Глаз бури
Часть 37 из 58 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Когда-то знали, – вяло огрызнулась Маргарет. – Потом забыли. Человеческой цивилизации, знаешь ли, семь тысяч лет. Многое поменялось за это время.
– Всего семь! – фыркнула ведьма. – И уже никто ни черта не помнит! Живете, как тараканы, – и мозгов столько же, и срок жизни такой же. Только размножаетесь без продыху, плюнуть некуда.
Под окном зацокали копыта и заскрипели по гравию колеса. Маргарет поднялась.
– Это дядя и кардинал. Я встречу.
В гостиной она подобрала с пола ворох газет. Журналисты строчили с паническим сарказмом: «Эпидемия в Фаренце: беспомощность врачей!», «Раскол в небесах – тысячи очевидцев!», «Бегство от адской бездны – существует ли преисподняя?», «Два солнца, десятки тысяч погибших, сонмища бесов!», «Фаренца в руинах! Власти опять скрывают…» Девушка бросила ворох прессы на диван. Что они могут скрывать? Собственную тупость? Она фыркнула. Сонмища бесов! Нет только ангелов…
Маргарет встретила прибывших в холле и с тревогой взглянула на дядю. Он был подтянутым, деловитым, похудевшим, глаза погасли, лицо осунулось – даже бородка и баки не могли скрыть запавшие щеки. Спал ли он хоть раз с тех пор?
– Наконец-то матерь наша церковь зашевелилась, – недовольно изрек Саварелли, упакованный с ног до головы в кардинальское облачение. – Папа готов отщипнуть от церковных богатств малую толику в пользу своих чад, претерпевших от буйства стихии.
– Стихии? – повторила Маргарет. – Стихии?! Они совсем идиоты, что ли?!
– Угу, – отозвался Натан. – Стихия. Землетрясение, наводнение, подводное извержение вулкана. Хорошо хоть чуму признали как факт.
– Чуму! – свирепо прошипела мисс Шеридан. – Отправить бы этих кретинов в Фаренцу – пусть полюбуются видом! Сто тысяч очевидцев ошибаются все как один?!
– Кто знает, сеньорита, может, это и к лучшему, – вздохнул кардинал. – Надо ли знать всем и каждому, что…
– Что наш мир вовсе не такой милый, каким кажется? Да чтоб им…
– Юная мисс! – строго заметил дядя.
– За это я и не люблю матерь нашу церковь, – насмешливо раздалось из гостиной. – За виртуозное умение всегда прятать голову в песок. – Энджел появился на пороге и добавил: – Неудивительно, что прихожанам наконец надоело созерцать ее зад.
Кардинал сердито буркнул:
– По крайней мере, инквизиция, невзирая на кризис веры, трудится в поте лица.
– О да, результат трудов мы все сейчас можем наблюдать. Двести тридцать лет назад она тоже отлично поработала.
– Энджел, – мягко остановила его Маргарет.
– Как будто вы что-то можете об этом знать, – фыркнул Саварелли, грузно опустился на диван в гостиной и придвинул к себе поднос с напитками.
– О, я-то знаю, не сомневайтесь.
– Откуда? Прочитали в книжке?
– Видел своими глазами.
Кардинал поперхнулся и превратился в брызжущий оранжадом гейзер.
– Это что, шутка? – грозно вопросил он. Редферн недобро усмехнулся; Маргарет только вздохнула. Он не знала, чем продиктовано его внезапное решение открыть всю правду и почему именно кардиналу. Может, наконец проникся дядиным бурчанием насчет сотрудничества с властями. Власти, впрочем, не замедлили их разочаровать.
– Вот и рассказали бы, что вы там видели, – заметил комиссар. – А то кругом сплошной мрак невежества.
Наставник подошел к камину и пробормотал заклятие. Пламя всколыхнулось и превратилось в объемные полупрозрачные картинки.
– Лиганта, – отрывисто бросил Энджел, – в семнадцатом веке. Зима тридцать первого.
Два неровных клочка земли и восьмигранник форта, обращенный к морю, мягко омывались прозрачными золотистыми волнами.
– Здесь дома, – сказал дядя.
– Лиганта с давних пор использовалась как карантинная станция. Она лежит у самого выхода в открытое море. Тут были порт, административное здание, церковь, гостиница, трактир, лазарет, склады – словом, все, что нужно команде и кораблю. Форт обеспечивал безопасность от пиратов, пока суда, нередко с весьма ценным грузом, проходили карантин. Фаренцианцы назвали чуму халифатской болезнью и полагали, что она приходит по морю. Потому им казалось, что карантинный пост на входе в залив защитит их от эпидемий.
– Крепко же они просчитались, – пробормотал Саварелли, оттирая оранжад с рясы.
– Мы не знаем, с чего все началось. – Наставник помолчал, хмурясь на трепещущий огонь. – Однажды там появилась первая трещина – узкая щель на ту сторону. Однако удаленность Лиганты от города и отсутствие постоянного населения не позволяли трещине расти. Инквизиция не стала вмешиваться.
– А на каком основании она могла вмешаться? – резонно спросил кардинал. – Контроль за карантинной станцией – не наша компетенция.
– А рассказы рыбаков о творящейся на острове бесовщине – ваша, – едко отозвался Энджел. – Но ваш далекий предшественник, Эмилио Баррини, запретил мн… инквизиторам тратить время на эту чушь. Чушь! – фыркнул Редферн. – Заносчивый, безмозглый кретин! К счастью, он подох от чумы.
– Хреновое счастьице, – заметил дядя. – Так чума все-таки пришла с той стороны?
– Нет. Чума тридцатого – тридцать первого года была вполне естественного происхождения. Власти Фаренцы приняли уже традиционное для них решение – максимально изолировать всех больных, их родственников и даже тех, кого еще только подозревали в заражении.
– Но что им было делать? – возразила Маргарет. – Чуму и сейчас не особо-то лечат.
– Прислушаться к тому, что им говорят! – гневно рявкнул Энджел. – Скопище идиотов и дегенератов! Баррини знал, почему на Лиганту нельзя посылать ни больных, ни здоровых, ни…
– То есть ему кто-то доложил? – спросил Саварелли, внимательно глядя на Редферна.
– Разумеется, я ему доложил! Я больше года изучал проклятый остров, конечно, на черта меня слушать!
Его преосвященство побагровел, словно воротничок его душил, сдавленно кашлянул, беззвучно зашевелил губами, что-то подсчитывая, и наконец просипел:
– Но сколько ж вам лет?
– Двести семьдесят шесть, – сказала Маргарет.
– То есть как я понимаю, вы имеете в виду, мне следует предположить…
– Он последний живой свидетель, – оборвал кардинала Бреннон. – Давайте уже свидетельствуйте поживей.
– Вы куда-то торопитесь? – осведомился наставник. – Спешка уже бесполезна. – Он взмахнул рукой над огненной картиной, и она плавно перетекла в другой вид. – Постройки на острове были отремонтированы, доставлен запас продовольствия, в форте разместился усиленный гарнизон под началом капитана Флавио Флавиони. Еще до прибытия первого корабля с больными на Лиганту доставили добровольцев: врачей, священников и инквизиторов. Двадцать седьмого декабря высадили первую партию больных.
– Их привезли туда умирать, и они об этом знали, – с холодком произнес комиссар.
– Дожи Фаренцы всегда поступали так. Отсечь больные члены ради здоровья целого организма. Но в этот раз просчитались.
Энджел долго молчал, прежде чем продолжить:
– Поскольку территория Лиганты очень мала, то трупы сжигали в ямах и заливали известью. Но страданий этих людей хватило для того, чтобы трещина начала расти на такой обильной пище. Всего на остров было выслано около десяти тысяч зараженных и их родственников…
– Десять тысяч, – тяжело повторил Бреннон. – Отправили туда умирать, как больной скот. Чему ж тут удивляться после этого.
– И никто не вмешался?! – воскликнула Маргарет. Она читала о суровых нравах того времени, но такое бездушие все равно поражало.
– Никто, – ответил Энджел. – Дож Фаренцы был уверен, что действует во благо целого, жертвуя больной частью.
– Но они же больные, а не преступники!
– Все началось с мутации чумы, – продолжал наставник. – Вы видели, во что она превратилась. Началась паника, но Флавиони отказался выпустить уцелевших. И был прав: пропусти он хоть одного – и чума перекинулась бы на город, затем – на весь север Илары, а потом… – Он смолк, склонив голову и глядя на мерцающую в огне картинку. – Я уехал исследовать трещину, а когда вернулся, то чума уже проникла в форт. Я пытался объяснить капитану, в чем дело, но он велел запереть меня в камере. Это защитило меня от первой волны заражения.
На картинке в камине форт обстреливал корабли и гавань под слабый свист ядер и чуть слышный грохот. В дыму и пламени метались человеческие фигурки.
– О господи, – выдавил Саварелли.
– Флавиони к тому времени уже изрядно свихнулся от всего, что он видел…
– Трудно его винить, – себе под нос заметил дядя. – Я сам чуть умом не тронулся от этого зрелища.
– …и решил, что чуму насылают инквизиторы с помощью магии. – Наставник прикусил губу и неохотно признался: – Это моя вина. Я пытался использовать несколько заклятий, хотя едва понимал, как они работают, и у меня мало что получилось. Я хотел убедить его, что инквизиторы способны закрыть трещину на ту сторону.
– Ох, Энджел, – вздохнула Маргарет. – Они бы все равно не смогли, верно?
– Нельзя быть таким идиотом в сорок три года, – с досадой бросил Редферн. – Разумеется, Флавиони окончательно рехнулся, когда у меня получилось создать огненный шар, хотя я сам чуть не умер от изумления. Капитан с уцелевшей горстью солдат высадился на остров, прихватив меня с собой, разыскал моих коллег, которые укрылись в церкви, и убил нас всех до единого.
Маргарет сжала руку наставника. Она не стала спрашивать, чего Флавиони пытался добиться от инквизиторов, истязая их перед смертью, тем более что картинка вновь сменилась – среди клубящихся облаков кружилась огромная воронка, в которой копошились тысячи бесформенных тварей.
– Это было первое, что я увидел, когда ко мне вернулось зрение. Тогда я решил, что вижу ад. Ад в полной тишине. – Энджел смотрел на картинку в камине, и она становилась все четче и больше. Воронка росла, вращалась во все стороны одновременно в безумном ритме, ее блестящие стенки состояли из тел беспрестанно извивающихся существ. Они скользили и перетекали друг в друга, а воронка опускалась все ниже и ниже, распахиваясь все шире и шире, как зев зверя. – В полной тишине, – прошептал наставник, – и никого кругом…
Он смотрел в воронку широко раскрытыми глазами, а она тянулась вглубь той стороны бесконечными извивами, все дальше… дальше… дальше… Натан сжал плечо Редферна; тот дернулся и очнулся. Наваждение исчезло, превратившись в россыпь искр и язычков пламени. Маргарет сглотнула. Это сводило с ума даже в виде картинки из его воспоминаний.
– Я бросился в море и плыл, пока меня не выловили и не затащили в шлюпку, – пробормотал Энджел. – Дальше не помню…
– Это… там теперь такое? – выдавил кардинал, перекрестившись нетвердой рукой.
– Теперь уже хуже. Представьте, что накопилось под куполом за столько лет.
– И Валентина осталась там одна, – глухо сказал Бреннон. – Одна! С этой мерзостью!
– Вивене не умрет, – с неожиданной мягкостью проговорил Энджел. – Она бессмертна, и утрата физической оболочки для нее ничего не значит. Но даже ее силы способны истощиться. И она, как мы видим, не может закрыть провал.
Дядя коротко вздохнул и ссутулился, словно на него навалился каждый год из его пятидесяти лет.
«Даже двух месяцев не прошло, – подумала Маргарет. – Лучше б этой свадьбы вовсе не было!»
– Пойду, – пробормотал комиссар, – взгляну на доклады консультантов. Уже должны прислать.
Энджел проводил его долгим задумчивым взглядом. Кардинал с явным усилием отвел глаза от Редферна, жестом попросил Маргарет подойти и прошептал:
– Меня очень беспокоит ваш дядя, сеньорита.
– Всего семь! – фыркнула ведьма. – И уже никто ни черта не помнит! Живете, как тараканы, – и мозгов столько же, и срок жизни такой же. Только размножаетесь без продыху, плюнуть некуда.
Под окном зацокали копыта и заскрипели по гравию колеса. Маргарет поднялась.
– Это дядя и кардинал. Я встречу.
В гостиной она подобрала с пола ворох газет. Журналисты строчили с паническим сарказмом: «Эпидемия в Фаренце: беспомощность врачей!», «Раскол в небесах – тысячи очевидцев!», «Бегство от адской бездны – существует ли преисподняя?», «Два солнца, десятки тысяч погибших, сонмища бесов!», «Фаренца в руинах! Власти опять скрывают…» Девушка бросила ворох прессы на диван. Что они могут скрывать? Собственную тупость? Она фыркнула. Сонмища бесов! Нет только ангелов…
Маргарет встретила прибывших в холле и с тревогой взглянула на дядю. Он был подтянутым, деловитым, похудевшим, глаза погасли, лицо осунулось – даже бородка и баки не могли скрыть запавшие щеки. Спал ли он хоть раз с тех пор?
– Наконец-то матерь наша церковь зашевелилась, – недовольно изрек Саварелли, упакованный с ног до головы в кардинальское облачение. – Папа готов отщипнуть от церковных богатств малую толику в пользу своих чад, претерпевших от буйства стихии.
– Стихии? – повторила Маргарет. – Стихии?! Они совсем идиоты, что ли?!
– Угу, – отозвался Натан. – Стихия. Землетрясение, наводнение, подводное извержение вулкана. Хорошо хоть чуму признали как факт.
– Чуму! – свирепо прошипела мисс Шеридан. – Отправить бы этих кретинов в Фаренцу – пусть полюбуются видом! Сто тысяч очевидцев ошибаются все как один?!
– Кто знает, сеньорита, может, это и к лучшему, – вздохнул кардинал. – Надо ли знать всем и каждому, что…
– Что наш мир вовсе не такой милый, каким кажется? Да чтоб им…
– Юная мисс! – строго заметил дядя.
– За это я и не люблю матерь нашу церковь, – насмешливо раздалось из гостиной. – За виртуозное умение всегда прятать голову в песок. – Энджел появился на пороге и добавил: – Неудивительно, что прихожанам наконец надоело созерцать ее зад.
Кардинал сердито буркнул:
– По крайней мере, инквизиция, невзирая на кризис веры, трудится в поте лица.
– О да, результат трудов мы все сейчас можем наблюдать. Двести тридцать лет назад она тоже отлично поработала.
– Энджел, – мягко остановила его Маргарет.
– Как будто вы что-то можете об этом знать, – фыркнул Саварелли, грузно опустился на диван в гостиной и придвинул к себе поднос с напитками.
– О, я-то знаю, не сомневайтесь.
– Откуда? Прочитали в книжке?
– Видел своими глазами.
Кардинал поперхнулся и превратился в брызжущий оранжадом гейзер.
– Это что, шутка? – грозно вопросил он. Редферн недобро усмехнулся; Маргарет только вздохнула. Он не знала, чем продиктовано его внезапное решение открыть всю правду и почему именно кардиналу. Может, наконец проникся дядиным бурчанием насчет сотрудничества с властями. Власти, впрочем, не замедлили их разочаровать.
– Вот и рассказали бы, что вы там видели, – заметил комиссар. – А то кругом сплошной мрак невежества.
Наставник подошел к камину и пробормотал заклятие. Пламя всколыхнулось и превратилось в объемные полупрозрачные картинки.
– Лиганта, – отрывисто бросил Энджел, – в семнадцатом веке. Зима тридцать первого.
Два неровных клочка земли и восьмигранник форта, обращенный к морю, мягко омывались прозрачными золотистыми волнами.
– Здесь дома, – сказал дядя.
– Лиганта с давних пор использовалась как карантинная станция. Она лежит у самого выхода в открытое море. Тут были порт, административное здание, церковь, гостиница, трактир, лазарет, склады – словом, все, что нужно команде и кораблю. Форт обеспечивал безопасность от пиратов, пока суда, нередко с весьма ценным грузом, проходили карантин. Фаренцианцы назвали чуму халифатской болезнью и полагали, что она приходит по морю. Потому им казалось, что карантинный пост на входе в залив защитит их от эпидемий.
– Крепко же они просчитались, – пробормотал Саварелли, оттирая оранжад с рясы.
– Мы не знаем, с чего все началось. – Наставник помолчал, хмурясь на трепещущий огонь. – Однажды там появилась первая трещина – узкая щель на ту сторону. Однако удаленность Лиганты от города и отсутствие постоянного населения не позволяли трещине расти. Инквизиция не стала вмешиваться.
– А на каком основании она могла вмешаться? – резонно спросил кардинал. – Контроль за карантинной станцией – не наша компетенция.
– А рассказы рыбаков о творящейся на острове бесовщине – ваша, – едко отозвался Энджел. – Но ваш далекий предшественник, Эмилио Баррини, запретил мн… инквизиторам тратить время на эту чушь. Чушь! – фыркнул Редферн. – Заносчивый, безмозглый кретин! К счастью, он подох от чумы.
– Хреновое счастьице, – заметил дядя. – Так чума все-таки пришла с той стороны?
– Нет. Чума тридцатого – тридцать первого года была вполне естественного происхождения. Власти Фаренцы приняли уже традиционное для них решение – максимально изолировать всех больных, их родственников и даже тех, кого еще только подозревали в заражении.
– Но что им было делать? – возразила Маргарет. – Чуму и сейчас не особо-то лечат.
– Прислушаться к тому, что им говорят! – гневно рявкнул Энджел. – Скопище идиотов и дегенератов! Баррини знал, почему на Лиганту нельзя посылать ни больных, ни здоровых, ни…
– То есть ему кто-то доложил? – спросил Саварелли, внимательно глядя на Редферна.
– Разумеется, я ему доложил! Я больше года изучал проклятый остров, конечно, на черта меня слушать!
Его преосвященство побагровел, словно воротничок его душил, сдавленно кашлянул, беззвучно зашевелил губами, что-то подсчитывая, и наконец просипел:
– Но сколько ж вам лет?
– Двести семьдесят шесть, – сказала Маргарет.
– То есть как я понимаю, вы имеете в виду, мне следует предположить…
– Он последний живой свидетель, – оборвал кардинала Бреннон. – Давайте уже свидетельствуйте поживей.
– Вы куда-то торопитесь? – осведомился наставник. – Спешка уже бесполезна. – Он взмахнул рукой над огненной картиной, и она плавно перетекла в другой вид. – Постройки на острове были отремонтированы, доставлен запас продовольствия, в форте разместился усиленный гарнизон под началом капитана Флавио Флавиони. Еще до прибытия первого корабля с больными на Лиганту доставили добровольцев: врачей, священников и инквизиторов. Двадцать седьмого декабря высадили первую партию больных.
– Их привезли туда умирать, и они об этом знали, – с холодком произнес комиссар.
– Дожи Фаренцы всегда поступали так. Отсечь больные члены ради здоровья целого организма. Но в этот раз просчитались.
Энджел долго молчал, прежде чем продолжить:
– Поскольку территория Лиганты очень мала, то трупы сжигали в ямах и заливали известью. Но страданий этих людей хватило для того, чтобы трещина начала расти на такой обильной пище. Всего на остров было выслано около десяти тысяч зараженных и их родственников…
– Десять тысяч, – тяжело повторил Бреннон. – Отправили туда умирать, как больной скот. Чему ж тут удивляться после этого.
– И никто не вмешался?! – воскликнула Маргарет. Она читала о суровых нравах того времени, но такое бездушие все равно поражало.
– Никто, – ответил Энджел. – Дож Фаренцы был уверен, что действует во благо целого, жертвуя больной частью.
– Но они же больные, а не преступники!
– Все началось с мутации чумы, – продолжал наставник. – Вы видели, во что она превратилась. Началась паника, но Флавиони отказался выпустить уцелевших. И был прав: пропусти он хоть одного – и чума перекинулась бы на город, затем – на весь север Илары, а потом… – Он смолк, склонив голову и глядя на мерцающую в огне картинку. – Я уехал исследовать трещину, а когда вернулся, то чума уже проникла в форт. Я пытался объяснить капитану, в чем дело, но он велел запереть меня в камере. Это защитило меня от первой волны заражения.
На картинке в камине форт обстреливал корабли и гавань под слабый свист ядер и чуть слышный грохот. В дыму и пламени метались человеческие фигурки.
– О господи, – выдавил Саварелли.
– Флавиони к тому времени уже изрядно свихнулся от всего, что он видел…
– Трудно его винить, – себе под нос заметил дядя. – Я сам чуть умом не тронулся от этого зрелища.
– …и решил, что чуму насылают инквизиторы с помощью магии. – Наставник прикусил губу и неохотно признался: – Это моя вина. Я пытался использовать несколько заклятий, хотя едва понимал, как они работают, и у меня мало что получилось. Я хотел убедить его, что инквизиторы способны закрыть трещину на ту сторону.
– Ох, Энджел, – вздохнула Маргарет. – Они бы все равно не смогли, верно?
– Нельзя быть таким идиотом в сорок три года, – с досадой бросил Редферн. – Разумеется, Флавиони окончательно рехнулся, когда у меня получилось создать огненный шар, хотя я сам чуть не умер от изумления. Капитан с уцелевшей горстью солдат высадился на остров, прихватив меня с собой, разыскал моих коллег, которые укрылись в церкви, и убил нас всех до единого.
Маргарет сжала руку наставника. Она не стала спрашивать, чего Флавиони пытался добиться от инквизиторов, истязая их перед смертью, тем более что картинка вновь сменилась – среди клубящихся облаков кружилась огромная воронка, в которой копошились тысячи бесформенных тварей.
– Это было первое, что я увидел, когда ко мне вернулось зрение. Тогда я решил, что вижу ад. Ад в полной тишине. – Энджел смотрел на картинку в камине, и она становилась все четче и больше. Воронка росла, вращалась во все стороны одновременно в безумном ритме, ее блестящие стенки состояли из тел беспрестанно извивающихся существ. Они скользили и перетекали друг в друга, а воронка опускалась все ниже и ниже, распахиваясь все шире и шире, как зев зверя. – В полной тишине, – прошептал наставник, – и никого кругом…
Он смотрел в воронку широко раскрытыми глазами, а она тянулась вглубь той стороны бесконечными извивами, все дальше… дальше… дальше… Натан сжал плечо Редферна; тот дернулся и очнулся. Наваждение исчезло, превратившись в россыпь искр и язычков пламени. Маргарет сглотнула. Это сводило с ума даже в виде картинки из его воспоминаний.
– Я бросился в море и плыл, пока меня не выловили и не затащили в шлюпку, – пробормотал Энджел. – Дальше не помню…
– Это… там теперь такое? – выдавил кардинал, перекрестившись нетвердой рукой.
– Теперь уже хуже. Представьте, что накопилось под куполом за столько лет.
– И Валентина осталась там одна, – глухо сказал Бреннон. – Одна! С этой мерзостью!
– Вивене не умрет, – с неожиданной мягкостью проговорил Энджел. – Она бессмертна, и утрата физической оболочки для нее ничего не значит. Но даже ее силы способны истощиться. И она, как мы видим, не может закрыть провал.
Дядя коротко вздохнул и ссутулился, словно на него навалился каждый год из его пятидесяти лет.
«Даже двух месяцев не прошло, – подумала Маргарет. – Лучше б этой свадьбы вовсе не было!»
– Пойду, – пробормотал комиссар, – взгляну на доклады консультантов. Уже должны прислать.
Энджел проводил его долгим задумчивым взглядом. Кардинал с явным усилием отвел глаза от Редферна, жестом попросил Маргарет подойти и прошептал:
– Меня очень беспокоит ваш дядя, сеньорита.