Гимназистка. Под тенью белой лисы

В квартиру я почти бежала, подгоняемая мыслями об обиде домового. Он и вправду посмотрел неласково, когда я заперлась в спальне и его позвала. Пришлось его убеждать, что у меня и в мыслях не было его бросать, я боялась за документы, но переезжать не планировала. А как только выяснилось, что придется переезжать, сразу за ним вернулась. Мефодий Всеславович хмуро сообщил, что Полина так и не приходила.

– Зато теперь у нас будет свой дом, – заискивающе сказала я.

– Это дело хорошее, – немного оттаял он. – Эх, а я уже к этому месту привык. Прижился.

– А мне оно сразу показалось временным.

Я забрасывала вещи в чемодан, решив все же от них не отказываться: не бегать же мне теперь, заказывая новый гардероб, тем более что Фаина Алексеевна много задолжала семье Седых, не обеднеет, если часть отдаст. Уложила я почти все, не иначе как использовав четвертое измерение, но чемодан оказался неподъемным, так что я только обрадовалась, когда Тимофеев его у меня отобрал. Шкатулку с домовым я крепко прижимала к груди. Больше я таких промахов не допущу. Но у домового должен быть свой дом, и скоро он будет.

– Владимир Викентьевич, а как скоро решится вопрос с жильем?

– Дом я быстро не найду. К сожалению, Царсколевск я не так хорошо знаю, – запечалился он. – Значит, надо снять номер в гостинице. Хотя бы на первое время.

– Владимир Викентьевич, вы меня обижаете, – неожиданно возмутился Филипп Георгиевич, – разумеется, вы будете моими гостями, как же иначе? И с выбором дома я помогу. Как-никак я лицо заинтересованное, мне же там тоже работать. Знаете, у меня даже есть один подходящий на примете, купеческий особняк. Владелец разорился, как раз продает. И недалеко…

Он посмотрел весьма задумчиво на Владимира Викентьевича, тот ответил столь же выразительным взглядом.

– А не посмотреть ли нам это здание, Филипп Георгиевич? – вкрадчиво предложил Звягинцев.

– А почему бы и нет, Владимир Викентьевич? – сразу же согласился Тимофеев. – Здание-то хорошее, могут некстати увести. Отнесем чемодан в лабораторию да и пойдем смотреть. Елизавета Дмитриевна, на вас лаборатория.

– Но разве я не должна участвовать в выборе дома? – удивилась я.

– Елизавета Дмитриевна, во-первых, вы все равно не знаете требований к лечебницам, – сурово ответил Тимофеев. – Во-вторых, если мы будем отвлекаться на вашу охрану, можем не заметить что-то важное. Дело это слишком серьезное. И в-третьих, в лаборатории непременно должен быть хоть кто-то, кто мог бы ответить, что заведующий отправился по срочным научным делам.

– Но я глава клана! – попыталась я воззвать к их совести.

На меня оба посмотрели столь снисходительно, что я сразу же начала сомневаться, кто здесь глава.

– А это значит что? – тем не менее спросил Тимофеев.

– Что?

– Что вы не должны все делать сами. А должны делегировать те или иные полномочия знающим людям. Не беспокойтесь, Елизавета Дмитриевна, плохой дом не выберем. С нашим-то с Владимиром Викентьевичем опытом. Или вы нас сейчас пытаетесь обидеть?

– Я вовсе не хочу вас обидеть, но речь идет о выборе моего будущего дома.

И дома для моего домового.

– Главным образом речь идет о выборе помещения для клановой лечебницы, – заметил Владимир Викентьевич. – И здесь Филипп Георгиевич, вне всякого сомнения, прав: вы ничем не можете помочь в выборе, поскольку не знаете, что должно быть определяющим. Пока не знаете. Не волнуйтесь, к обеду мы непременно вернемся.

На этой оптимистической ноте они меня оставили. Пришлось успокаивать себя тем, что оставили не просто так, а за главную. Конечно, они были правы: я сейчас больше обуза, но сдается, они собираются обсуждать вдвоем что-то, касающееся клана. Хитрые старые лисы, даром что не оборотни… Наверное, притянулись ко мне по родству душ.

Я задвинула чемодан за стол, поставила на него шкатулку и подошла к зеркалу. Больше лиса оттуда не смотрела, теперь она точно была внутри, я могла вызвать ее в любой момент и полностью, и частично. Я чуть изменила глаза, и они загорелись жутковато-красными огнями. Крепкая у Николая психика: увидеть такое в темноте – и при этом не только не испугаться, но и обнять. А ведь у меня еще и шерсть была не в порядке. Нет, пока в норму не приду, никому показывать второго зверя не буду. Лиса чуть слышно тявкнула, соглашаясь со мной, но намекая, что выгуливать ее надо: так и шерсть быстрее восстановится, и общий красивый вид, и глаза засияют ярче. Так, чтобы раз взглянула – и сразу наповал. Я вздохнула, вернула свои родные глаза и собралась идти за свой стол читать.

Дверь распахнулась резко, без стука, и на пороге появился Волков. Кажется, мои целители просчитались: с ними я была бы в большей безопасности, чем в мирной университетской лаборатории. Я быстро набросила плетение ментальной защиты и вопросительно посмотрела на посетителя, не желая показывать свой страх. В конце концов, у меня теперь целых две зубастых пасти, да еще магия сверху. Просто так не сдамся. Но Волков нападать не торопился. Стоял на пороге и с некоторой ленцой оглядывался.

– Филипп Георгиевич отошел ненадолго по делам и вскоре обещал вернуться, – проинформировала я визитера на всякий случай.

– Соболевы вызвали хвост накрутить? – нехорошо оскалился Волков. – Ах да, у него же нет хвоста. Значит, придется откручивать что-то другое, не жизненно необходимое. Голову, например. Ваш заведующий ею точно не пользуется. Так подвести собственный клан. Не будет ему житья у Соболевых, пока от вас не избавится, Лиза. Так что пакуйте вещи.

В конце фразы он угрожающе рыкнул. Но меня не испугал, скорее удивил, поскольку по всему выходило, что он заявился не потому, что узнал о создании нового клана. По-видимому, не только Фаина Алексеевна рассчитывала вернуть блудную часть клана, но и Соболев пока не устраивал скандала.

– Александр Михайлович, паковать или нет мне вещи, может решить только Филипп Георгиевич. Или вы хотите помочь? Так не офицерское это дело – таскать баулы. Урон чести.

– Все шутите, Лиза? Думаете, коли помолвку Львовы разорвали, так новая у вас в кармане?

– А они разорвали?

– А то вы не видели сегодняшних газет?

– Мне, знаете ли, сегодня не до газет было, – мило улыбнулась я и подумала, а не нужно ли дать объявление о создании клана. Пожалуй, стоит уточнить у Владимира Викентьевича.

– То-то вы такая спокойная, – оскалился он. – А ведь это не единственная новость насчет Львовых.

– В самом деле? И что же там за новости? – спросила я, лишь бы не молчать, все-таки императорская семья оставалась вне зоны моих интересов, пока не пришло время возвращать им артефакт.

– Покушение на Ольгу Александровну.

– На великую княжну? – охнула я.

– Да вы не волнуйтесь так, Лиза. И княжна осталась в живых, и преступника задержали.


– Преступника?

– Поручик Хомяков. Знаете такого?

Волков весело оскалился и засиял зеленью глаз, а мне потребовались все силы, чтобы не свалиться в обморок, но за раковину я на всякий случай ухватилась.

– Вижу, знаете. Так вот, Лиза, судьба поручика зависит от вас: я могу его вытащить, но сами понимаете, не просто так.

– А за артефакт?

– Ставки выросли. Теперь, – он подчеркнул слово рычанием, – мне одного артефакта мало. Мне нужен союз с Рысьиными через вас, дорогая.

Лучше бы ему был нужен союз со Свиньиными-Морскими. Там он точно ко двору придется. И невеста согласна хоть сейчас под венец, даже уговаривать не надо. Отправить бы ее под плетением личины в местный храм. Волков бы точно мое плетение не разглядел, но вопрос: как к этому отнесутся боги?

– Я подумаю над вашим предложением, Александр Михайлович, – царственно кивнула я. – А пока можете быть свободны.

Хотелось расспросить, что же произошло с Николаем, но Волков все равно не скажет правды, а видеть его не было не только желания, но и сил.





Глава 30




Волков на прощание насмешливо бросил, чтобы я не особо долго раздумывала, а то с каторги Николая вытаскивать будет сложнее, да еще придется использовать незаконные методы. Будто нынче он использовал исключительно законные! Я почувствовала, как внутри гневно заворочалась не только рысь, но и лиса, и даже успела испугаться, что вспыхнувшие от злости глаза некстати выдадут тайну, но тут Волков церемонно склонил голову, словно был на великосветском приеме и вел необычайно куртуазную беседу, попрощался совсем как воспитанный человек и ушел. А я не только не дала ему по физиономии, но даже не оцарапала, так что вполне могла гордиться собственной сдержанностью.

Желание бежать и что-то делать я в себе подавила, поскольку сначала нужно было решить, что именно делать, и посоветоваться хотя бы с Владимиром Викентьевичем, который к тому же мог принести свежие газеты с ценной информацией. Вдруг там совсем не то, что поведал Волков? Со штабс-капитана станется сгустить краски и превратить Николая из свидетеля в главного подозреваемого.

За газетами бежать было нельзя, хотя и очень хотелось. Возможно, Волков только и ждал, чтобы я вышла из защищенных стен университета в город. Он-то прекрасно помнил о разрешении Фаины Алексеевны и не знал, что теперь она ко мне не имеет никакого отношения. Проверять, может ли штабс-капитан без последствий для своего клана украсть главу чужого, не хотелось. Пожалуй, я не настолько любопытна.

Но сидеть в бездействии оказалось выше моих сил. Я пометалась по лаборатории, роняя все, что попадалось под руку. Или под ногу. Когда высокий табурет в очередной раз оказался на боку и покатился по полу, я его подняла, аккуратно придвинула к своему столу и постаралась взять себя в руки. Пинанием табурета Николаю не помочь. А чем помочь, я пока не представляла: слишком мало было данных. В то, что Николай мог быть как-то замешан в покушении, не верилось ни на гран. И не только мне: не зря Волков убежден, что сможет его оправдать. Возможно, это вообще было частью какой-то комбинации. Мог он действовать совместно с великой княжной? Запросто. Мне припомнились фотографии в газете, и я решила, что у Ольги Александровны достаточно неприятное лицо, чтобы войти в союз с Волковым. Подобное притягивается подобным. Даже странно, что они не заинтересовались друг другом: в таком случае Волкову было бы куда проще добраться до вожделенного трона. Или дело в том, что львица ему не по зубам?

Нервы у меня были взвинчены до предела, поэтому только раздались шаги в коридоре – и я уже бросилась открывать дверь, уверенная, что это наконец пришел либо Звягинцев, либо Тимофеев. Но действительность оказалась куда менее приятной: меня почтил своим вниманием Александр Николаевич Рысьин, о котором я уже успела благополучно забыть. Но не он обо мне. Заботливость, благожелательность и любовь так и сочились из него, словно мед из сот. А толстый кожаный портфель намекал, что нынешний визит не просто дружеский, а деловой.

– Боги мои, Лизанька, как я рад видеть вас в добром здравии! – заворковал он, едва меня заметил. – Милая, как вы нас всех напугали своим побегом. – Он укоризненно покачал головой и поцокал языком. – Я бы сказал, что это поступок детский, незрелый, если бы не понимал, что Фаина Алексеевна своими действиями приперла вас к стене. Можно сказать, оттеснила на край пропасти, где еще шаг назад – и возврата уже не будет. И все же это было слишком авантюрно, милая вы моя. Обратись вы ко мне, и мы бы непременно придумали, как укротить зарвавшуюся Фаину Алексеевну, а вы избежали бы множества неприятностей, не так ли?

– Добрый день, Александр Николаевич, – мне наконец-то удалось вставить приветствие в этот поток не слишком связных слов. – Вы к Филиппу Георгиевичу? Так его нет, и неизвестно, когда будет.

Я встала на пороге лаборатории, показывая нежелание впускать посторонних.

– Боги с вами, Лизанька. – Рысьин выставил перед собой руки ладонями ко мне, словно собираясь сдаться в плен, но не имея сил поднять их выше. – К чему мне Тимофеев? Я к вам. Узнать, как вы поживаете, не нужна ли помощь. Чай, не чужие люди. Близкие родственники.

– Спасибо, помощь не нужна, – довольно сухо ответила я, прекрасно понимая, что ради озвученных причин Рысьин не обеспокоился бы посещением.

– Лизанька, я хотел бы с вами поговорить, – понизив голос, прогудел он. – Приватно, так сказать. Коридор – неподходящее место для беседы, в которой вы заинтересованы не меньше меня.

– Вот как?

– Уж поверьте, милая моя.

Рысьин заулыбался и невозмутимо расстегнул пальто, давая понять, что разговор долгий и разговаривать надо со всеми удобствами.

– Заходите, – смирилась я. – К сожалению, чай у нас не предусмотрен, так что угостить вас будет нечем.

– А и не надо, Лизанька. – Он бегло осмотрелся. – Где мы можем присесть и пошушукаться по секрету? Маленькому такому внутрисемейному секрету.

Он мне подмигнул, пытаясь показать близость, которой между нами не было, но я ему не стала даже улыбаться.

– Прошу вас. – Я махнула рукой на свой стол и сама отправилась к нему.

Усевшись, обнаружила, что Рысьин уже пристроил пальто на вешалке, пригладил густые седеющие волосы и двинулся ко мне, гипнотически уставившись, словно пытаясь внушить нужную мысль. На всякий случай я набросила плетение против ментального воздействия: хоть Рысьин и не маг, но кто ему мешает использовать артефакт или вовсе другие техники?

Он осторожно умостился напротив меня на табурет, скрипнувший под ним столь жалобно, что Александр Николаевич даже на миг застыл, а потом осторожно покачался, дабы убедиться, что сиденье не развалится и он не окажется на полу. Но, кроме единственного жалобного скрипа, ничто не указывало на дряхлость мебели.

– Лизанька, вы прекрасно выглядите, – вновь сказал Рысьин, с чего-то решивший, что в первый раз я этого не услышала. – Повзрослели, похорошели. М-да. – Он вытащил большой клетчатый платок и прошелся им по шее. – Девочка моя, я прекрасно понимаю, как вам сложно. Хрупкие женские плечики не предназначены для бремени власти.

– Это вам к Фаине Алексеевне надо, – заметила я. Визитер развлекал, но не настолько, чтобы беспокойство о Николае исчезло. – Но подозреваю, она считает свои плечи достаточно сильными и с вами не согласится.

– Если бы я хотел переговорить с Фаиной Алексеевной, я пришел бы к ней, – со вселенской скорбью в голосе сказал Рысьин. – Но я пришел к вам, Лизанька. Исключительно с целью помочь.

Неужели этот жук уже в курсе перемен?