Герои умирают

Паслава, конечно, умен, но по чистой магической мощи ему с ней не тягаться – они в разных весовых категориях. Правда, сейчас, чтобы разрушить его заклинание, ей пришлось бы отпустить Плащ, а для этого было еще не время. Она стала осматривать Арену. Взгляд скользнул по приподнятой решетке тоннеля, откуда раньше выпускали на Арену диких зверей. Поток быстрее закружил возле Паславы, и Паллас почувствовала легкое напряжение заклятия. Большего ей было и не нужно. Полностью отдавшись желанию поговорить с Королем, Паллас позволила ногам нести ее к зарешеченному проходу, уступая им право выбора дороги и направления, но не скорости.

Темнота звериного хода прильнула к глазам Паллас, едва она покинула освещенную праздничными кострами Арену и погрузилась в смесь запахов гниющей древесины и застарелой мочи. Здесь, в темноте, да еще в незнакомом окружении, она не видела настолько четко, чтобы продолжать держать Плащ. Мысленная завеса спала, оставив слабость и дрожь в коленях, и Паллас, обмякнув, привалилась к стене.

Мыслевзор – особое состояние ума, необходимое для того, чтобы видеть Поток, накладывать и контролировать заклятия, – достигается медитацией, граничащей с выходом за пределы естественного. Погружаясь в мыслевзор, маг перестает чувствовать усталость, страх и вообще что-либо. Он знает только, что́ окружает его сейчас и что он хочет из этого сделать. Адепты магии называют такое состояние интенцией. Много часов подряд мыслевзор удерживал Паллас от воспоминаний о тяготах, выпавших на ее долю, пока она спасала семейство Конноса, о двухдневном изматывающем бегстве от Котов, о страхе и ужасе боя, притупил даже сокрушительное горе, которое причинила ей гибель близнецов, Таланн и Ламорака, и растущее чувство вины за то, что это она повела их на смерть. Притупил, но не уничтожил: эмоции, упорные, как гиены, кружили возле нее. Они еще не потеряли к ней интерес и надеялись на скорую поживу.

И вот стоило ей опустить защиту, как они кинулись на нее всей стаей, впились острыми зубами в горло, потянули за собой на пол.

Из тьмы выступали лица, затмевая все остальное: ужас вперемешку с отчаянной надеждой, застывший в глазах дочерей Конноса, – такой же, как у всех токали, преследуемых, которые жались друг к другу в заброшенном складе посреди Промышленного парка, преданные и покинутые всеми, кроме нее. Маниакальная самоуверенность Таланн, доверие угрюмых близнецов…

И последняя картина, которая вызвала у нее слезы: Ламорак с улыбкой поднимает Косаль и острием касается разрубленной кирпичной арки: «Зато я могу долго, бесконечно долго защищать этот проход».

О, Карл… Его настоящее имя, которое по условиям контракта со Студией ей запрещено произносить как вслух, так и шепотом, запрещено включать в свой внутренний монолог и вообще вспоминать его где-либо за пределами планеты Земля.

Куда теперь она вернется без него, в одиночестве.

Тот проход он держал с минуту.

Эмоции раздирали Паллас, но она не сдавалась: опытный адепт, она знала, что контроль над собственным мозгом для нее – вопрос жизни и смерти. Секунда – и она, прогнав грозящие бедой мысли, выпрямилась и встала. Нельзя забывать об опасности, которая окружает ее здесь. И Паллас двинулась вперед, ведя ладонью по щербатой каменной стене, чтобы не заблудиться. Пока она шла, разрозненные образы, скопившиеся в ее подсознании за время пребывания на Арене, начали складываться в осознанную картину.

Встреча, повела она внутренний монолог. Встреча в разгар Ночи Чудес, пока все Подданные на Арене. За всю неделю не представится столь же удобного случая пройти через Крольчатники и не быть замеченной никем.

Рокот, похожий на гул далекого прибоя, затопил уши Паллас. Кровь прилила к лицу, и она невольно ускорила шаг.

Величество, клянусь… Если это ты, я клянусь, что вырву твое гнилое сердце и съем его.

Ее руки привычно ощупали карманы туники и внутренней поверхности Плаща в поисках того, что позволило бы ей напасть на след Короля, не прибегая вновь к мыслевзору – состоянию хотя и надежному, но слишком замедляющему движение. Осталось еще много разных стрелялок, хотя самую мощную из них, жезл молний, она потеряла в сражении с Котами. В карманах нашлись: четыре заряженных огненных шара под названием «бычий глаз», два куска намагниченного янтаря для удержаний, могучий тэкко и клинковый жезл, ну и не столь страшный хрустальный амулет. Нынешнее Приключение состояло в основном из беготни и пряток, которые порядком истощили ее защитные ресурсы, не считая простого «хамелеона» – устройства для укрывания. А это значит, что теперь ей все время придется прибегать к мыслевзору, как недавно с Плащом, но это было опасно и пожирало много времени.

И тут ее осенило. Мысль была настолько удачной и в то же время простой, что Паллас улыбнулась и едва не хихикнула. Вынув из поясной сумки небольшой кусочек фиолетового кварца, она настроила мозг на одну волну с печатями на его гранях. Это было так же просто, как повернуть ключ в замке, – и никакой надобности в мыслевзоре. Камень в ладони нагрелся, и, когда она вытянула руку вперед, на стене коридора, примерно на уровне ее плеча, вспыхнула прерывистая узкая полоса ржаво-красного цвета, а на полу показались тусклые следы сапог. Вариант Плаща, который применил к Королю Паслава, будет оставлять магический след до тех пор, пока работает заклятие, – так батарейка дает энергию, пока не сядет. Но это случится еще не скоро, а до тех пор Паллас будет идти по следам Короля – он, как и она недавно, вел по стене ладонью, чтобы не заблудиться в этом стигийском лабиринте.

Кристалл у нее в руке заставлял магический след светиться, но не на всем протяжении, а лишь на расстоянии десяти-пятнадцати шагов, к тому же, если Паллас подходила совсем близко, след гас, так что она не боялась насторожить величество. А еще Паллас при необходимости умела двигаться стремительно, как река, – она словно обтекала препятствия, позволяя себе ровно столько шума, сколько могло поглотить окружение. Вот и теперь она в считаные секунды оставила Арену позади и оказалась в Крольчатниках.

Паллас везло – облака разошлись, в прогалине между ними показалась луна, залив улицу серебристым светом. Впереди, шагах в сорока-пятидесяти, Паллас увидела Короля – он шел мерным, размашистым шагом. Он был в плаще – видно, еще раньше припрятал его где-то – и, судя по всему, не притворялся, когда сказал Паславе, что опаздывает: спешка сделала неузнаваемой его походку, обычно такую же характерную, как голос. Похоже, он не боялся слежки, да и с чего бы? Всякий, кто станет подлаживаться под его шаг, скоро выдаст себя его опытному слуху.

Паллас, угрюмо хмыкнув, спрятала кристалл, стянула свои высокие, до колен, сапоги, взяла по одному в каждую руку и пружинистыми скачками на цыпочках устремилась за Королем. На бегу она старалась держаться ближе к домам: середина немощеной улицы превратилась в колею, грязную после недавнего дождя, а по краям земля была и суше, и выше, поэтому все мелкие камни, палки, черепки от горшков и прочий мусор, который здешние обитатели просто выбрасывали в окна, скатывался вниз. Так что бежать здесь босиком было почти безопасно.

Тем временем величество нырнул в каменную арку какого-то дома. Паллас не пошла за ним туда, а, обувшись, бесшумно пустилась вокруг. На дальнем от арки углу, за покосившимися от времени и непогоды ставнями третьего этажа горел огонь – единственный узкий лучик на все четыре стены мрачного каменного строения.

Контролируя дыхание, Паллас снова вызвала мыслевзор и с его помощью обследовала переулок, выходящие на него фасады и даже крыши домов. Натяжение Потока везде было одинаково ровным, ничего похожего на золотистую раковину-Оболочку нигде не просматривалось. Только крысы шмыгали в темноте.

Так-так, никто, стало быть, не стережет и не защищает это место – ни тайные агенты, ни стража, ни марионетки. Значит, сохранить эту встречу в тайне для величества важнее, чем обеспечить собственную безопасность.

Ярость, которую Паллас успешно держала под контролем, вдруг снова дала о себе знать гулкими ударами крови в ушах.

Но она удержала мыслевзор, и эмоциональный шторм отступил. Ловкие пальцы сами скользнули в карман плаща и нащупали там крошечного хамелеона. Изысканная платиновая фигурка вспыхнула в мыслевзоре, точно раскрывшийся яркий цветок. Его лепестки коснулись мозга Паллас, потянулись к телу. Если бы кто-то подглядывал за ней в тот миг, то увидел бы, как сначала ее кожа, а затем одежда пошли черно-серебристыми пятнами, в тон щербатой кирпичной кладке у нее за спиной. Паллас подождала, фиксируя свой образ в мыслевзоре, затем повернулась к стене и с ловкостью ящерицы полезла по ней наверх.

Повиснув возле окна, из-за ставней которого сочился свет, она прислушалась.

– …Раньше, чем его поймает Берн. Это жизненно важно, – говорил незнакомый голос. – Он и так забрал слишком большую власть над Ма’элКотом, а ведь Берн болен, я имею в виду, у него больной ум. Вот почему важно, чтобы в этом деле преуспел не Берн, а я. И не говори мне, что ты тут ни при чем: трое из пятерых убитых дозорных были твоими Подданными, причем довольно известными. Не исключено, что и другие двое тоже.

– Если бы я знал, где он, то уже поднес бы его вам на блюдечке, Ваша Светлость, – раздался непривычно почтительный, даже почти подобострастный голос величества. – Но я не требую от Подданных полного отчета в делах, только в деньгах. И если кто-то из них решит пошпионить за Шутом Саймоном, это меня не касается – до тех пор, пока они платят десятину, конечно. Хотя убитые были моими людьми, это правда, и я ожидаю компенсации.

Ваша Светлость? Неужели сам Тоа-Ситель? – включила внутренний монолог Паллас и тут же почувствовала холодок страха: ей стало понятно, почему именно этот одинокий час был избран для встречи. – Значит, это он. Король Арго предал нас. Почему я сразу не догадалась: он же друг Кейна. Но… ах, черт, как же я надеялась, что он окажется ни при чем.

Окровавленные лица Дака с Яком, Ламорака и Таланн встали перед ее внутренним взором.

Я могу разорвать на куски обоих. Здесь. Сейчас. Поставлю на взвод огненный шар и кину «бычий глаз» внутрь через щель в ставнях. Сама спрыгну на землю, где взрывная волна меня не достанет. И даже криков их не услышу, пока они будут там гореть.

Но она тут же выбросила эти мысли из головы. «Слишком долго жила с Хари», – подумала она. Паллас отлично понимала, в какую ловушку заведет ее гнев, тем более праведный, если она поддастся ему сейчас.

Она продолжила монолог:

Но я не буду этого делать. Пока. Подожду, послушаю. Если пойму, что без убийства не обойтись, то убью, но позже.

– Не думаю, что ты понимаешь всю серьезность сложившейся ситуации, – продолжал незнакомый голос так спокойно, как будто заказывал завтрак. – Шут Саймон уже поставил Императора в неловкое положение. Мало того что он безнаказанно и нагло орудует здесь, в сердце Империи, недавно его граффити появилось прямо на стенах дворца Колхари.

Ха. Я вхожу в моду.

– Я делаю все, что могу, Тоа-Ситель. Но никто не знает, кто этот Шут Саймон и где его ждать в следующий раз.

А вот за это спасибо Конносу и его изобретательному заклятию.

– Полагаю, – продолжал Тоа-Ситель, – что обвиняемые все еще находятся в Анхане. Их семнадцать, кое-кто с семьями, всего тридцать восемь человек. Не лучше ли тебе направить свою энергию на их поиски?


Паллас судорожно сглотнула и вынула из набедренного кармана «бычий глаз».

Не выходя из мыслевзора, она не могла видеть нанесенные на него печати силы, зато она чувствовала их – прикосновения буквально жгли ей ладони.

Наверное, придется все же уничтожить этих двоих.

Величество знает, где они, заклятие Конноса ничего тут не изменит. Две жизни против тридцати шести.

Она сделала глубокий вдох, готовясь к броску физически, но по-прежнему контролируя себя эмоционально.

Величество застенчиво, как будто извиняясь, произнес:

– Город-то большой.

А?

Король продолжил:

– Я, конечно, отдам своим людям приказ искать беглецов, но ничего заранее не обещаю. В Анхане сотни мест, где можно спрятаться, и не везде Подданным открыт доступ.

– Сделай все возможное. Дело не только в деньгах, как ты понимаешь. Как только Бароны приграничных земель сообразят, что сопротивляться Ма’элКоту легко и просто… Полагаю, что последствия ясны даже тебе.

– Ага. Снова гражданская война, которая нам ни к чему.

Паллас часто дышала, неровная поверхность «бычьего глаза» резала ее судорожно сжатую ладонь. Что за игру затеял величество? А ведь она чуть не убила его, вернее, их обоих. Слава неведомому богу, который удержал ее руку и дал ей услышать все до конца…

Она почти перестала слушать, когда мужчины переключились на другие, не столь важные вещи – повседневные воровские дела и обрывки сплетен, которые величество получал от Подданных. Зная, что действие «хамелеона» не бесконечно, Паллас уже приготовилась ползти по стене вниз, как вдруг до нее донеслось:

– И еще кое-что… Я тут прослышал, Кейна приказано арестовать. За что?

Кейн? Сердце Паллас забилось часто и больно. Она замерла, закрыла глаза и, почти не дыша, слушала.

– Тебя это не касается.

Величество не очень удачно изобразил безразличие:

– Мы с ним друзья. Не хотелось бы, чтобы эта договоренность… между мной и вами… как-то помешала дружбе. Или наоборот: дружба – договоренности, понимаете? Короче, я не хочу сдавать его, пока не узнаю, в чем его обвиняют.

Сдавать? Значит, Хари здесь? Прямо сейчас? Во рту у нее пересохло, под ложечкой заныло, а сердце застучало как бешеное. Пальцы закололо так, словно она только что дала кому-то пощечину.

– Не тревожься. Кейн уже под стражей, я арестовал его сегодня вечером. Но ему ничто не грозит, по крайней мере от нас. Хотя, полагаю, Монастыри точат на него зуб. Однако мне намекнули, и весьма недвусмысленно, что Ма’элКот хочет взять его на службу.

– На службу? Зачем?

– Как – зачем? Чтобы найти Шута Саймона, разумеется.

«Разумеется, – рассеянно подумала про себя Паллас, – зачем же еще, как не затем, чтобы окончательно изгадить мою жизнь?»

Разрозненные мысли, обрывки воспоминаний метались в ее мозгу, так что она не заметила, как те двое попрощались довольно дружески. Кейн наверняка знает и кто такой Шут Саймон, и где его искать, и где сейчас токали – в Студии ему наверняка показали ее кубик. А еще она знала, что он не станет охотиться на нее, – не Каин же он, в самом деле. Но тогда ей совершенно понятно, предельно ясно, что́ происходит.

В Студии решили, что на этот раз она облажалась по полной и сама не справится. И они придумали, как сорвать на ее провале кассу: послать Кейна Всемогущего спасать ее бесполезную, некомпетентную бабью задницу.

Разумеется, подключив к делу Кейна, да еще в самый последний момент, они получат миллионов на сто больше, чем получили бы с ней одной, даже если бы ее затея удалась.

Гнев, который она сдерживала так долго, хлынул ей в грудь, словно водопад. Как они не понимают, что это не просто сраная игра? Не развлечение? Что на кону жизни, реальные жизни реальных людей, которые плачут и смеются, любят и истекают кровью по-настоящему?

А уж ему-то как понравится! Паллас ничуть не сомневалась. Лыбится, поди, сейчас во все тридцать два зуба. И она почти наяву услышала его самодовольный, снисходительный голос: «Видишь? Без меня тебе все равно не справиться, так зачем мучиться зря?»

А еще она услышала свой ответ, вернее, свое молчание, свое немое бешенство оттого, что в собственной жизни ей отвели роль Актрисы второго плана, звезды эпизода, повода для чужого Приключения. Ей никогда не дадут шанса сыграть свою историю до конца.

Свет за ставнями погас.

Она бесшумно поползла к углу, двигаясь по стене на четвереньках так же быстро, как любой нормальный человек шел бы по ровной дороге. Обогнув дом, она увидела внизу тень в плаще с капюшоном – это был Король. Миновав арку, он остановился, чтобы высечь кресалом искру и раскурить сигару. Поблизости никого не было, значит Тоа-Ситель ушел другим путем.

Дождавшись, пока Король закурит, Паллас отменила действие «хамелеона» и рухнула на него сверху, словно стена.

Ее ноги опустились точно ему на плечи, и он упал, не выдержав силы удара. Она тоже упала вместе с ним, но тут же сгруппировалась, отскочила в сторону и замерла, готовая к нападению. Но ошарашенный внезапной атакой Король только тряс головой да озирался. Тогда она приложила ладонь к его щеке и сказала:

– Ты меня знаешь.

Так Коннос научил ее отменять действие заклятия.

Затуманенный взгляд Короля прояснился, наполняясь изумлением по мере того, как все, что он когда-либо знал о ней, всплывало в его памяти, освобожденной от заклятия Вечного Забвения.

– П-Паллас, – выдохнул он, – ерш твою медь! Что ты… как ты… а Кейн… он же…