Год дурака

Принесли десерт и, к ужасу моему, еще водки. С каждой рюмкой языки набирали обороты, а люди все меньше походили на людей.

– Не гены, так воспитание сыграло роль. Стыдно, что твоя дочь потеряла девственность с твоим же шофером?

– Я молчу о том, с кем твой сын потерял девственность. В двадцать девять лет! И что касается моей дочери, ее дальнейший успех показывает, что после она спала только с правильными людьми.

– О, я нашел чудесный тост про любовь, – встрял Роланд. – Пусть перед любящими расступаются невзгоды, как море перед Моисеем.

– Поистаскалась твоя служаночка. Не хочешь заменить ее обвисшую задницу на вариант посвежее?

– Пока нет. Но вот твоя жопа меня до сих пор в кошмарах преследует.

– За уважение, – поднял рюмку Роланд. – Которое скрепляет семью, как тысячи замков.

Мне стало бы легче, будь в его интонации хоть намек на иронию.

– Сразу бы прикончил, уже бы вышел на свободу, – посетовал Борис Олегович.

– Нет уж, ДОРОГОЙ, ты будешь жалеть, что ты все еще жив, прозябая в этом браке. Никуда я тебя не отпущу!

– Куранты! Куранты! – в комнату вбежала Татьяна с бутылкой шампанского.

– Включи телевизор, – устало приказала Элеонора Викторовна.

Роланд заглянул в смартфон.

– Пока бьют куранты, мы должны загадать желание.

– Посмотрим еще, кто раньше сдохнет, – продолжал свою тему Борис Олегович.

Из телевизора в соседней комнате донесся серебристый звон курантов.

– Чтоб ты язык себе прикусила, змея, – пожелал жене Борис Олегович.

– Чтобы тебя удар хватил на одной из твоих шлюх, – огрызнулась Элеонора Викторовна.

– А теперь до дна, – с широкой улыбкой напомнил Роланд.

Я выпила шампанское до последней капли – чтобы точно сбылось. И сразу оно полезло обратно. Ничего не успевая объяснить, я выбежала из-за стола. Татьяна молча указала направо.

В туалете я попила водички из-под крана, и тошнота утихла. Я почти решилась выйти, как влетела Лиля и захлопнула за собой дверь. Оттолкнув меня от зеркала, она достала пудреницу и начала истерично размазывать бежевый порошок по лицу.

– Я тебе советую по-дружески – не трать на него время, – выдала она надсаженным голосом. – Ничего ты с него не получишь. Уж они умеют прятать свои денежки. Научился сын от папочки. А Борька-то каков? Слизняк. Только на болтовню и хватает! Даже не развелся! Вся моя молодость коту под хвост.

– Спасибо за предостережение, – поблагодарила я, протискиваясь мимо нее к двери.

На пути в столовую я снова увидела Татьяну.

– Ничего страшного. У нас гостей часто рвет, – сообщила она шепотом.

Все уже собирались на выход.

– Вон, вон отсюда, – торопила Элеонора Викторовна.

Меня не нужно было подгонять – я и так вылетела пулей.

Юра ждал нас в машине. Мы уселись на заднее сиденье, и, придвинувшись ближе к Роланду, я потрогала его за рукав:

– Тяжелый был вечер.

Роланд непонимающе посмотрел на меня.

– Обычный.

И тогда слезы хлынули из моих глаз. Я отвернулась, чувствуя, что меня сотрясает дрожь. Он даже не заметил дрязги за ужином, годами выстраивая вокруг себя защитный заборчик, пока тот не стал так высок, что из-за него уже ничего нельзя было видеть.

– Юрий, поскорее. Я должен был лечь спать пятнадцать минут назад.

Дыхание Роланда уже выровнялось, а я лежала рядом с ним и не могла сомкнуть глаз. Мне вспомнилось, как Диана потешалась над ним. Но то, что происходило в его семье, не было смешным, и то, что в итоге получился такой человек, как Роланд, тоже. Я вертелась с боку на бок, но мысли метались в моей голове, как испуганные мыши в клетке. Мне нужен был кто-то, кто сможет меня успокоить, кто поможет мне забыть о сегодняшнем.

И я схватила телефон.

Номера Эрика у меня не было – я удалила его, борясь с соблазном позвонить. Пришлось набрать Деструктору. Я была уверена, что он не возьмет трубку. Но он взял.


– Игорек?

Он молчал. Я слышала музыку и отдаленные голоса.

– Игорек, мне нужно поговорить с Эриком. Ты можешь передать ему телефон?

Молчание и сердитое пыхтение. Потом он все-таки снизошел до ответа:

– Я не хочу, чтобы ты расстраивала папу.

– Игорек, мне очень плохо.

Снова молчание, за которым, я не сомневалась, последуют гудки.

– Да? – произнес Эрик.

– Это я.

– Привет, – его бодрый голос сразу помрачнел.

– Можно я приеду?

– Как ты доберешься?

Дергать Юру в третий раз было немыслимо.

– Вызову такси.

– Жду.

Голос девушки-диспетчера звучал уныло.

– С праздником, – сказала я, чтобы немного ее подбодрить.

– Хорош праздник. Самый паршивый Новый год в моей жизни, – буркнула она.

Мысленно я с ней согласилась.

Таксист приехал быстро, и, по сегодняшним меркам, почти трезвый. Вот только кристально-чистый и злобный дэпээсник так не считал.

– Употребляли? – осведомился он мстительно.

Между таксистом и дэпээсником завязалась перебранка, полная образных выражений и нецензурной лексики, и я потрогала таксиста за плечо:

– Здесь близко, я дойду пешком. Сколько я вам должна?

Улицы были безлюдны, только иногда вдалеке взмывали шутихи. Падал снег. Идти мне предстояло минут десять, и я погрузилась в печальные мысли, от которых меня отвлек скрип чьих-то шагов по снегу. Я обернулась и посмотрела назад. Шаги затихли. В темноте как будто бы угадывался силуэт человека. Я пошла, и он тоже пошел. Я убыстрила шаги, и он убыстрил. И все это без единого слова. И тогда я побежала. И человек за мной тоже побежал.

До сих пор я считала, что не умею бегать быстро, но преследователь позволил мне обнаружить в себе скрытые таланты. Иногда я слышала его дыхание совсем рядом, но это только добавляло мне сил. Меня заносило на поворотах, но я не падала. Я проламывалась через сугробы и брала барьеры, как скаковая лошадь. Вот, наконец, моя улица… дом… подъезд… Я взмыла вверх по лестнице и замолотила в дверь. Показался Эрик, и я с рыданиями вцепилась в него.

Выскочили Аля и Деструктор. Эрик втащил меня в квартиру и посадил на диван. У этих людей, несомненно, были ко мне претензии, но, пока я сбивчиво объясняла, что произошло или чуть не произошло, наши размолвки как-то позабылись.

Когда я перестала всхлипывать, все расступились, позволяя мне лучше рассмотреть комнату и присутствующих. Деструктор был одет как Джек Воробей, на Эрике были джинсы и синяя майка с мрачной физиономией Джилл Валентайн25, Аля походила на карамельку в своем розовом коротком лайковом платье. В уголке скромно притулилась Олеся в платье принцессы с пышной юбкой и диадеме, заметно расцветшая с нашей последней встречи. Поскольку платье вряд ли было по карману ее матери-медсестре, я предположила, что к его покупке приложили руку Эрик и Деструктор. Они украсили комнату и даже втиснули елку между рабочим компьютером Эрика и стареньким Роботроном. На елке чего только не висело, включая: дискеты и перфокарты (Эрик), шоколадки в серебряных обертках (Олеся), бакуганы (Деструктор), серьги-подвески и павлиньи перья (Аля). Эта квартира пробуждала столько воспоминаний. Я понадежнее угнездилась на диване, где мы с Эриком проболтали тысячу часов и просмотрели сотню фильмов, и твердо решила, что в ближайшие часы никуда отсюда не уйду.

На одну ночь все притворились, что я всегда была с ними и вовсе не сбегала ради сомнительных изменений в личной жизни. Мы пили шампанское (взрослое или детское в зависимости от возраста) и играли в игру из тарантиновских «Бесславных ублюдков», где тебе крепят на лоб карточку и нужно отгадать персонажа, чье имя написано на ней.

К утру все повалились кто куда и уснули. Не прошло и получаса, как я открыла глаза и начала красться к выходу – к рассвету Золушка превратилась в крысу.

– Не так быстро, – услышала я суровый голос Али и встала как вкопанная, хотя здравый смысл подсказывал бежать.

Тушь размазалась по ее векам, что придало мрачный вид Але и какую-то особенную проницательность ее глазам.

– Я тебя разгадала, – она ткнула в меня длинным, наманикюренным, увешанным кольцами пальцем. – Я поняла, почему ты бросила моего сына.

– Вот как, – произнесла я тоном, намекающим, что я вовсе не намерена все это выслушивать.

– Ты настолько себя не любишь, что не веришь, что тебя способен полюбить кто-то другой. Ты считаешь, что никто не может увлечься тобой надолго. Ты так боялась момента, что однажды он оставит тебя, что даже не решилась начать.

– Я ничего не боюсь. Я просто пытаюсь рассуждать здраво. Мы не подходим друг другу.

– Твой неврастеник для тебя, конечно, предпочтительнее, – продолжала Аля, не слушая меня. – Что бы вас ни связало, это точно не любовь. Но ты можешь надеяться, что эта связь окажется достаточно прочной. Не могу поверить, что ты удовлетворишься этим. Так и будешь до конца жизни есть холодную еду, потому что боишься обжечь язык?

– Почему все вечно твердят мне что-то? – прохныкала я. – Я чувствую себя шизофреничкой. У меня в голове постоянно звучат голоса.

Она открыла мне дверь и выпустила меня прочь.