Герои умирают
Часть 51 из 112 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Оцепенение длится всего секунду – я вынимаю из горла стражника нож и вытираю его о штаны, а с дальнего конца коридора ко мне бесшумно несется Таланн. Рана на шее стражника слегка расходится и сходится в такт его сиплому дыханию, точно рот, который пытается что-то сказать. Видно, как в ее глубине алые тонкие струйки текут по хрящу. Кровь брызжет мне в лицо, щекочет бороду. Я переворачиваю парня спиной вверх: пусть кровь течет в пол, может, он не успеет захлебнуться.
Я молча протягиваю нож Таланн – мне в жизни не научиться владеть им так, как она. Девушка отвечает мне широкой улыбкой:
– Я же говорила, что умею проделывать впечатляющие фокусы.
– Никогда ничего подобного не видел, – честно признаюсь я. И ничего, что она чуть не отрезала мне ухо. – Бросок был что надо. Ты спасла мне жизнь.
– Значит, будем считать, что мы квиты, или как?
Я крепко пожимаю ей руку и говорю:
– Конечно квиты.
Ее глаза вспыхивают.
Закашлявшись, она отворачивается и краснеет, а потом говорит:
– Может, лучше перерезать им глотки?
Я мотаю головой:
– Пусть поспят, пока мы не вернемся. Черепушки у них разбиты, так что вряд ли они вообще выживут, но пусть у них все же будет шанс. Они ведь неплохие ребята, в сущности. Просто работа у них такая.
Таланн смотрит на меня, будто оценивая:
– А ты не совсем такой, каким я тебя представляла.
– А ты не первая, кто мне это говорит. Скажи лучше, ты и стреляешь так же метко?
Таланн пожимает плечами:
– Может быть.
– Тогда бери арбалеты, и пошли.
Пока она собирает арбалеты и заряжает их стрелами из колчанов стражи, я невольно любуюсь интересными округлостями, которые при каждом ее движении обрисовываются под балахоном. Я хорошо помню Таланн глазами Паллас, но Паллас женщина, и она лишена тех гормональных реакций, которые делают опыт пребывания рядом с Таланн незабываемым для меня. К тому же ничто так не способствует соблазнению мужчины, как полный обожания взгляд, устремленный на него женщиной.
Но я отворачиваюсь и снимаю с крюка лампу:
– Готова?
– Всегда готова.
Она держит по заряженному арбалету в обеих руках, вытянув их вперед, как бандитка, а ее ухмылка кажется мне отражением моей собственной.
– Что, нравится, да?
– Интересно, поверишь ли ты, если я скажу, что вот сейчас сбылась моя самая давняя мечта?
Надеюсь, что это вопрос риторический; я задуваю фитиль, и коридор погружается во тьму. Я опускаю лампу на пол, ощупью приоткрываю дверь и сквозь щелку заглядываю в чашу Театра Истины.
Внизу, на самом ее дне, я вижу Ламорака: он полулежит, привязанный к столу, вокруг него голенастые железные треножники с лампами, которые светят не хуже софитов. Высокий мужик в странном комбинезоне и маске скальпелем кромсает Ламораку живот; на его левом бедре я вижу разрез в форме римской единицы, грубо заштопанный толстыми черными нитками, а правое бедро раздулось, как дирижабль.
От сцены амфитеатром идут вверх скамьи. На самых нижних сидят какие-то парни, человек десять, и следят за каждым движением того типа в маске – это, наверное, Аркадейл.
Он говорит:
– Теперь, когда мы обнажили брюшную стенку, мы снова встаем перед выбором. Личинки насекомых здесь так же уместны, как и в предыдущем случае, и даже показаны, особенно при отсутствии обширного хирургического опыта. Дело в том, что вскрыть брюшную стенку – задача не из легких: крохотного прокола желудка достаточно, чтобы в полость потекла кислота, которая станет причиной мучительной смерти испытуемого. Для наших целей такая смерть не годится, поскольку вместе с ней приходит наш главный враг – болевой шок. Но если вы чувствуете в себе силы безопасно вскрыть брюшную полость, то выберите личинки ос: именно они особенно хороши для внедрения в эту часть тела. Подробная информация о том, где их найти и как собрать, есть у вас в конспектах. Просмотрите их, пока я режу мышцу.
Желчь заливает мне пищевод, но я, скрипнув зубами, не даю ей прорваться рвотой.
– Там идет урок. Семинар, блин, по пыткам.
– Ламорак там? – шепчет из-за моего плеча Таланн. – Как он?
– Паршиво. Левое бедро особенно. Там есть другая дверь?
– Я не видела – вряд ли.
– Ладно. Я иду внутрь. А ты затащи сюда тех двоих и закрой дверь. Если в коридоре кто-нибудь появится, стреляй.
– С удовольствием. А ты что будешь делать?
Я набираю полную грудь воздуха и медленно выпускаю его наружу.
– Импровизировать.
Я вхожу в полуоткрытую дверь и начинаю спускаться по широким ступеням, полукругами высеченным в диком камне. Иду неспешно, сунув большие пальцы рук за ремень, словно у меня полно времени. Студенты внизу одеты, похоже, только в ткань – ни кольчуг, ни кожи, ни, слава Тишаллу, оружия не видно. Ламорак, видимо, заметил мое появление – тихо ахнув, он отрывает загипнотизированный взгляд от холодного блеска скальпеля и поворачивает голову ко мне. В глазах у него слезы.
Аркадейл тоже оборачивается и смотрит туда же, куда и Ламорак; его лицо полностью скрыто за серебристой маской.
– Могу ли я вам помочь? – изысканно-вежливо спрашивает он.
– Разумеется, – весело отвечаю я; студенты подскакивают при звуке моего голоса. – Я отвлеку вас ненадолго.
Я уже прохожу мимо студентов, которые терпеливо ждут, когда я объясню свое внезапное вторжение.
Хорошо бы подойти к Ламораку вплотную, но Аркадейл умен и осторожен, к тому же Ламорак портит игру: он пускает слезу и каркает во все горло:
– Кейн! Господи, это ты, Кейн!
Идиот. Надо было дать ему умереть.
Аркадейл прижимает лезвие скальпеля к пульсирующей плоти над сонной артерией Ламорака:
– Мм… Значит, вы – Кейн? Большая честь. Полагаю, вы пришли за этим?
Я останавливаюсь и развожу пустыми руками:
– Мы можем договориться, Аркадейл. Я слышал, ты человек разумный. Простой обмен: твоя жизнь на его жизнь.
– Думаю, нет. – Рукой в перчатке он делает знак студентам. – Взять его.
Я слышу за своей спиной шелест ткани и оглядываюсь на студентов. Те беспокойно ерзают, смотрят кто в пол, кто на стены, кто друг на друга – в общем, куда угодно, только не на меня. Сила моей легенды служит мне надежной защитой.
Но среди студентов все же находятся трое таких, у кого храбрости больше, чем мозгов. Они неуверенно встают и делают пару робких шагов в мою сторону, причем каждый ждет, когда другой бросится на меня первым.
– Смелость достойна уважения, – с улыбкой заверяю их я. Кровь стражников еще не высохла на моих щеках. – Однако она редко помогает выжить.
– Вперед! – восклицает один, не сходя с места. – Он не справится, если мы нападем все разом…
И он, разумеется, прав, но двое других стоят как вкопанные.
Я демонстрирую им столько зубов, сколько могу впихнуть в волчий оскал с выражением типа «черт со мной, иду на вы».
– Парни за дверью тоже так думали, – говорю я. – А они были в кольчугах, с дубинками и арбалетами. К тому же они профессиональные солдаты. Были.
Они задумываются, а я их не тороплю.
Студенты смотрят на меня глазами оленей, застигнутых внезапным лучом света в ночи.
Я раскидываю руки так, словно хочу обнять их всех разом:
– А где же ваши кольчуги, ребятки?
Все молчат.
– Ну так садитесь.
Они ошарашенно опускаются на скамью. Я поворачиваюсь к Аркадейлу, складываю на груди руки и жду.
– Ну что ж, хорошо. – Аркадейл спокойно подбирает слова, хотя его голос дрожит от напряжения. Между мной и им – стол с Ламораком, к его шее палач прижал нож, из-под его лезвия уже текут капельки крови. – Не думаю, что я смогу убедить тебя сдаться, но если ты не уйдешь немедленно, то будешь спасать труп.
– Кейн… – Ламорак хрипит, закатывая глаза так, что видны белки, – пусть он убьет меня. Ради бога, пусть он меня убьет!
– Расслабься, ты, большой ребенок. Здесь только я один имею право убивать.
– Я говорю серьезно, Кейн, – говорит Аркадейл.
Я пожимаю плечами:
– Перережешь ему горло – я оторву тебе голову. У меня ведь не будет причин не делать этого.
– Значит, наши переговоры зашли в тупик. Однако время работает на меня.
– Не у тебя одного есть союзники. Таланн: в плечо!
Звякнула тетива, – должно быть, умница Таланн уже держала его на прицеле. Студенты вскакивают, когда арбалетный болт с размаху врезается в плечевой сустав Аркадейла и расплющивает его, как удар кувалды. Раздается приятный нежный звон – это стальной скальпель падает на пол, отскакивает от него, переворачивается и снова падает. Аркадейл извивается на полу, целой рукой хватается за лопасти болта и тоненько подвывает, явно не веря случившемуся.
Я молча протягиваю нож Таланн – мне в жизни не научиться владеть им так, как она. Девушка отвечает мне широкой улыбкой:
– Я же говорила, что умею проделывать впечатляющие фокусы.
– Никогда ничего подобного не видел, – честно признаюсь я. И ничего, что она чуть не отрезала мне ухо. – Бросок был что надо. Ты спасла мне жизнь.
– Значит, будем считать, что мы квиты, или как?
Я крепко пожимаю ей руку и говорю:
– Конечно квиты.
Ее глаза вспыхивают.
Закашлявшись, она отворачивается и краснеет, а потом говорит:
– Может, лучше перерезать им глотки?
Я мотаю головой:
– Пусть поспят, пока мы не вернемся. Черепушки у них разбиты, так что вряд ли они вообще выживут, но пусть у них все же будет шанс. Они ведь неплохие ребята, в сущности. Просто работа у них такая.
Таланн смотрит на меня, будто оценивая:
– А ты не совсем такой, каким я тебя представляла.
– А ты не первая, кто мне это говорит. Скажи лучше, ты и стреляешь так же метко?
Таланн пожимает плечами:
– Может быть.
– Тогда бери арбалеты, и пошли.
Пока она собирает арбалеты и заряжает их стрелами из колчанов стражи, я невольно любуюсь интересными округлостями, которые при каждом ее движении обрисовываются под балахоном. Я хорошо помню Таланн глазами Паллас, но Паллас женщина, и она лишена тех гормональных реакций, которые делают опыт пребывания рядом с Таланн незабываемым для меня. К тому же ничто так не способствует соблазнению мужчины, как полный обожания взгляд, устремленный на него женщиной.
Но я отворачиваюсь и снимаю с крюка лампу:
– Готова?
– Всегда готова.
Она держит по заряженному арбалету в обеих руках, вытянув их вперед, как бандитка, а ее ухмылка кажется мне отражением моей собственной.
– Что, нравится, да?
– Интересно, поверишь ли ты, если я скажу, что вот сейчас сбылась моя самая давняя мечта?
Надеюсь, что это вопрос риторический; я задуваю фитиль, и коридор погружается во тьму. Я опускаю лампу на пол, ощупью приоткрываю дверь и сквозь щелку заглядываю в чашу Театра Истины.
Внизу, на самом ее дне, я вижу Ламорака: он полулежит, привязанный к столу, вокруг него голенастые железные треножники с лампами, которые светят не хуже софитов. Высокий мужик в странном комбинезоне и маске скальпелем кромсает Ламораку живот; на его левом бедре я вижу разрез в форме римской единицы, грубо заштопанный толстыми черными нитками, а правое бедро раздулось, как дирижабль.
От сцены амфитеатром идут вверх скамьи. На самых нижних сидят какие-то парни, человек десять, и следят за каждым движением того типа в маске – это, наверное, Аркадейл.
Он говорит:
– Теперь, когда мы обнажили брюшную стенку, мы снова встаем перед выбором. Личинки насекомых здесь так же уместны, как и в предыдущем случае, и даже показаны, особенно при отсутствии обширного хирургического опыта. Дело в том, что вскрыть брюшную стенку – задача не из легких: крохотного прокола желудка достаточно, чтобы в полость потекла кислота, которая станет причиной мучительной смерти испытуемого. Для наших целей такая смерть не годится, поскольку вместе с ней приходит наш главный враг – болевой шок. Но если вы чувствуете в себе силы безопасно вскрыть брюшную полость, то выберите личинки ос: именно они особенно хороши для внедрения в эту часть тела. Подробная информация о том, где их найти и как собрать, есть у вас в конспектах. Просмотрите их, пока я режу мышцу.
Желчь заливает мне пищевод, но я, скрипнув зубами, не даю ей прорваться рвотой.
– Там идет урок. Семинар, блин, по пыткам.
– Ламорак там? – шепчет из-за моего плеча Таланн. – Как он?
– Паршиво. Левое бедро особенно. Там есть другая дверь?
– Я не видела – вряд ли.
– Ладно. Я иду внутрь. А ты затащи сюда тех двоих и закрой дверь. Если в коридоре кто-нибудь появится, стреляй.
– С удовольствием. А ты что будешь делать?
Я набираю полную грудь воздуха и медленно выпускаю его наружу.
– Импровизировать.
Я вхожу в полуоткрытую дверь и начинаю спускаться по широким ступеням, полукругами высеченным в диком камне. Иду неспешно, сунув большие пальцы рук за ремень, словно у меня полно времени. Студенты внизу одеты, похоже, только в ткань – ни кольчуг, ни кожи, ни, слава Тишаллу, оружия не видно. Ламорак, видимо, заметил мое появление – тихо ахнув, он отрывает загипнотизированный взгляд от холодного блеска скальпеля и поворачивает голову ко мне. В глазах у него слезы.
Аркадейл тоже оборачивается и смотрит туда же, куда и Ламорак; его лицо полностью скрыто за серебристой маской.
– Могу ли я вам помочь? – изысканно-вежливо спрашивает он.
– Разумеется, – весело отвечаю я; студенты подскакивают при звуке моего голоса. – Я отвлеку вас ненадолго.
Я уже прохожу мимо студентов, которые терпеливо ждут, когда я объясню свое внезапное вторжение.
Хорошо бы подойти к Ламораку вплотную, но Аркадейл умен и осторожен, к тому же Ламорак портит игру: он пускает слезу и каркает во все горло:
– Кейн! Господи, это ты, Кейн!
Идиот. Надо было дать ему умереть.
Аркадейл прижимает лезвие скальпеля к пульсирующей плоти над сонной артерией Ламорака:
– Мм… Значит, вы – Кейн? Большая честь. Полагаю, вы пришли за этим?
Я останавливаюсь и развожу пустыми руками:
– Мы можем договориться, Аркадейл. Я слышал, ты человек разумный. Простой обмен: твоя жизнь на его жизнь.
– Думаю, нет. – Рукой в перчатке он делает знак студентам. – Взять его.
Я слышу за своей спиной шелест ткани и оглядываюсь на студентов. Те беспокойно ерзают, смотрят кто в пол, кто на стены, кто друг на друга – в общем, куда угодно, только не на меня. Сила моей легенды служит мне надежной защитой.
Но среди студентов все же находятся трое таких, у кого храбрости больше, чем мозгов. Они неуверенно встают и делают пару робких шагов в мою сторону, причем каждый ждет, когда другой бросится на меня первым.
– Смелость достойна уважения, – с улыбкой заверяю их я. Кровь стражников еще не высохла на моих щеках. – Однако она редко помогает выжить.
– Вперед! – восклицает один, не сходя с места. – Он не справится, если мы нападем все разом…
И он, разумеется, прав, но двое других стоят как вкопанные.
Я демонстрирую им столько зубов, сколько могу впихнуть в волчий оскал с выражением типа «черт со мной, иду на вы».
– Парни за дверью тоже так думали, – говорю я. – А они были в кольчугах, с дубинками и арбалетами. К тому же они профессиональные солдаты. Были.
Они задумываются, а я их не тороплю.
Студенты смотрят на меня глазами оленей, застигнутых внезапным лучом света в ночи.
Я раскидываю руки так, словно хочу обнять их всех разом:
– А где же ваши кольчуги, ребятки?
Все молчат.
– Ну так садитесь.
Они ошарашенно опускаются на скамью. Я поворачиваюсь к Аркадейлу, складываю на груди руки и жду.
– Ну что ж, хорошо. – Аркадейл спокойно подбирает слова, хотя его голос дрожит от напряжения. Между мной и им – стол с Ламораком, к его шее палач прижал нож, из-под его лезвия уже текут капельки крови. – Не думаю, что я смогу убедить тебя сдаться, но если ты не уйдешь немедленно, то будешь спасать труп.
– Кейн… – Ламорак хрипит, закатывая глаза так, что видны белки, – пусть он убьет меня. Ради бога, пусть он меня убьет!
– Расслабься, ты, большой ребенок. Здесь только я один имею право убивать.
– Я говорю серьезно, Кейн, – говорит Аркадейл.
Я пожимаю плечами:
– Перережешь ему горло – я оторву тебе голову. У меня ведь не будет причин не делать этого.
– Значит, наши переговоры зашли в тупик. Однако время работает на меня.
– Не у тебя одного есть союзники. Таланн: в плечо!
Звякнула тетива, – должно быть, умница Таланн уже держала его на прицеле. Студенты вскакивают, когда арбалетный болт с размаху врезается в плечевой сустав Аркадейла и расплющивает его, как удар кувалды. Раздается приятный нежный звон – это стальной скальпель падает на пол, отскакивает от него, переворачивается и снова падает. Аркадейл извивается на полу, целой рукой хватается за лопасти болта и тоненько подвывает, явно не веря случившемуся.