Гимназистка. Под тенью белой лисы
Часть 36 из 49 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– И как же вы собираетесь помочь, Александр Николаевич? – с интересом спросила я.
– То, что вы ушли от Рысьиных, – это совершенно правильно, дорогая вы моя, – воодушевленно сказал он. – Но почему вы забыли о нас? О нас, которые вас всегда поддерживали, даже когда еще ваша маменька была жива? Да и потом не забывали, всегда принимали вашу сторону в спорах с Фаиной Алексеевной.
Мне было что ответить, но ссориться с ним по пустякам не стоило: хватит того, что любящая бабушка уже на всех углах трубит о моей черной неблагодарности.
– Что вы, Александр Николаевич, разве я могла вас забыть? Всегда вспоминаю с огромной признательностью.
– Не там вы нас вспоминаете, Лизанька, – укорил Рысьин. – Создание нового клана – вопрос серьезный. К чему туда привлекать посторонних людей, коли есть мы? Те, кто всегда стоял на страже ваших интересов. – Он гордо выпятил грудь. – Неужели мы недостойны вашего доверия?
Напрашивающееся «недостойны» я с трудом, но удержала в себе и, имитируя глубокую печаль, ответила:
– Александр Николаевич, вопрос не терпел отлагательства, а вас рядом не было, увы.
– Но теперь-то мы есть, – уверенно бросил он. – И готовы обсудить условия, на которых согласимся войти в ваш клан, Лизанька. Согласитесь, наша поддержка вам сейчас нужна как воздух, если не более.
Он надул щеки, придавая лицу выражение важное, но несколько глупое.
– Александр Николаевич, у меня сейчас очень слабый клан, в котором практически никого нет. Денег в клане тоже нет, как и собственности. А вы хотите меня поддержать, перейдя в мой клан. Зачем вам такие жертвы?
Он с шумом выпустил воздух:
– Так ради вас, Лизанька. Чего не сделаешь ради близкого человека, правда? А что собственности и денег нет, так мы непременно потребуем от Фаины Алексеевны выдать нашу долю. Имеем право. Как и вы.
Он сжал кулак и стукнул по столу. Аккуратненько так стукнул, чтобы не повредить ни стол, ни руку, но показать свою силу и уверенность.
– Лиза, мы всегда были на вашей стороне, если вы помните, – продолжил Рысьин. – Вы мне всегда были почти дочерью. А Юрию… да ближе вас у него никого нет. Как вы пропали, он…
– Рыдал в подушку по ночам? – невозмутимо уточнила я. – Согласна, Юрий Александрович очень чувствительный молодой человек. Наверное, поэтому и имеет слабость к успокоительным каплям из валерианы.
– Лизанька, как вам не стыдно? – возмутился Рысьин. – Это была провокация со стороны Волкова. Наглая, гнусная провокация! Не уверен, что там не было использовано чего-то этакого, запрещенного. – Рысьин повертел рукой с платком, показывая «этакое», а потом опять вытер шею. – Куда только Фаина Алексеевна смотрела, когда так унижали честь клана? Но ставить бедному мальчику в вину это происшествие жестоко.
Разговор мог затянуться, а у меня не было ни малейшего желания ни разводить политесы, ни задумываться над рысьинскими предложениями.
– Итак, Александр Николаевич, чего вы хотите? – холодно спросила я. – У меня мало времени, поэтому прошу вас четко обозначить по пунктам ваши требования, не отвлекаясь на посторонние детали.
– Мы согласны вступить в ваш клан вместе с причитающимися нам активами при условии, что Юрий станет вашим мужем, – быстро, по-военному, выдал Рысьин и продолжил уже куда более расслабленно, надеясь за словесами замаскировать смысл предложения: – Ну а мне, соответственно, выделено подобающее место. Лизанька, уж об этом вы точно не пожалеете. Я прекрасный управленец, не побоюсь этого слова, а вы всего лишь юная слабая барышня, которая многого не знает и не умеет. Но я вам передам все, что накопил за свою долгую жизнь.
Не иначе как Рысьин рассчитывает на мое место? Наверное, уверен, что я с радостью передам бразды правления и скроюсь за широкими плечами от мирских проблем, а управлять – управлять будет он. Вон как важно надулся, наверняка уже представляет себя во главе клана, пусть маленького, но отжавшего у большого клана Рысьиных все, до чего дотянется. В то, что отожмет, я верила, а вот в то, что сможет чем-то управлять, – нет.
– Сейчас мы подпишем договор, где перечислены все мелочи, чтобы и вам не было обидно, и нам.
Он расстегнул портфель и достал оттуда солидную кожаную папку с позолоченной монограммой в углу. Позолота местами облупилась, показывая серую невзрачную основу.
– А вы можете меня обидеть, Александр Николаевич? – сделала я жалобные глаза.
– Помилуйте, Лизанька, и в мыслях не было, – всполошился он. – Как вам только в голову пришло? Вы же мне почти дочь родная. Просто порядок должен быть во всем. Да и вам, уж простите, свойственно давать обещания, которые вы потом забываете. – Он хохотнул. – Но мы с Юрием не в обиде. Мы прекрасно понимаем, что девичья память короткая. Нам ли вас судить, если вы просто забыли?
Это был явный намек на помощь с учебником по магии. Юрию за этот подарок я, вне всякого сомнения, была благодарна, но не настолько, чтобы выходить за него замуж. Да я ему этого и не обещала.
– Вот поэтому, – продолжал разливаться соловьем Рысьин, – я и считаю, что все должно быть записано на бумаге и заверено клановой печатью.
– Увы, у меня нет клановой печати, – прервала я его.
– Как это нет? – опешил он. – Каждый клан должен иметь печать. Лизанька, как же вы так? Вот видите, не зря я считаю, что вам нужен умудренный опытом советник. Я закажу печать, не беспокойтесь. Какие между нами могут быть сомнения? Подписывайте так, пока без печати, и я сразу займусь делами нашего клана.
Он распахнул передо мной папку, и моему взору предстала толстая стопка листов, которые следовало заверить своей рукой. Чернильницу Рысьин тоже услужливо подвинул ко мне поближе.
– Я непременно изучу договор в ближайшее время, – сладко улыбнулась я. – Видите ли, Александр Николаевич, я считаю дурным тоном подписывать договор, не прочитав его от начала и до конца.
– Да что там читать, Лизанька? Вы меня оскорбить хотите? – патетически воскликнул он. – Разве я могу вас обмануть? Вас, мою будущую невестку? Да я, можно сказать, единственная ваша опора в этой жизни, а вы так меня обижаете. Нехорошо… – Он укоризненно поцокал языком, силясь меня смутить.
– Нехорошо подписывать, не читая, – возразила я. – А то как бы не оказалось, что у меня обязанностей перед вами больше, чем у вас передо мной.
– Я вижу, что вам пока не до близких родственников, – с трагической миной сказал Рысьин, захлопнул папку и убрал в портфель. – Пожалуй, я навещу вас вечером, когда вы успокоитесь и примете себя как главу клана. И поймете, что лучшего помощника вам не найти. И получить с Рысьиных причитающееся без меня у вас тоже не получится, учтите.
Теперь я пожалела, что не успела ничего прочитать. Интересно, что там вписано, что даже такой махровый интриган уверен, что не сумеет меня убедить в исключительной пользе этого пункта для меня?
Рысьин уходил с оскорбленным видом, ничуть меня не задевшим. Если я о чем и жалела, то лишь о том, что этот визит точно не последний. Но поскольку почти сразу после него пришла Аня Тимофеева, посещение любящего родственника и связанные с ним загадки я тут же выбросила из головы.
– Salve, – хихикнула та, поднимая руку на манер приветствия древнеримских легионеров. – Рада видеть главу нашего клана целой и невредимой. Мама ждет нас всех на праздничный обед. А папа где? – Она вопросительно огляделась.
– Они с Владимиром Викентьевичем отошли по делам. Должны скоро вернуться. Аня, не в службу, а в дружбу: купи свежих газет, пожалуйста.
– Объявление о клане будет только в вечерних выпусках. Ох, что тогда начнется…
Она невольно хихикнула, но я ее веселья не поддержала:
– Мне нужна информация о покушении на Ольгу Александровну. Очень нужна. А выйти одной из университета я пока опасаюсь, понимаешь?
Анна расспрашивать не стала, коротко кивнула, убежала за газетами и притащила целую пачку.
К сожалению, Волков оказался прав: Николай не только был подозреваемым в покушении на Ольгу Александровну, но его уже успели арестовать, поскольку он не смог ответить на вопрос, где находился с восемнадцати часов десяти минут вечера и до шести часов двадцати минут следующего утра. Как это неразумно с его стороны – беспокоиться о моей репутации, в то время как на кону стоит его собственная жизнь. Но я такую глупость поддерживать не намерена.
Глава 31
Извелась я до прихода Владимира Викентьевича знатно. И главное, ни в одной газете подробностей не было: ни какого рода покушение случилось, ни пострадала ли хоть немного великая княжна. Даже ее фотографий не было. А вот фотографии Николая были. С недоуменными приписками, как мог офицер, получивший внеочередное звание за спасение цесаревича, напасть на его сестру. Даже выдвигались предположения, что со спасением Михаила Александровича тоже было не все чисто. В последнее даже я сама могла поверить: еще очень свежи воспоминания, как я сама «обезвреживала» бомбиста. Исходя из моего опыта, спасти цесаревича от покушения проще пареной репы. Даже удивительно, что его так редко спасают. Впрочем, я не особо интересуюсь новостями, возможно, зря: вдруг там спасителей набралось уже на целый полк?
– Владимир Викентьевич, – рванула я к целителю, лишь только он появился на пороге, – нужно срочно спасать Колю!
– Колю?
– Николая Хомякова. Мы собирались заключить помолвку, но Фаина Алексеевна все оттягивала разрешение, а теперь…
А теперь нахлынуло осознание, что помолвка вообще может не состояться, если Николая признают виновным и приговорят… Боже мой, к чему его могут приговорить? К каторге? К расстрелу? Я опять чуть не заметалась по лаборатории, заламывая руки.
– А теперь его обвиняют в покушении на великую княжну. Он ни за что сам не скажет, где был этой ночью. Потому что он был у меня.
– Елизавета Дмитриевна, – осуждающе выдохнул целитель.
– Оу, – восхищенно выдала Анна. – И правильно. Пока дождешься разрешения, состариться можно.
– Анна! – возмущенно рявкнул Тимофеев. – От тебя я такого не ожидал.
– А что случилось, папа? – удивилась она. – Я одобряю действия главы клана, какими бы они ни были. Это не значит, что я собираюсь поступать так же.
– Вы неправильно поняли, – вспыхнула я. – Николай никогда бы не пошел на неблаговидный поступок. Он помогал мне в одном очень важном деле. И при нас все время была Полина. Кстати, она тоже может свидетельствовать, – оживилась я.
Правда, если она расскажет, как именно ей пришлось присутствовать, проблемы наверняка будут уже у меня. Но эти проблемы несоизмеримо меньше Колиных.
– Елизавета Дмитриевна, вам следует говорить так, чтобы ваши слова нельзя было толковать двояко, – укоризненно сказал Владимир Викентьевич. – Вы теперь глава клана. Вы не можете позволять себе нести все, что в голову придет, даже если очень взволнованы.
– Я должна ехать свидетельствовать в пользу Николая. Он сам никогда не скажет, где был.
– Куда ехать?
– Туда, где его арестовали, разумеется.
– Его, скорее всего, уже перевезли в Царсколевск. Такие расследования проходят под особым контролем, – кашлянул Тимофеев. – Давайте поступим так, Елизавета Дмитриевна. Вы сейчас успокаиваетесь и перестаете светить глазами. Признаю, это выглядит устрашающе, но вы ведь собираетесь пугать не нас?
– Извините. – Я убрала частичную трансформацию, которую запустила, даже этого не заметив. Вот еще проблема: похоже, любопытная лиса пытается вылезать самостоятельно, контроль у меня над ней слабый. – Я постараюсь не светить.
Тимофеев одобрительно кивнул:
– Так вы выглядите значительно приятней, Елизавета Дмитриевна. Итак, я сейчас сделаю пару звонков, чтобы прояснить местоположение вашего Хомякова. Потом мы идем обедать.
– Но… – вскинулась я.
– Обедать, Елизавета Дмитриевна. Процесс я запущу, как станет что-то известно, тогда и будем думать, что делать дальше.
– Я как раз собиралась объявление в газету подать о помолвке.
– Категорически не рекомендую вам этого делать до оправдания Хомякова.
– Почему? – вскинулась я. – Я не откажусь от Николая.
– Потому что привлечете к нему нежелательное внимание Михаила Александровича.
Тимофеев посчитал, что сказал достаточно, прошел к телефону и действительно позвонил сначала по одному номеру, потом по другому. На мое счастье, второй абонент даже ответил и пообещал разузнать, где сейчас Хомяков и что можно для него сделать. Разузнать и перезвонить Тимофееву домой.
– Теперь остается только ждать звонка, – сообщил он. – Делать это лучше за хорошим обедом. Только умоляю вас, Елизавета Дмитриевна, без этих ваших штучек. – Он помахал рукой перед глазами. – Моя супруга весьма нервная особа, не хотелось бы на ней применять свои умения по выведению из обморока.
– Разумеется, Филипп Георгиевич, я в состоянии держать себя в руках. Я совершенно спокойна.
– То, что вы ушли от Рысьиных, – это совершенно правильно, дорогая вы моя, – воодушевленно сказал он. – Но почему вы забыли о нас? О нас, которые вас всегда поддерживали, даже когда еще ваша маменька была жива? Да и потом не забывали, всегда принимали вашу сторону в спорах с Фаиной Алексеевной.
Мне было что ответить, но ссориться с ним по пустякам не стоило: хватит того, что любящая бабушка уже на всех углах трубит о моей черной неблагодарности.
– Что вы, Александр Николаевич, разве я могла вас забыть? Всегда вспоминаю с огромной признательностью.
– Не там вы нас вспоминаете, Лизанька, – укорил Рысьин. – Создание нового клана – вопрос серьезный. К чему туда привлекать посторонних людей, коли есть мы? Те, кто всегда стоял на страже ваших интересов. – Он гордо выпятил грудь. – Неужели мы недостойны вашего доверия?
Напрашивающееся «недостойны» я с трудом, но удержала в себе и, имитируя глубокую печаль, ответила:
– Александр Николаевич, вопрос не терпел отлагательства, а вас рядом не было, увы.
– Но теперь-то мы есть, – уверенно бросил он. – И готовы обсудить условия, на которых согласимся войти в ваш клан, Лизанька. Согласитесь, наша поддержка вам сейчас нужна как воздух, если не более.
Он надул щеки, придавая лицу выражение важное, но несколько глупое.
– Александр Николаевич, у меня сейчас очень слабый клан, в котором практически никого нет. Денег в клане тоже нет, как и собственности. А вы хотите меня поддержать, перейдя в мой клан. Зачем вам такие жертвы?
Он с шумом выпустил воздух:
– Так ради вас, Лизанька. Чего не сделаешь ради близкого человека, правда? А что собственности и денег нет, так мы непременно потребуем от Фаины Алексеевны выдать нашу долю. Имеем право. Как и вы.
Он сжал кулак и стукнул по столу. Аккуратненько так стукнул, чтобы не повредить ни стол, ни руку, но показать свою силу и уверенность.
– Лиза, мы всегда были на вашей стороне, если вы помните, – продолжил Рысьин. – Вы мне всегда были почти дочерью. А Юрию… да ближе вас у него никого нет. Как вы пропали, он…
– Рыдал в подушку по ночам? – невозмутимо уточнила я. – Согласна, Юрий Александрович очень чувствительный молодой человек. Наверное, поэтому и имеет слабость к успокоительным каплям из валерианы.
– Лизанька, как вам не стыдно? – возмутился Рысьин. – Это была провокация со стороны Волкова. Наглая, гнусная провокация! Не уверен, что там не было использовано чего-то этакого, запрещенного. – Рысьин повертел рукой с платком, показывая «этакое», а потом опять вытер шею. – Куда только Фаина Алексеевна смотрела, когда так унижали честь клана? Но ставить бедному мальчику в вину это происшествие жестоко.
Разговор мог затянуться, а у меня не было ни малейшего желания ни разводить политесы, ни задумываться над рысьинскими предложениями.
– Итак, Александр Николаевич, чего вы хотите? – холодно спросила я. – У меня мало времени, поэтому прошу вас четко обозначить по пунктам ваши требования, не отвлекаясь на посторонние детали.
– Мы согласны вступить в ваш клан вместе с причитающимися нам активами при условии, что Юрий станет вашим мужем, – быстро, по-военному, выдал Рысьин и продолжил уже куда более расслабленно, надеясь за словесами замаскировать смысл предложения: – Ну а мне, соответственно, выделено подобающее место. Лизанька, уж об этом вы точно не пожалеете. Я прекрасный управленец, не побоюсь этого слова, а вы всего лишь юная слабая барышня, которая многого не знает и не умеет. Но я вам передам все, что накопил за свою долгую жизнь.
Не иначе как Рысьин рассчитывает на мое место? Наверное, уверен, что я с радостью передам бразды правления и скроюсь за широкими плечами от мирских проблем, а управлять – управлять будет он. Вон как важно надулся, наверняка уже представляет себя во главе клана, пусть маленького, но отжавшего у большого клана Рысьиных все, до чего дотянется. В то, что отожмет, я верила, а вот в то, что сможет чем-то управлять, – нет.
– Сейчас мы подпишем договор, где перечислены все мелочи, чтобы и вам не было обидно, и нам.
Он расстегнул портфель и достал оттуда солидную кожаную папку с позолоченной монограммой в углу. Позолота местами облупилась, показывая серую невзрачную основу.
– А вы можете меня обидеть, Александр Николаевич? – сделала я жалобные глаза.
– Помилуйте, Лизанька, и в мыслях не было, – всполошился он. – Как вам только в голову пришло? Вы же мне почти дочь родная. Просто порядок должен быть во всем. Да и вам, уж простите, свойственно давать обещания, которые вы потом забываете. – Он хохотнул. – Но мы с Юрием не в обиде. Мы прекрасно понимаем, что девичья память короткая. Нам ли вас судить, если вы просто забыли?
Это был явный намек на помощь с учебником по магии. Юрию за этот подарок я, вне всякого сомнения, была благодарна, но не настолько, чтобы выходить за него замуж. Да я ему этого и не обещала.
– Вот поэтому, – продолжал разливаться соловьем Рысьин, – я и считаю, что все должно быть записано на бумаге и заверено клановой печатью.
– Увы, у меня нет клановой печати, – прервала я его.
– Как это нет? – опешил он. – Каждый клан должен иметь печать. Лизанька, как же вы так? Вот видите, не зря я считаю, что вам нужен умудренный опытом советник. Я закажу печать, не беспокойтесь. Какие между нами могут быть сомнения? Подписывайте так, пока без печати, и я сразу займусь делами нашего клана.
Он распахнул передо мной папку, и моему взору предстала толстая стопка листов, которые следовало заверить своей рукой. Чернильницу Рысьин тоже услужливо подвинул ко мне поближе.
– Я непременно изучу договор в ближайшее время, – сладко улыбнулась я. – Видите ли, Александр Николаевич, я считаю дурным тоном подписывать договор, не прочитав его от начала и до конца.
– Да что там читать, Лизанька? Вы меня оскорбить хотите? – патетически воскликнул он. – Разве я могу вас обмануть? Вас, мою будущую невестку? Да я, можно сказать, единственная ваша опора в этой жизни, а вы так меня обижаете. Нехорошо… – Он укоризненно поцокал языком, силясь меня смутить.
– Нехорошо подписывать, не читая, – возразила я. – А то как бы не оказалось, что у меня обязанностей перед вами больше, чем у вас передо мной.
– Я вижу, что вам пока не до близких родственников, – с трагической миной сказал Рысьин, захлопнул папку и убрал в портфель. – Пожалуй, я навещу вас вечером, когда вы успокоитесь и примете себя как главу клана. И поймете, что лучшего помощника вам не найти. И получить с Рысьиных причитающееся без меня у вас тоже не получится, учтите.
Теперь я пожалела, что не успела ничего прочитать. Интересно, что там вписано, что даже такой махровый интриган уверен, что не сумеет меня убедить в исключительной пользе этого пункта для меня?
Рысьин уходил с оскорбленным видом, ничуть меня не задевшим. Если я о чем и жалела, то лишь о том, что этот визит точно не последний. Но поскольку почти сразу после него пришла Аня Тимофеева, посещение любящего родственника и связанные с ним загадки я тут же выбросила из головы.
– Salve, – хихикнула та, поднимая руку на манер приветствия древнеримских легионеров. – Рада видеть главу нашего клана целой и невредимой. Мама ждет нас всех на праздничный обед. А папа где? – Она вопросительно огляделась.
– Они с Владимиром Викентьевичем отошли по делам. Должны скоро вернуться. Аня, не в службу, а в дружбу: купи свежих газет, пожалуйста.
– Объявление о клане будет только в вечерних выпусках. Ох, что тогда начнется…
Она невольно хихикнула, но я ее веселья не поддержала:
– Мне нужна информация о покушении на Ольгу Александровну. Очень нужна. А выйти одной из университета я пока опасаюсь, понимаешь?
Анна расспрашивать не стала, коротко кивнула, убежала за газетами и притащила целую пачку.
К сожалению, Волков оказался прав: Николай не только был подозреваемым в покушении на Ольгу Александровну, но его уже успели арестовать, поскольку он не смог ответить на вопрос, где находился с восемнадцати часов десяти минут вечера и до шести часов двадцати минут следующего утра. Как это неразумно с его стороны – беспокоиться о моей репутации, в то время как на кону стоит его собственная жизнь. Но я такую глупость поддерживать не намерена.
Глава 31
Извелась я до прихода Владимира Викентьевича знатно. И главное, ни в одной газете подробностей не было: ни какого рода покушение случилось, ни пострадала ли хоть немного великая княжна. Даже ее фотографий не было. А вот фотографии Николая были. С недоуменными приписками, как мог офицер, получивший внеочередное звание за спасение цесаревича, напасть на его сестру. Даже выдвигались предположения, что со спасением Михаила Александровича тоже было не все чисто. В последнее даже я сама могла поверить: еще очень свежи воспоминания, как я сама «обезвреживала» бомбиста. Исходя из моего опыта, спасти цесаревича от покушения проще пареной репы. Даже удивительно, что его так редко спасают. Впрочем, я не особо интересуюсь новостями, возможно, зря: вдруг там спасителей набралось уже на целый полк?
– Владимир Викентьевич, – рванула я к целителю, лишь только он появился на пороге, – нужно срочно спасать Колю!
– Колю?
– Николая Хомякова. Мы собирались заключить помолвку, но Фаина Алексеевна все оттягивала разрешение, а теперь…
А теперь нахлынуло осознание, что помолвка вообще может не состояться, если Николая признают виновным и приговорят… Боже мой, к чему его могут приговорить? К каторге? К расстрелу? Я опять чуть не заметалась по лаборатории, заламывая руки.
– А теперь его обвиняют в покушении на великую княжну. Он ни за что сам не скажет, где был этой ночью. Потому что он был у меня.
– Елизавета Дмитриевна, – осуждающе выдохнул целитель.
– Оу, – восхищенно выдала Анна. – И правильно. Пока дождешься разрешения, состариться можно.
– Анна! – возмущенно рявкнул Тимофеев. – От тебя я такого не ожидал.
– А что случилось, папа? – удивилась она. – Я одобряю действия главы клана, какими бы они ни были. Это не значит, что я собираюсь поступать так же.
– Вы неправильно поняли, – вспыхнула я. – Николай никогда бы не пошел на неблаговидный поступок. Он помогал мне в одном очень важном деле. И при нас все время была Полина. Кстати, она тоже может свидетельствовать, – оживилась я.
Правда, если она расскажет, как именно ей пришлось присутствовать, проблемы наверняка будут уже у меня. Но эти проблемы несоизмеримо меньше Колиных.
– Елизавета Дмитриевна, вам следует говорить так, чтобы ваши слова нельзя было толковать двояко, – укоризненно сказал Владимир Викентьевич. – Вы теперь глава клана. Вы не можете позволять себе нести все, что в голову придет, даже если очень взволнованы.
– Я должна ехать свидетельствовать в пользу Николая. Он сам никогда не скажет, где был.
– Куда ехать?
– Туда, где его арестовали, разумеется.
– Его, скорее всего, уже перевезли в Царсколевск. Такие расследования проходят под особым контролем, – кашлянул Тимофеев. – Давайте поступим так, Елизавета Дмитриевна. Вы сейчас успокаиваетесь и перестаете светить глазами. Признаю, это выглядит устрашающе, но вы ведь собираетесь пугать не нас?
– Извините. – Я убрала частичную трансформацию, которую запустила, даже этого не заметив. Вот еще проблема: похоже, любопытная лиса пытается вылезать самостоятельно, контроль у меня над ней слабый. – Я постараюсь не светить.
Тимофеев одобрительно кивнул:
– Так вы выглядите значительно приятней, Елизавета Дмитриевна. Итак, я сейчас сделаю пару звонков, чтобы прояснить местоположение вашего Хомякова. Потом мы идем обедать.
– Но… – вскинулась я.
– Обедать, Елизавета Дмитриевна. Процесс я запущу, как станет что-то известно, тогда и будем думать, что делать дальше.
– Я как раз собиралась объявление в газету подать о помолвке.
– Категорически не рекомендую вам этого делать до оправдания Хомякова.
– Почему? – вскинулась я. – Я не откажусь от Николая.
– Потому что привлечете к нему нежелательное внимание Михаила Александровича.
Тимофеев посчитал, что сказал достаточно, прошел к телефону и действительно позвонил сначала по одному номеру, потом по другому. На мое счастье, второй абонент даже ответил и пообещал разузнать, где сейчас Хомяков и что можно для него сделать. Разузнать и перезвонить Тимофееву домой.
– Теперь остается только ждать звонка, – сообщил он. – Делать это лучше за хорошим обедом. Только умоляю вас, Елизавета Дмитриевна, без этих ваших штучек. – Он помахал рукой перед глазами. – Моя супруга весьма нервная особа, не хотелось бы на ней применять свои умения по выведению из обморока.
– Разумеется, Филипп Георгиевич, я в состоянии держать себя в руках. Я совершенно спокойна.