Год ведьмовства

– О чем ты…

В конце коридора хлопнула дверь, и, обернувшись, Иммануэль увидела Эзру, который выходил из библиотеки с высоченной стопкой книг, которые ему приходилось придерживать подбородком. Он направился в их сторону, и несколько увесистых томов выскользнули у него из рук, с грохотом попадав на пол. Иммануэль шагнула ему навстречу и помогла собрать книги.

Эзра пробормотал что-то, похожее на благодарность, и выхватил книгу у нее из рук. Вблизи от него разило алкоголем – чем-то куда более крепким, чем подогретое вино, которое подавали на пиру. Иммануэль повернулась к Лие, разрываясь между желанием уйти и остаться. Но когда Эзра поплелся дальше по коридору, она последовала за ним. Перед тем как завернуть за угол, она обернулась и посмотрела на подругу. Та стояла посреди коридора и не двигалась, словно пригвожденная к месту. Пока Иммануэль наблюдала за ней, Лия опустила голову, обняла живот обеими руками и медленно отвернулась.





Глава 18




Иногда я думаю, что мои тайны лучше держать в себе, чем выпускать наружу. Возможно, моя правда уже наделала достаточно дел. Возможно, мне следует унести эти воспоминания с собой в могилу и представить мои грехи на суд мертвых.

Мириам Мур



– Нам нужно поговорить, – сказала Иммануэль, с трудом поспевая за длинными шагами Эзры.

– Если тебя интересует, рассказал ли я кому-то о том, что произошло в лесу, то тебе не о чем волноваться, – отозвался он хмуро, глядя прямо перед собой.

Он говорил так, словно знал больше, чем то, что рассказала ему Иммануэль, откуда напрашивался вопрос… что? Что, по его мнению, произошло в лесу?

– Я знаю, что ты не рассказывал, – ответила Иммануэль, ускоряя шаг, чтобы не отставать от него. – В противном случае, это я бы сейчас несла покаяние…

– Или горела на костре, – он помолчал, а потом сказал: – Иди за мной.

Подобрав одной рукой юбки, Иммануэль поспешила за Эзрой и поднялась следом за ним по винтовой лестнице. Наверху оказалась железная дверь, которую Эзра распахнул пинком, чуть не рассыпав при этом книги. Он повернулся и взглянул на нее.

– Ты будешь входить или нет?

Иммануэль никогда прежде не бывала в мужских покоях и понимала, что Марта с нее семь шкур спустит, если хотя бы заподозрит ее в столь серьезном непристойном проступке. Она потопталась на месте, но все-таки кивнула.

Едва Иммануэль переступила порог, Эзра свалил книги на ближайший к нему стол и запер за ней дверь. Наверху задрожала люстра, бряцая хрусталиками. Иммануэль отметила, что потолок здесь был расписан под небеса, усыпанный рисунками планет и звезд, с вытравленными на нем созвездиями, такими большими, что некоторые из них тянулись через всю комнату от одной стены до другой. На каменных стенах висели гобелены и портреты угрюмых святых и апостолов давно минувших веков. Правую часть комнаты занимала большая железная кровать, застеленная темной парчой и толстыми овечьими шкурами. А за кроватью стоял деревянный стол, безыскусно стесанный на манер мясницкого, по всей поверхности которого были разбросаны перья и пергаментные свитки.

Вдоль стены напротив входа простирался камин. Над ним, от руки прямо на кирпичах, была нарисована карта мира за пределами вефильских земель. Иммануэль разглядела названия языческих городов: Галл на бесплодном севере, Хеврон в срединных землях, Син в горах, Иудея на краю пустыни, Шоан на юге, где облизывало берега бушующее море, и черная клякса Вальты – владений Темной Матери – на дальнем востоке.

По всей комнате, стопками высотой с Иммануэль, громоздились книги. Книги были рассованы по шкафам, стояли на каминной полке и даже лежали под кроватью. И только когда Иммануэль подошла достаточно близко, чтобы прочитать названия, она увидела, что почти все они были посвящены истории, изучению и практике колдовства.

У нее сдавило грудь, как будто чья-то невидимая рука дотянулась до ее сердца и крепко сжала. Она видела только одну причину внезапного интереса Эзры к книгам о колдовстве, и причина эта заключалась исключительно в ней и во всем, что случилось в Темном Лесу.

– Что это, Эзра? Ты меня пугаешь.

– Что-то затащило тебя под воду, – проговорил Эзра, и от тяжести его взгляда у нее по коже побежали мурашки.

– Что?

– Там, в лесу, на пруду… что-то затащило тебя под воду и долго не отпускало.

Несмотря на огонь в камине, она похолодела.

– Что значит долго?

– Минут двадцать. Может, и дольше.

– Этого не может быть, – прошептала Иммануэль, мотая головой. – Ты ошибаешься, я пробыла под водой не больше минуты. Я предупреждала, что Темный Лес может заморочить тебе голову…

– Не заговаривай мне зубы, – отрезал он. – Я знаю, что видел. Ты вошла в пруд, что-то утащило тебя под воду и не отпускало, – его голос сорвался на последнем слове, и он свесил голову. – Я хотел нырять за тобой, но лес вцепился в меня, и я не успел. Мне оставалось только беспомощно стоять, держать в руке эту проклятую веревку и смотреть, как ты тонешь. Под конец я надеялся хотя бы вытащить твой труп на берег, чтобы твоя семья могла тебя похоронить.

– Эзра… Мне так жаль…

Иммануэль сомневалась, что он ее услышал. Не отрывая взгляда от огня, он стал рассказывать:

– В детстве бабушка рассказывала мне истории о девушках, которые во сне отрывались от своих постелей и парили в несколько дюймах над ними. О девушках, которые могли склонить мужчину оборвать свою собственную или чью-то чужую жизнь. О девушках, которых казнили, бросая в озеро прикованными к жерновам, а через час вытаскивали из воды живыми. О девушках, которые смеялись, сгорая на костре. Я никогда не верил этим историям, но ты… – он сбился с мысли. Помолчал, чтобы совладать с собой. – Откуда эти навязчивые идеи насчет кровавого бедствия? Ты сказала, что хочешь покончить с ним, но за этим стоит нечто большее, не так ли? Тебе известно что-то, чего не знают все остальные. Но что же?

Выходит, Эзра знал правду или, по крайней мере, знал достаточно, чтобы отправить ее на костер. В таком случае, лгать больше не было смысла.

– Я ходила в Темный Лес незадолго до начала кровавого бедствия, и пока я там находилась, я… встретила кое-кого.

– Кое-кого?


– Лесных ведьм. Они существуют. Я была с ними в ночь накануне кровавого бедствия. Я боюсь, что мое присутствие в лесу дало толчок к началу чего-то страшного. Возвращаясь туда, я хотела все исправить. Я бы и раньше тебе обо всем рассказала, я хотела, но…

– Ты не могла мне доверять.

– Ты сын и преемник пророка. Одно твое слово – и меня отправят на костер. Я не знала, могу ли доверить тебе свои тайны. И до сих пор не знаю.

Эзра обошел ее стороной, пересек комнату, направляясь к письменному столу, отпер верхний ящик лезвием священного кинжала, извлек оттуда стопку бумаг и протянул их ей.

Иммануэль взяла бумаги.

– Что это?

– Твои данные из переписи. Я должен был отдать это отцу еще несколько дней назад.

– Почему ты этого не сделал?

– Прочти и сама все узнаешь, – видя ее неуверенность, Эзра кивнул на стоявшие перед камином кресла и столик между ними, на котором покоились стеклянный графин и бокал. – Располагайся.

Иммануэль села в кресло, Эзра устроился напротив нее. Он налил себе вина и выпил, наблюдая за ней поверх кромки бокала. На первой странице подробно излагались личные сведения об Иммануэль: полное имя, имена ее родителей, дата рождения. А в конце сводки стояла странная, смазанная отметка, которую Иммануэль поначалу приняла за чернильную кляксу. Однако, присмотревшись, она распознала в ней какой-то странный символ: почти печать невесты, только лучи звезды казались длиннее, и их было семь вместо восьми. Чем дольше она изучала этот необычный знак, тем больше убеждалась, что видела его раньше.

И тут ее осенило.

Такой же символ был вырезан на лбу у Далилы и у Возлюбленных.

Рука Иммануэль дрогнула. Она подалась со своего места вперед, ткнула пальцем в метку внизу документа и протянула страницу Эзре, ожидая объяснений.

– Это…

Он лишь кивнул, не отрывая взгляда от огня.

– Метка Матери. Давным-давно именно этот символ и был преобразован в брачную печать. От печати Дэвид Форд отказываться не хотел, поэтому он видоизменил метку и присвоил себе идею.

– Тогда почему здесь она не изменена?

Эзра допил вино, поднялся и отставил бокал на каминную полку.

– Как правило, церковь использует метку Матери, чтобы идентифицировать женщин, правомерно обвиненных в колдовстве. Но иногда ей помечают и прямых потомков ведьм, чтобы проследить их родословную. Давеча, когда отец поручил мне изучить данные переписи, он искал именно это.

– Ничего не понимаю.

Эзра потер шею, словно разминая ноющие мышцы. Он выглядел таким слабым и измученным, почти как несколько дней тому назад у пруда.

– Метка Матери появляется рядом с именем как минимум одного из твоих предков по отцовской линии раз в два поколения. Последняя была у твоей бабушки, матери твоего отца, Веры Уорд.

– Другими словами…

Эзра кивнул, молча и безрадостно. Ни один из них не озвучил немого обвинения, повисшего в воздухе, как пелена дыма от погребального костра.

– Когда ты это узнал? – прошептала Иммануэль.

– В ночь перед тем, как мы ходили в Темный Лес. Твою запись я прочитал в первую очередь.

У нее задрожали руки.

– Ты никому не рассказал?

– Разумеется, нет.

– И не расскажешь?

Молчание.

– Я не мой отец.

– И тем не менее я на допросе.

– По-твоему, это допрос? – оскорбился Эзра.

– А как еще это можно назвать? С того момента, как я переступила порог твоей комнаты, ты только и делаешь, что требуешь от меня ответов, словно я преступница на суде.

Между ними надолго повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием огня в камине. Снаружи по равнине носился неистовый ветер, заставляя дребезжать оконные стекла. Снизу незримым хором доносились смех и музыка, но звуки были такими далекими, что казались почти эфемерными.

Эзра повернулся к Иммануэль и протянул к ней руку.