Герои умирают
Часть 78 из 112 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ты точно не знаешь, в чем дело?
Томми пожимает плечами и угрюмо мотает головой:
– Знал бы, давно бы сказал. Извини.
Они всей гурьбой ведут меня вниз, на самое дно стадионной чаши, мимо рядов каменных скамей, темных и выщербленных от времени.
Величество уже там, на южной трибуне, где раньше была королевская ложа, сидит на возвышении в туго набитом кресле, которое он зовет своим троном. Рядом с ним Деофад и…
Вот тебе на – Ламорак. Сидит на месте Аббаля Паславы, выставив перед собой ногу, которая не гнется из-за шины. Шину наложил ему я, причем совсем недавно.
Но я запрещаю себе разглядывать его. Я знаю – задержись я на нем глазами чуть дольше, меня будет не остановить: я рванусь прямо к нему очертя голову, как почуявшая кровь росомаха. Даже не глядя на него, я все время ощущаю его присутствие – моя щека, обращенная к нему, горит, будто обожженная ядовитыми щупальцами актинии.
Хамский стадион… Не люблю бывать тут днем: беспощадное солнце Надземного мира высвечивает каждую трещинку в камне, каждую соринку на арене. То ли дело ночью, когда Подданные жгут праздничные костры и танцуют, едят вволю и напиваются допьяна, а напившись, хлопают друг друга по плечам и клянутся в вечной дружбе. Это и есть тот клей, который соединяет меня с теми, кто приходит сюда ночью: общая память и чувство семьи, которой у меня, по сути, никогда не было.
Но Королевство Арго – это ночная семья; сейчас, при свете дня, этот дом, лишенный чарующего флера дружбы, кажется пустым и бесприютным, как любая ночлежка в трущобах Темпа. Растрескавшиеся каменные скамьи, ярусами уходящие к небу, поросли лишайником. На сыром от недавнего дождя песке чернеют свежие проплешины костров, валяются бараньи кости, яблочные огрызки, рыбьи головы, вишневые косточки и разный безымянный мусор. В этих отбросах не спеша роются две здоровенные крысы. Они ничего не боятся, хотя уже давно рассвело, и бок о бок с ними ищут поживы чайки и вороны. Чайки то норовят долбануть хищным клювом какую-нибудь из крыс, а то вместе с ними отбиваются от соперниц-ворон, которые, хрипло каркая, наскакивают на крыс, на чаек и друг на друга.
Птицы пестрым облаком взлетают, когда я приземляюсь на песок, перескочив через каменное ограждение арены. Одна крыса так раздулась от жрачки, что не успевает убежать. Я поддаю ее ногой, и она с отчаянным писком катится по арене.
За мной спускаются около дюжины Подданных, которые привели меня сюда; вперед важно выходит Томми и с видом завзятого царедворца начинает:
– Я привел на Суд Королевства Арго Почетного Барона…
– Заткнись! – бросаю ему я и подкрепляю свои слова небольшой оплеухой.
Томми пролетает пару шагов вперед, но восстанавливает равновесие и поворачивается ко мне. Его лицо пылает гневом и обидой.
– Кейн, черт тебя подери, нельзя же…
Но я уже не слушаю его. Мои глаза устремлены на Короля и его Суд.
– Хватит валять дурака, величество, – громко говорю я. – Я пришел. Скажи мне, что тебе нужно, и покончим с этим.
Сзади раздается резкий металлический скрежет: это Подданные, которые стоят за мной полукругом, потянули мечи из ножен; но величество поднимает руку, и все стихает.
– Ладно, – говорит он хрипло и подается вперед; его лицо налито кровью. – Ладно, ублюдок. Где тебя носило всю ночь? Когда ты ушел со склада и куда делся?
– Не твое дело.
Черт, на этот вопрос я не смогу ответить, даже если очень захочу.
Но я уже понимаю, к чему он клонит. Позади меня королевские Подданные. Они отрезают мне путь к отступлению. Я прикидываю, каковы мои шансы пробиться сквозь них, если понадобится.
– Нет, срань такая, теперь это мое дело! – рявкает величество в ответ. – Потому что ты пошел прямо к Котам.
– Да ты из ума выжил. – Сказать бы ему, кто тут на самом деле предатель, но нет… нельзя пока. – Может, ты видел, как я за ручку здоровался с Берном?
Яростно рыча, он вскакивает с кресла и потрясает кулаками так, словно призывает на мою голову молнию с небес:
– Я знаю, что ты работаешь на Ма’элКота, свиная морда! Понял? Знаю!
В наступившем молчании слышно, как, взлетая, свистят крыльями чайки, а за стенами стадиона начинают свой день жители Крольчатников. Обступившие меня Подданные морщатся и отводят глаза.
Наверное, они тоже еще не видели, чтобы величество настолько потерял контроль над собой; я, по крайней мере, вижу такое впервые. Но мне случалось слышать голоса и пострашнее, так что одной яростью меня не напугаешь.
– Да ну? – спокойно говорю я. – Может, расскажешь тогда откуда?
Величество таращит глаза и кхекает так, словно чем-то подавился. Вряд ли ему будет приятно, если лишенный чувства юмора старина Деофад и все другие услышат сейчас о его шашнях с Очами.
Ламорак начинает что-то бормотать, но так тихо, что слов не разобрать, а по его губам мне удается прочесть лишь «вопрос» и «ответ». По идее, величество тоже не должен его слышать, но он вдруг говорит:
– Вопросы здесь задаю я, Кейн. А ты на них отвечаешь. Ясно?
Я выдерживаю секундную паузу – пусть до него дойдет, что я все слышал и понял, – потом спрашиваю:
– Паллас жива?
Величество цедит сквозь зубы:
– Кажется, я ясно выразился…
– Томми сказал мне, что вчера Коты ранили Паллас и забрали ее с собой. Она жива?
– Откуда мне знать?
– Брось притворяться, величество. Мы оба понимаем откуда. Хочешь, скажу?
Мгновение он колеблется, а я гадаю, решит ли он, что довольно меня терпел, и отдаст ли приказ перерезать мне глотку. Но он отводит глаза:
– Да жива она, жива.
Так-так, ха. Дышать уже стало легче, и груда прожитых дней, гнущая меня к земле, потеряла часть своей тяжести. Остается решить, как быть дальше.
– Что ты делаешь для ее спасения?
Он смотрит на меня ошарашенно, так, словно мысль о спасении Шанны даже не приходила ему в голову. И где, спрашивается, ее Заклинание? Неужели стерлось?
– Ну, я… э-э-э… то есть болтают, что Ма’элКот держит ее у себя и сам допрашивает…
Я позволяю пламени, которое ревет у меня в груди, как в топке, слегка подогреть мой голос.
– А ты, сукин сын, значит, решил закидать дерьмом меня, вместо того чтобы спасать Шанну? Да что с тобой такое?
Кстати, хороший вопрос… Не важно, стерлось то Заклинание или нет, величество все равно ведет себя как-то не так. Он ведь реалист, прагматик, который обычно шагу не ступит, не прикинув раз сто все его последствия. К тому же он давно меня знает. Он знает, что я скорее отпилю себе яйца тупым ножом, чем стану делать то, в чем он меня обвиняет.
И тут в сплошной кости, которую я использую за неимением мозгов, наступает озарение: если величество так хочет получить ответы на свои вопросы, то почему он не заставит Ламорака применить ко мне заклятие Доминирования, чтобы не мытьем, так катаньем узнать то, что ему нужно?
Ламорак снова начинает двигать губами. Я читаю по ним два слова: «доверие» и «дело». Величество говорит:
– Сначала утрясем между нами это дело, а уж потом поговорим о доверии.
Вот ведь чертов сукин сын, а…
Зато теперь все ясно.
Все встало на свои места.
Ламорак не применил ко мне заклятие потому, что он не может колдовать на два фронта сразу.
Вот тебе и голос разума.
Да, решать любые проблемы кулаками, наверное, не лучший способ… Но иногда применение силы не просто напрашивается, но при разумном ее дозировании существенно улучшает ситуацию.
Величество сказал что-то еще, но я пропустил его слова и не знаю, почему теперь все смотрят на меня так, словно ждут ответа. Я качаю головой:
– Извини, я отвлекся… Что ты там говорил?
– Я сказал… – начинает он, но я опять пропускаю все мимо ушей.
Как только все головы поворачиваются к нему, я с размаху въезжаю пяткой в скулу ближайшего ко мне Подданного справа. Кость под моей ногой поддается с треском, раненый взлетает в воздух и приземляется на соседа. Вместе они валятся на песок.
Так, значит, осталось десять.
Чтобы удрать с арены, мне не обязательно валить всех. Полсекунды никто не двигается – все соображают, что я только что сделал. Первым в себя приходит Томми, но у него единственного в руках нет меча. Он шарит у себя на поясе, ища рукоятку, когда я подскакиваю к нему и хватаю за запястье. Резкий поворот одной рукой и сильный удар другой довершают дело: перелом предплечья. Конечно, ломать локоть проще, но Томми хороший парень, и я не хочу оставлять его калекой.
Он воет, когда осколки кости пропарывают ему мясо, и падает на колени. Я переношу тяжесть тела на другую ногу, подхватываю его рукой за подмышку и делаю такое движение, как теннисист, который отбивает удар слева. Томми падает на другого парня, прямо напротив меня, забрызгивая его своей кровью. Оба летят на землю – не разберешь, где чьи руки и ноги.
Остальные нападать не торопятся. Даже приближаться ко мне и то не спешат – оно и понятно. Зато я пользуюсь их замешательством и бросаюсь бежать со всех ног.
Перескочив через Томми и его соседа, я несусь прямо к королевскому помосту. На бегу раненое правое колено дает о себе знать, а у самой стены, когда мне надо прыгнуть, оно подгибается.
Я едва успеваю сгруппироваться так, чтобы не врезаться башкой в стену, иначе неминуемо оставил бы на ней все свои мозги. Но удар все же получается что надо, а на вторую попытку уже нет времени: парни опомнились и догоняют.
Первый так разогнался, что не успевает затормозить, когда я разворачиваюсь, бросаюсь к нему, делаю ему подсечку ногой, а когда он падает, въезжаю ему кулаком в основание шеи. Он врезается головой в исполосованную старыми шрамами стену и валится на колени.
Остальные рассыпаются полукругом: думают напасть со всех сторон сразу. Треснувшийся о стену мотает головой. Он стоит на четвереньках, и я использую его как скамью: вскакиваю ему на спину и, прежде чем он успевает что-нибудь сообразить, подпрыгиваю. Двух футов высоты, которые дает мне его тело, хватает, чтобы я зацепился за край стены и подтянулся наверх.
– Держите его, убейте его!
Ламорак так вопит, что от звуков его испуганного голоса во мне закипает кровь.
Я прыгаю и приземляюсь на ноги. Вокруг меня скамьи нижнего яруса, а передо мной – Деофад с занесенным мечом, его зачарованный клинок Лютен светится, как полоса раскаленной добела стали в кузнице.
Но у меня нет никакого желания выяснять отношения с этим упрямым старым ублюдком, и я кувырком откатываюсь в сторону, а клинок высекает искры из камня там, где я только что стоял. Пока дед возится с ним, я вскакиваю и во весь дух чешу туда, где засели величество с Ламораком. Король по глупости решает встретить меня лично; он, как обычно, безоружен, и, если бы Ламорак не подчинил себе сейчас его волю, ему и в голову не пришло бы нападать на меня с голыми руками.
Я даю ему подбежать, а когда он уже совсем рядом, слегка сгибаю колени и опускаю плечи так, чтобы они пришлись ему под ребра. Инерция его движения тут же перебрасывает его через меня. Величество кувырком летит по ступеням вниз, а я бегу дальше.
Пока они с Деофадом копошатся, поднимая друг друга на ноги, я достигаю цели.