Герцог и я

Она по-своему истолковала его жест, интонацию, с которой он произнес ее имя.

– Боже, я должна была знать, – прошептала она со стоном. – Простите… О, простите меня!

Простить ее? Но за что?

Он поднялся с постели, на которую так неловко опустился. Проклятье! О чем она толкует? И что означает этот стон?

Дафна продолжила смотреть на него с сожалением. Даже состраданием. В чем дело? Возможно, она подумала, когда он по-дурацки оступился, что у него начался какой-то припадок? Следствие неведомой ей болезни?

Или она так напугана предстоящей ночью, что просто не в состоянии контролировать свои эмоции?

– Дафна, – мягко произнес он, – что с вами?

Она стремительно приблизилась к нему, ласково провела рукой по его щеке.

– Я так бесчувственна, – вздохнула она. – Мне стыдно, поверьте… Я должна была понять гораздо раньше.

– Что понять? О чем вы?

Ее рука оторвалась от его лица и замерла.

– Понять, что вам… что вы не можете… это…

– Что «это», черт возьми?

Она снова опустила глаза, сцепила пальцы рук, чтобы унять дрожь.

– Пожалуйста… – прошептала она. – Пожалуйста, не заставляйте меня произносить этого вслух.

Саймон почувствовал, что гнев его переливается через край.

– Вот из-за таких ш-штучек, – проговорил он, заикаясь, – из-за эт-тих д-дурацких п-причуд многие мужчины не хотят жениться! И я их п-понимаю!

Его слова были в большей степени обращены к самому себе, но Дафна не могла не слышать их и застонала еще сильнее, закрыв лицо руками.

Саймон отвел ее руки в стороны и крикнул:

– Какого черта! О чем вы стонете и сокрушаетесь?

– О том, что вы не можете… – чуть слышным шепотом произнесла она. – Не можете сделать то, что нужно в браке… между женой и мужем…

Пожалуй, это было немного странно, однако именно в этот момент его желание овладеть ею возросло до предела.

– Кто вам это сказал? – спросил он грозно.

Поняв его слова буквально, она откровенно ответила:

– Никто, клянусь вам! Я ни от кого… – Еще больше поникнув головой, она с трогательной заботой проговорила: – Но все равно я обещаю вам быть хорошей женой и никогда… никому…

Наверное, в самые тяжелые годы своего детства, когда язык, казалось, заполнял весь его рот, а слова застревали в горле, не испытывал он такой беспомощности.

Она решила, что у него половое бессилие?

– Но п… п… – начал он и замолчал.

Не хватает, чтобы к нему вернулось нарушение речи!.. Он постарался выровнять дыхание, спокойно пошевелить языком.

Дафна по-другому истолковала его молчание и решила, что ее долг по возможности утешить несчастного.

– Мужчины слишком серьезно относятся к таким вещам, – сказала она. – Но прошу вас, не надо…

– Прекратите! Все это полная чушь! – отчетливо выкрикнул он. – Вздор!

Она вздрогнула.

– Что?

– То, что вы слышите! – Его глаза сузились, в них промелькнула злость. – Интересно, от кого вы узнали, какие вещи волнуют мужчин? От вашего братца?

– Нет, от мамы.

– От вашей матушки? – В негодовании Саймон вскочил с постели. – Она объявила вам, что я импотент? Что же она говорила?


– Не сердитесь так. Она ни словом не упоминала о вас, а говорила только вообще.

– И что именно?

– Не так уж много, – честно призналась Дафна. – Я хотела бы услышать больше.

– Вот как? О чем же?

– Ну, она объяснила мне, что матримониальный акт…

– Ваша мать назвала это актом?

– Разве его называют по-другому? А как?

Саймон отмахнулся от ее вопроса и повторил свой:

– И что же вам было сказано об этом акте?

– Она сказала мне, что он… как бы вы его ни называли…

Саймон не мог не оценить ее чувства иронии, тем более при данных обстоятельствах, и с трудом подавил удовлетворенную усмешку.

– …что он, – продолжила Дафна, – предназначен для деторождения и…

– Только для деторождения? – прервал он жену.

Дафна нахмурилась, припоминая.

– Кажется, да. Но, по-моему, мама сама не была в этом до конца уверена.

– Значит, не до конца?

Предмет разговора был так смутен для нее, что она не уловила насмешки.

– Мама старалась объяснить, но, видно, ей было трудно говорить со мной на такую тему.

– Это после рождения восьмерых детей, – не сдержался он. – Или она уже забыла…

Он осекся, поняв, что зашел слишком далеко, но Дафна опять не поняла его сарказма.

– Я так не думаю, – ответила она серьезно. – Потому что когда я спросила про всех ее детей и не значит ли, что она совершала это… этот акт только восемь раз…

После этих слов Дафна умолкла в смущении.

– Продолжайте, – поощрил ее Саймон сдавленным от сдерживаемого смеха голосом.

Дафна взглянула на него с беспокойством:

– Что с вами? Опять нехорошо?

– Со мной все в порядке.

– Но голос какой-то странный…

– Просто поперхнулся. Я с интересом слушаю вас.

– Так вот, – продолжила она, – когда я спросила про эти восемь раз, мама как-то занервничала…

– Значит, вы все-таки спросили?

На этот раз модуляции его голоса не обманули ее. Она с негодованием взглянула на Саймона.

– Вы смеетесь?

– Нет, с чего вы взяли? – произнес он и сжал губы, еле сдерживая смех.

– По-моему, – с возмущением проговорила она, – я задала ей не такой уж глупый вопрос. Ведь у нее восемь детей. И она все-таки ответила мне… Да что с вами?

– Ох, не надо… не надо больше… – со смехом выдавил он наконец. – Прошу вас.

– Я молчу.

Дафна уселась с оскорбленным видом и сложила руки на коленях, предоставив Саймону возможность насмеяться вдоволь.

Отсмеявшись, он произнес: