Гимназистка. Под тенью белой лисы

Я понимала, что ее злю, но ничего не могла с собой поделать, поскольку она меня злила тоже.

– Лиза… – прошипела любящая бабушка.

– У вас свои секреты, у меня свои, – радостно ответила я ей.

– А ты хваткая барышня, – неожиданно бросила Рысьина. – Только я не уверена, что клану стоит поддержать твои притязания.

– Притязания на что? – уточнила я. Может, и напрасно, поскольку до сих пор Рысьины мои притязания ни на что не поддерживали.

– Нам пришла официальная бумага из императорской канцелярии о том, что девица Елизавета Рысьина находится под особым контролем императорской семьи и ее брак не может быть заключен в обход императора, – сказала, как выплюнула, Рысьина.

Столько неприязни мне раньше не доводилось видеть, притом что довольство лицо княгини посещало весьма редко, а злость – напротив. Еще было странно, что неприязнь в этот раз была направлена не на меня, а на тех, кто запретил ей распоряжаться моей жизнью. У меня же чувства были смешанными: от Рысьиных меня худо-бедно защитили и внезапный брак с каким-нибудь Бобровым мне теперь не грозит, но уж больно извращенным способом это было проделано. Куда проще было бы написать официальное письмо с четким указанием, с кем должна быть заключена помолвка. И теперь по всему выходит, что мы с Николаем должны обращаться за разрешением к императору? Похоже, помолвка мне в ближайшее время не светит…

– Михаил Александрович пообещал похлопотать за нас с Николаем перед вами, – ответила я, стараясь не показать своего разочарования результатом этих хлопот.

– За вас с Николаем? – Княгиня расхохоталась, встала с дивана, прогнувшись, как отдохнувшая кошка, и небрежно бросила на стол пачку газет, которые до этого лежали у нее на коленях. – Блажен, кто верует. Почитай на досуге. Будет тебе Звягинцев завтра. В утешение.

Она ушла, а я ухватилась за газеты, силясь понять, на что намекает Рысьина. Долго думать не пришлось. Вряд ли она впечатлилась моим героическим спасением Львова. Да, статей об этом хватало, куда уж без них, и среди иллюстрирующих фотографий не было ни одной, где была бы в кадре Софья Данииловна. Зато тех, где я стою рядом с цесаревичем или сижу на полу рядом с ним же, – предостаточно. И выглядело это так, что даже самый недогадливый понял бы: между мной и цесаревичем что-то есть.

Но если бы дело было только в этом, я бы пережила. С каждой развернутой газетой мое настроение падало все ниже и ниже, пока окончательно не угнездилось где-то под полом. Да что там под полом? Глубоко-глубоко под землей.

Почти в каждой газете была статья, изобличающая Соболевых. Проблемам губернаторства было уделено немало места, в том числе упоминали и о пропаже английской певицы, турне которой так и не было завершено. В связи с этим пытались взять интервью у Песцова, а поскольку тот отказался, репортер радостно заключил, что Песцов либо подкуплен, либо запуган Соболевыми. Даже по подаренным артефактам прошлись, причем статья в точности подтверждала все рассказанное Анной о запрете на использование. В конце между строк читался вопрос: как можно цесаревичу заключать брак с девицей из столь неблагонадежного клана? Похоже, шестеренки механизма по лишению Соболевой статуса невесты хорошо смазаны и активно работают, так что ждем со дня на день расторжения помолвки.

Такая ерунда обеспокоить меня не могла, поскольку теплыми чувствами к Софье Данииловне я бы не прониклась, даже проживи мы с ней бок о бок пару лет. Взволновало меня совсем другое: кроме статей, поносящих Соболевых, был явный переизбыток статей, превозносящих Рысьиных. Княгиня в них казалась прямо ангелом во плоти, обеспечивающим приюты, дома престарелых и лечебницы по высшему разряду. Поверить в то, что эта информация соответствует действительности, я никак не могла: чем-чем, а избытком благотворительности Рысьина не страдала. А значит, на эти статьи был сделан заказ едва ли не тем же, кто приказал очернить Соболевых.

– Елизавета Дмитриевна, вы будете ужинать? – прервала мои размышления Полина.

– Буду, – ответила я. – Накрывайте.

– Фаина Алексеевна была очень довольна, – неожиданно сказала Полина, раскладывая на столе приборы.

Я только и смогла, что многозначительно хмыкнуть в ответ. Хотелось надеяться, что для ее довольства причин нет, а статьи о том, какой хороший клан Рысьиных, лишь дань тому, что я сегодня «спасла» цесаревича.





Глава 22




Но это были отнюдь не все неприятные сюрпризы. Хотя я подспудно ожидала в качестве худшего варианта явления взбешенного Волкова, реальность оказалась куда гаже. Точнее, сон. Потому что во сне ко мне, точнее в меня, заявился гость. Точнее, гостья. И гостья весьма невоспитанная. По ощущениям, словно кто-то проходился по всем комнатам, открывал двери и старательно изучал содержимое. И то, что это не совсем сон, я поняла не сразу, поэтому посетительница успела проверить несколько помещений и ознакомиться с моими секретами, которые по отдельности ценности не представляли, но в совокупности…

– Черт побери, да где же это? – пробормотала наглая особа.

– Что это? – поинтересовалась я, находясь пока в блаженной уверенности, что смотрю странный сон.

– Центр управления. Мне сказали перехватить управление. Дурдом какой-то, а не голова, – искренне возмутилась она. – Какие-то хомячки, морские свинки. И даже собственный песец есть. Вон сидит в углу, щерится, морда наглая.

Я заглянула: морда вовсе не была наглой, довольной – это да.

– А вы рассчитывали исключительно на тараканов?

– Тараканов тут тоже хватает, но это не моя печаль, – продолжала рассуждать незваная гостья. – Мне нужно управление, совсем ненадолго. Заберу кое-что, а дальше пусть хозяйка этого зоопарка разбирается. А ты голосовой помощник? Типа Алисы?

Теперь я ее увидела. Полупрозрачный силуэт в весьма фривольном наряде вполне материальными ухватками пытался открыть заклинившую дверь. Почему-то появилась уверенность, что гнать вторгшуюся особу нужно немедленно. А также я наконец поняла, что это совсем не сон, а очередная попытка Темного бога добраться до моей захоронки. Самое ужасное, что теперь, когда я наконец догадалась, где артефакт, некоторые шансы заполучить желаемое у него появились, чего нельзя было допустить.

– Нет, я хозяйка. Убирайся-ка из моей головы, пока без волос не осталась.

– Руки коротки, – хохотнула она. – Слушай, может, договоримся? Мне очень нужна такая круглая штуковина. Я без нее не уйду, имей в виду.

– Как миленькая уйдешь, – фыркнула я и начала выдавливать наглое видение.

Выдавливаться она не хотела. Несмотря на полупрозрачность, визитерша была плотной и холодно-упругой, как осьминог. Не хватало только присосок на конечностях, но и без них она словно приклеилась к полу и не сдвинулась ни на волос. Правда, для этого ей пришлось раскорячиться на манер морской звезды и упереться руками в стены.

– Так как насчет договориться? – пропыхтела она. – Так-то мне твое тело на фиг не сдалось, у меня свое есть. Но мне очень нужна одна штука.

– Зачем?

– Отдать заказчику, разумеется. Он мне кучу деньжищ пообещал, – восторженно пискнула она. – Ты же все равно этой штуковиной не пользуешься. – Она опять потянула на себя закрытую дверь. – Точно знаю.

– Мало ли чем я пока не пользуюсь, – пробурчала я. – Это не значит, что не собираюсь пользоваться в дальнейшем.


Качнувшись назад изо всех сил, я ударилась о посетительницу. От неожиданности она отлепилась от ручки двери и даже немного сдвинулась. Куда? Появилась уверенность, что выдавить ее нужно в самый конец коридора, зияющий мрачной темнотой, чуть подсвеченной пронзающим дыру золотистым лучом. Боже мой, что это вообще за дыра в моем сознании, через которую лезут всякие паразиты? Именно лезут: уверена, эта особа лишь первая ласточка, дальше Темный бог направит кого-нибудь еще, если не удастся решить вопрос с артефактом.

– Слишком жирно такие активы держать в запасе, – не согласилась моя оппонентка и попыталась отвоевать позиции, боднув меня лбом в нос. – Делиться надо.

Я встретила ее движение взмахом руки, на которой неожиданно выросли длинные загнутые когти. В результате противница заполучила несколько царапин, взвизгнула, отшатнулась и начала громко и некрасиво ругаться. Царапины выглядели настоящими, из них даже засочилась кровь, пачкая и без того не слишком чистый пол. Да уж, если это мое сознание, то в нем явно нужно прибраться. Хотя бы по верхам, чтобы удалить мусор и особо наглых тараканов, которых можно заметить даже при беглом осмотре. Они, конечно, мои тараканы, но, по отзывам незваной гостьи, у меня и без того здесь живности навалом. Пройтись, что ли, посмотреть? Дверь, в которую ломилась нахалка, притягивала взгляд неимоверно, но сначала надо все здесь очистить от посторонних особ, желающих перехватить управление.

– Мне обещали, что будет легко и быстро. Я не подряжалась на драку, – зло бросила гостья.

Она провела рукой по щеке, трогая царапины и пачкаясь в собственной крови. Кровь на руке неожиданно ярко засветилась, чуть переливаясь из синего в зеленый цвет, что почему-то противницу не испугало, а вдохновило. Наверное, посчитала, что терять теперь нечего: все равно уже мутант. Или, как вариант, решила, что раз кровь голубая, то она теперь аристократка и должна стоять до конца, поэтому пришелица сжала кулаки, выставила их перед собой и уперто выдохнула:

– Но если надо, так вмажу, что мало не покажется.

– Я бы на твоем месте не вмазывала, а постаралась побыстрее вернуться, а то возвращаться будет некуда, – заметила я, внимательно отслеживая ее движения. Когти когтями, а получить удар кулаком по носу не хочется: не уверена, что после того, как проснусь, нос не окажется свернут.

– Ты про что?

– Про то, что договоры бывают невыгодными для одной из сторон. Поторопись, а то без тела останешься. По себе знаю.

Получилось угрожающе. Посетительница заволновалась. Причем во всех смыслах этого слова: под полупрозрачной оболочкой стали заметны завихрения, по поверхности прошла рябь. Нужно срочно дожимать.

– Чем быстрее вернешься, тем больше вероятности, что с тобой там ничего не случилось, – завыла я уже совсем потусторонним голосом, который весьма подходил к красноватым бликам от моих глаз, явно загоревшихся инфернальным лисьим огнем. – Задержишься – и случится и тут, и там.

Я мягко качнулась, пихнув почти не сопротивляющееся тело.

– А тут-то что может случиться? – растеряв всю уверенность, спросила визитерша, сделав шаг назад, чтобы не упасть.

– Я заберу твою душу, – решила добавить я красок, подвывая, как ведьма в трансе или рысь, пытающаяся напугать противника. – И она будет вечно служить мне. Вечно служить!

С последним завыванием я толкнула чужачку так, что она наконец вылетела через дыру в стене, почти как пробка из бутылки шампанского, и начала стремительно удаляться. Какое-то время я следила за полетом, но она летела с такой скоростью, что очень быстро из женской фигуры превратилась в светящуюся точку, а потом и вовсе исчезла.

Исчезнуть-то она исчезла, но вот светящаяся нить, соединяющая меня и предположительно Темного бога, никуда не делась, даже когда удалось закрыть проем, просто сдвинув рваные края друг к другу. Яркий светящийся луч так и упирался одним концом в стену, другим в меня, словно напоминая, что я, пока не разделаюсь с договором, остаюсь уязвимой для новых вторжений.

Закрытая комната, куда рвалась и не попала нежеланная гостья, обзавелась ключом в замочной скважине. Но ключом, намертво застрявшим, не поворачивающимся ни вправо, ни влево, а поскольку застрял он немного наискосок, то и выдернуть его тоже было нельзя. Можно было лишь рассмотреть затейливую головку с изображением той самой лисы, которая старательно на меня пялилась из зеркал в последнее время. Получается, чтобы провернуть ключ дальше, нужно пялиться в ответ и терять сознание? Я засомневалась: так ли мне нужны ответы на вопросы о моем прошлом?

Постепенно стены и двери становились все более смазанными, пока сон наведенный не перешел в сон обычный. Утром я встала с тяжелой головой и мерзким металлическим привкусом во рту, словно ключ так и остался где-то глубоко во мне…

Мефодий Всеславович не порадовал. Домовые университета ничего не слышали о записях Седых, который все свои исследования перенес к Рысьиным, а в университете не оставил даже дневников. Домовые устроили самый настоящий обыск, но не нашли ни клочка бумаги с упоминанием опытов, которые велись в университете, не то что журнала с записями. Я что-то подобное подозревала, поэтому не расстроилась и попыталась подбодрить распереживавшегося Мефодия Всеславовича.

– Так, чую, времени почти не осталось, – вздохнул он, – защита на артефакте истаивает. Темный бог скоро проявится.

– Он уже проявился. Не сам, через посыльного. Попытался заслать новую душу в это тело. Не насовсем, а только чтобы достать артефакт.

– Ох ты ж, – ошеломленно выдохнул Мефодий Всеславович. – Неймется ему. И как?

– В этой схватке я победила, но та особа на драку не рассчитывала и была не готова. Место, опять же, для нее чужое.

Я ничуть не заблуждалась относительно своего успеха: даже в этот раз победа далась нелегко, а что будет, когда заявится готовая к отпору личность, уже со скепсисом относящаяся к пугалкам про душу, я даже загадывать не хотела. Еще меня сильно беспокоил тот факт, что ключом к моей прошлой личности был второй зверь – пугающая меня инфернальная лиса. Почему-то казалось, что если она истает, то ключ в двери попросту сломается, лишив меня памяти о прошлом навсегда.

Во входную дверь постучали, и вскоре Полина внесла поднос с одним-единственным письмом, которое выглядело довольно сиротливо, несмотря на лежащий рядом с ним костяной нож для бумаг. Так же сиротливо выглядела короткая записка: «Хороший ход, но вашу позицию он не улучшит» – с затейливым вензелем «АВ» вместо подписи. На вырисовывание подписи наверняка ушло львиное время из подготовки письма к отправке, настолько тщательно там был прорисован каждый завиток. Наверное, Волков, пытался так успокоиться. Возможно, первые варианты письма были куда длиннее и вычурнее в плане эпитетов. Но поскольку штабс-капитан хотел казаться вежливым, то первые варианты были забракованы и ко мне отправился последний, практически похвала. Но это скорее беспокоило, чем радовало: из записки следовало, что Волков не оставляет свои прожекты относительно меня и уверен, что в ближайшее время я непременно обращусь к нему за помощью. Письмо я отбросила назад на поднос и сказала Полине:

– Фаина Алексеевна пообещала, что сегодня доставит господина Звягинцева. Как только он появится, немедленно мне сообщите.

– Хорошо.

Она стрельнула любопытными глазами на раскрытое письмо, но я и не подумала его убрать, все равно ничего нужного Рысьиным не углядит, и лишь повторила:

– Немедленно, вы поняли? Это очень важно.

– Да-да, разумеется.

Полина сделала вид, что она весьма обижена неверием то ли в ее умственные способности, то ли в ее преданность мне. Но особо не усердствовала, поскольку и она, и я прекрасно понимали, что в случае чего в первую очередь она побежит с докладом к княгине.

Впрочем, завтрак, который мы разделили с Мефодием Всеславовичем, оказался выше всяких похвал, о чем я сообщила Полине перед уходом, выразив надежду, что обед будет не хуже. Если ее и удивляла моя прожорливость, то она этого никак не показала, пообещала, что приложит все силы к приготовлению обеда, и закрыла за мной дверь.

Хоть и было интересно, побежит ли она к Рысьиной сразу, таща в клювике письмо от Волкова, проверять я не стала. Меня ждала работа. Тимофеев, который тоже, скорее всего, изучил вечерние газеты, встретил меня несколько настороженно, но разговаривал исключительно на рабочие темы. Даже доверил самостоятельно приготовить один из нужных растворов, как он сказал, необычайно важный для намечающегося опыта. Испортить раствор хлорида натрия, на мой взгляд, было невозможно, но я все же с точностью выполнила все рекомендации и все тщательно взвешивала. Раствор был перелит в высокий химический стакан, в который Тимофеев осторожно опустил укутанный незнакомыми плетениями артефакт. Артефакт повис примерно посредине жидкости и закрутился вокруг собственной оси, покрываясь мелкими кристалликами соли.

– Идеально, – бросил довольный Тимофеев, но больше ничего не успел сказать, потому что в лабораторию влетела Софья Данииловна с плотно сжатыми губами. Кружево на ее блузке воинственно топорщилось, словно было неведомым оружием, а ленты развевались, как змеи на голове горгоны Медузы.

– Извольте объясниться, Елизавета Дмитриевна! – с порога бросила она.

Тимофеев смущенно кашлянул, но родственница на него не обратила ни малейшего внимания, даже не повернулась, чтобы поздороваться. Я тоже решила пренебречь хорошим тоном и не желать доброго утра неприятной мне особе.

– Простите, Софья Данииловна?