вопросе Брекен, мой ответ был полон таким количеством «э-э-э…» и «ну…», что можно было утопиться. Он нажал другую кнопку, и кровавое побоище прекратилось.

— Как давно вы работаете?

— Три часа, — услужливо подсказала Брекен.

— Пойди пообедай, — кивнул Коул в сторону двери. Брекен не двинулась. — Иди. Я сам с ней позанимаюсь.

О нет. Нет, нет, нет, нетнетнетнет. Я оттолкнула стул и поднялась на ноги.

— Я тоже ничего не ела.

— Мы добились некоторого прогресса, — вмешалась Брекен. — Видел бы ты первые дубли, — она не сдвинулась с места, и я почувствовала незрелое желание спрятаться за женщиной, которую проклинала всё утро. Даже она была лучше Коула. Его глаза смеялись, обещая сотни возможностей поиздеваться надо мной позже.

— Этого мало, — в его голосе послышались жёсткие нотки, и она уступила, коротко кивнув и проходя мимо камеры, её тело наклонилось, когда она потянулась за сумочкой. Потом дверь открылась, она вышла, и остались только мы вдвоём.

— Тебе нужен сэндвич? — его глаза смотрели на меня уверенно и твёрдо, черты лица были спокойными, не показывая никаких признаков присутствия каких-либо мыслей под лишённой эмоций оболочкой.

— Нет. Я в порядке.

Несмотря на неудачную попытку присоединиться к Брекен за ланчем, я не могла представить, что смогу есть, особенно сейчас, когда мой желудок в таком состоянии — один сплошной комок нервов.

Он протянул руку, щёлкнул выключателем, и половина ламп, направленных на меня, погасла. Я всё ещё стояла перед стулом, но отступила на шаг, ударившись пяткой о ножку, и заставила себя сесть обратно на металлическое сиденье.

— Я выключу камеру, — Коул протянул руку и нажал несколько кнопок, его руки были уверенными и хорошо знали что делали. Он отодвинул тележку, затем схватил ещё один стул, сел передо мной в расслабленной позе. Его джинсы натянулись на коленях, когда Коул раздвинул ноги, руки были сцеплены и свободно свисали перед ним. — Над чем вы до этого работали?

— Я просто отвечала на вопросы, а потом мы просматривали… — я указала на мониторы и попыталась вспомнить, как Брекен их называла, — на экране, — наконец сказала я.

— Она изучала твой южный диалект, твою лексику и способность абстрагироваться? — его голос был мягким, и я потёрла руки о джинсы. Нужно было постирать их, прежде чем надевать. Они были слишком жёсткими, слишком грубыми.

— Э-э-э… возможно. Мы только начали над всем этим вместе работать.

— О диалекте можешь не беспокоиться. Ты южанка, с этим у тебя всё нормально. И совсем не нужно, чтобы ты говорила как-то по-другому.

— Она сказала, что я не должна говорить «эй вы», — я запомнила лишь одно это правило только потому, что часто его нарушала.

Он пожал плечами.

— Можешь продолжать так говорить. Конечно же, не стоит этого делать, когда ты продвигаешь научно-фантастический триллер, но прямо сейчас, это нормально.

— Окей.

— Однако твоё многословие может стать для тебя проблемой, — он наклонился вперёд. — И болтливость. Не болтай.

— Ну, да, — поморщилась я. — Есть такое.

— Ничего страшного. Мы поработаем над этим.

— В этом нет необходимости. То есть, ты ведь занят. Я могу работать и с Брекен, — с энтузиазмом кивнула я, как будто она была моей новой лучшей подругой.

— Абстрагирование — ещё одна вещь, о которой тебе сейчас не стоит беспокоиться, — проигнорировал замечание Коул. — Но использовать слова-паразиты «короче», «э-э-э» и «ну»…

— Знаю, знаю. А также ёрзать и касаться волос, и слишком часто моргать… — я замолчала, прежде чем в моём голосе прозвучал намёк на истерику. Отведя взгляд в сторону, я сосредоточила его на свитере, висящем на осветительной установке. Без включённых дополнительных ламп стало холодно. Может, я могла бы одолжить его. Ещё один слой между мной и Коулом казался хорошей идеей.

Коул привстал, просунул руку между ног, схватил стул и придвинул его ближе. Когда он снова сел, нас разделяло всего около метра.

— Саммер. Посмотри на меня.

Я взглянула в лицо Коулу. Трудно было не сделать этого, когда он был так близко. И боже, он был великолепен. Так красив, что больно смотреть, как на солнце; притяжение его очарования настолько острое и опасное, что физически ранило моё сердце. Как будто смотришь на что-то, чего никогда не сможешь иметь, но отчаянно хочешь, несмотря на все доводы против, несмотря на любую опасность, которая сопровождала влечение.

— Забудь о правилах и задай мне вопрос.

Это отвлекло меня от его красоты, и я подняла глаза от идеальной линии его подбородка к глазам.

— Вопрос из списка? — спустя три часа я выучила наизусть все двадцать вопросов Брекен.

— Любой вопрос, — пожал он плечами. — Всё, что захочешь.

— Тебе больно? — любой вопрос. У меня была куча вопросов, и непонятно откуда взялся именно этот. Если бы я этого ожидала, то, возможно, отвела бы взгляд, дала бы ему возможность скрыть свою реакцию. Но я не ожидала, что эти слова слетят с моих губ, и поэтому сидела там, уставившись на Коула, когда нанесла удар. Никакой реакции с его стороны. Только глаза немного потускнели, зелёные радужки потемнели, шея сжалась, когда он сглотнул. — Из-за её ухода… я имею в виду. Просто… — я, наконец, смогла отвести глаза. — Ты не выглядишь расстроенным.

— Не части́. Будь краткой, — он коснулся моего колена, чтобы привлечь внимание. — И не отворачивайся. Это указывает на то, что тебе стыдно.

Стыдно. Без шуток. Мне было стыдно. Это слишком личный вопрос, не стоило его задавать.


— Мы с Надией были вместе долгое время. Каждый раз, когда теряешь кого-то, кто так долго был частью твоей жизни, становится больно. Но я думаю, что всё к лучшему. Она стала счастливее в новых отношениях, и это то, чего я хочу. Чтобы она была счастлива, — Коул слабо улыбнулся, пожав плечами в знак покорности судьбе. Я почувствовала внезапное желание утешить его, и уже собралась было протянуть руку, но он выпрямился, его поза изменилась. — Так я бы ответил, если бы меня спросил репортёр. Это продемонстрирует меня с лучшей стороны и ненавязчиво настроит всех против неё.

— А это правда? — ещё один личный вопрос. Похоже, что мне придётся гоняться за этой собакой, пока она не сдохнет.

— Нет, — теперь уже он отвёл взгляд. — Я чувствую себя очень… странно из-за Надии, — медленно произнёс Коул, словно взвешивая каждое слово и записывая его ценность. — Я чувствую себя… глупо. Чувствую, что меня использовали. Чувствую себя очень, очень неуверенно, — Коул поднял голову и снова посмотрел на меня. — Не знаю, можно ли тут употребить слово «больно».

Я сглотнула.

— Этот ответ мне нравится больше.

— И прессе он тоже понравился бы, — его рот скривился. — Правда всегда интереснее. И гораздо опаснее, — Коул не двигался, но, клянусь, судя по тому, как он смотрел на меня, он стал ближе. — Ты чувствуешь, что теперь мы сблизились? Зная всё это?

— Да.

— Если люди узнают тебя, Саммер, они тебя уничтожат. Они ничего не смогут с собой поделать. Потому что так любят наши слабости, что это заставляет их вцепиться крепче, копать глубже, пировать и грабить на нашей уязвимости до тех пор, пока мы, как люди, — я, как Коул, ты, как Саммер, — не исчезнем. И останется только то, что хотят видеть они.

Это звучало ужасно. Мне страшно выглядеть глупо. Страшно потерять себя. Я сглотнула, и его следующие слова только усилили мою тревогу.

— Теперь моя очередь, — он потёр нижнюю губу, другую руку подложил под локоть и посмотрел на меня. Его очередь. Мой вопрос был настолько личным. О чём он меня спросит? Наверное, со сколькими мужчинами я переспала.

Размер моего лифчика.

Мою любимую позу в постели.

Мой…

— Кто твой любимый актёр?

Мой мозг перемкнуло.

— Мой любимый актёр?

— Да.

— Например… с кем бы я хотела встретиться? Или кого уважаю?

— И то и другое, — пожал он плечами.

Пять месяцев назад я бы без колебаний назвала его имя. Не как актёра, которого я больше всего уважала, эта честь должна была достаться мужчине более старшего возраста. Но как актёра, которого я находила наиболее привлекательным… Коул Мастен всегда занимал это место в моей голове. Всегда. Он был для всех золотым стандартом, его фотография первой появлялась в результатах поиска «Гугл», когда вы набирали «кумир всех женщин».

— Э-э-э… — его взгляд стал острее, и я откашлялась. — Что касается актёров, которых я уважаю… — я сглотнула. Брекен советовала мне, что всякий раз, чувствуя потребность произнести слова-паразиты, нужно сглотнуть. Глубоко вздохнуть. Или выпить глоток воды. — Джейк Джилленхол. Он реально сильно сыграл в «Стрингере». И Кристоф Вальц. И… Том Хэнкс.

— Интересный список, — Коул кивнул мне, чтобы я продолжала.

— Что касается актёров, которых я нахожу привлекательными… может быть, Крис Прэтт? — понятия не имею, почему дала ответ в форме вопроса.

Коул нахмурил брови.

— Крис Прэтт? — повторил он.

— Да. Парень из сериала «Парки и зоны отдыха». Он… он был очень сексуален в «Мире Юрского периода».

Губы Коула дрогнули.

— Кто-нибудь ещё?

Я попыталась вспомнить кого-нибудь, кто был бы полной противоположностью Коулу.

— Джона Хилл, — выпалила я.

Коул наклонил голову, но моё объяснение вылетело раньше, чем он успел задать вопрос:

— Он очень талантлив. И умён. Мне нравится это в мужчинах.

— Перед тобой на выбор весь Голливуд, а ты остановилась на Джоне Хилле, — решительно заявил Коул. — И он толстый.

— Он не… он как плюшевый мишка.

— И это то, что ты хочешь? Плюшевого парня?

— Я ответила на твой вопрос? — вздёрнула я подбородок.

— Да, — он встал с табурета и вернулся к стене, снова включив галогеновые лампы. Горячие и яркие, они действовали на нервы. — И только с одним «э-э-э». Давай пройдёмся ещё немного со светом, а потом снова включим камеру.

— Разве у тебя нет других дел? Тебе совсем не нужно тратить на меня своё время, — мне просто необходимо, чтобы он убрался отсюда. Потому что казался слишком близким и слишком доступным. Сейчас мы остались здесь только вдвоём, ярко освещённые огнями… а это уже перебор.