Генерал Империи

– Вы уже часа три тут находились. В тишине. Мы заглянули, а Вы лежите на спине без сознания. И холодный такой, словно умерли. И пульс едва прощупывается.

– Так это был всего лишь сон… – с нескрываемым разочарованием прошептал Меншиков. Так тихо, что думал, будто сам себя и услышит. Но нет, его люди напряглись.

– Что сон?

– А… мелочь… мне приснилось, что я беседовал со смертью…

Все вокруг напряглись, но промолчали, многозначительно переглянувшись. Безумец? Нет. Вряд ли его таким посчитали. Учитывая то, сколько мистики и легенд окружало нашего героя, они поверили в его слова. Тут ведь как? Сначала ты работаешь на репутацию, потом репутация на тебя. И теперь уже всё, что хоть как-то можно трактовать в мистическом ключе, именно так и трактовали.

Тепло потихоньку возвращалось в затёкшее тело, которое стало нещадно колоть. Так, словно он умудрился отлежать себе всё целиком и сразу. Пришлось стиснуть зубы, зажмуриться и терпеть. Отмахиваясь от помощников, которые совсем не уместны в этой ситуации, как и комментаторы.

Наконец всё закончилось. В целом. Меншиков открыл глаза. Чуть повёл взглядом в сторону и наткнулся на свой пистолет. Тот лежал там, куда он сам его положил… во сне…

– Сон, значит, – произнёс он, беря оружие и осматривая.

– Максим Иванович, не берите близко к сердцу, – вкрадчиво и излишне осторожно сказал прибежавший адъютант, слишком очевидно пытаясь его подбодрить. – Мало ли какая жуть приснится?

– Жуть? – повёл бровью Меншиков. – Не сказал бы. У неё удивительно приятный голос. Она классная девчонка, – после чего крутанул пистолет на пальце и лихо запихнул в кобуру. – Что там с той дурындой? Допросили уже?

– Так точно. Допросили.

– Кто такая?

– Молчит.

– Совсем молчит?

– Совсем.

Меншиков поднял кинжал, который остался валяться там же, где девушка его выронила. И, чуть покачиваясь, направился к выходу. Тело ещё не до конца отошло.

– Максим Иванович, Вас ожидает Мехмет Зияеттин Эфенди.

– Кто это?

– Шейх-уль-ислам.

– Очень ёмко и полезно, – с нескрываемым сарказмом произнёс Максим.

– Султан османов имеет титул халифа – главы всех мусульман. Мехмет Зияеттин Эфенди – его заместитель по Османской Империи. В ней он руководит духовным наставничеством от его имени.

– Один ждёт?

– Нет, – покачал головой адъютант. – Он пришёл с Вселенским патриархом и главным раввином Порты…

Разговор с этой троицей не заладился сразу. Они пытались перекричать друг друга и обвинить во всяких гадостях. Осторожнее всего держался раввин, но и он нет-нет да срывался, вступая в ругань. Их претензии были понятны. Погромы. Вселенский патриарх был заинтересован в том, чтобы погромы продолжались, так как от материального благополучия прихожан прямо зависели и его финансовые возможности. Поэтому патриарх не понимал, почему войска русских мешают православным людям творить торжество истинной веры. Как несложно догадаться, и шейх, и раввин имели на данный вопрос совсем другой взгляд. В корне противоположный тому, что озвучивал патриарх. Но и между собой они грызлись. В общем и целом эта троица выглядела так, словно три голодные собаки лаялись, пытаясь отжать себе кость.

– Иисус говорил, что нужно убивать и грабить тех людей, что верят иначе? – наконец не выдержал и спросил Максим у патриарха.

– Нет, но…

– Тихо! Достаточно. Полагаю, что вы все, – окидывая взглядом эту троицу, произнёс Меншиков, – согласитесь, что убивать и грабить во имя Всевышнего – постыдный поступок. Что молчите?! – рявкнул он, и эти трое закивали. – То-то же. Поэтому на правах суверена Восточно-Римского царства я утверждаю: отныне в его пределах установлен закон. Любой, совершивший любое преступление во имя Всевышнего, повинен смерти. Ибо это прямое оскорбление Всевышнего. Любой человек, призывающий совершить преступление во имя Всевышнего, повинен смерти. Ибо это бросает тень на непогрешимую репутацию Всевышнего. Имущество виновного, разумеется, после казни переходит казне. Ибо кесарю – кесарево, а Богу божье. Ещё вопросы?

Тишина.

Эта троица стояла, вылупившись на Меншикова, не веря услышанному.

– Что вытаращились?! – вновь рявкнул он. – Идите! И чтобы к вечеру весь город об этом знал! Каждый пёс! Каждый бешеный ублюдок, что потерял всякое человеческое обличье!

– Но нельзя же так… сплеча… – проблеял Вселенский Патриарх.

– Почему?

– Людей нельзя просто так убивать, – осторожно заметил раввин.

– Почему?

– Но… это же смерть… Вы же прерываете их жизнь… Вы прерываете замысел Всевышнего… – тихо произнёс шейх.

– А почему вы считаете, что их смерть не есть его замысел? Он всесильный, всемогущий и всеведущий. Вы думаете, что, если бы он посчитал иначе, он не отвёл бы человека от преступления?

– Нет, но…


– Что НО?! Вы НЕ считаете Всевышнего всесильным, всемогущим и всеведущим?

– Нет, конечно, нет.

– Хорошо. Я рад, что в этом мы сходимся с вами, – произнёс Максим и, кивнув им на прощанье, отправился дальше. Ему безумно интересно было пообщаться с той девушкой, что покушалась на него. Ему казалось, что она как-то связана с этим странным сном. Сном ли? В любом случае этот странный эпизод в храме стал поворотным для всей его жизни. Наш герой был уверен, что от психической и физической перегрузки былая травма дала осложнения на голову. Но он не собирался больше сдерживаться. В нём что-то сломалось. Тормоза, что ли. Ограничители какие-то. И он закусил удила…





Глава 2

1916 год, 19 октября, Константинополь




Введение драконовских мер позволило навести порядок в Константинополе в кратчайшие сроки. Крови пришлось пустить, правда, изрядно. Но для Константинополя это обычное дело. За века своего существования он и не такое видел.

Поначалу-то народ не поверил. Но после того, как люди Меншикова начали развешивать вдоль улиц гирлянды из «духовных лидеров», призывавших ко всякой пакости, да беззастенчиво расстреливать ежедневно по несколько тысяч мародёров, грабителей и прочих «деятелей искусства», всё как-то поутихло. Страшно людям стало шалить. И вуаля – недели не прошло, как на улицах древнего города вновь установился относительный порядок. А пока он наводился – подтягивались делегаты, призванные Максимом… Да-да. Делегаты.

После того странного случая в Святой Софии нашего героя словно перемкнуло. Он и раньше не отличался особенной закомплексованностью, регулярно «протекая крышей». По мелочи. Максимум какая-нибудь неудачная, но далеко идущая шутка в духе «воскрешения». А тут… тут «крышу» у него просто сорвало.

Он взял и без всякого стеснения отослал всем заинтересованным лицам информацию о том, что ОН подписывает от имени России мир с Центральными державами. Если кто хочет – пусть присоединяется. Если нет – потом сами будут договариваться в частном порядке. Не успеют? Идут к лешему. Не захотят? Козе в трещину. В общем – эти вопросы Меншикова уже волновать не будут… и Россию тоже.

Дерзко?

Да куда там!

Конечно, формально Максим как суверенный монарх новообразованных государств имел все права и полномочия заключать мир с кем угодно. Сюзерена-то у него более не было и вассального положения тоже. За свои земли мог, но никак не за Россию. Формально… Но тут был момент…

В той ситуации, что сложилась к осени 1916 года, в России не было легального и легитимного[7] правителя и вести переговоры было некому. Ведь Император был убит, как и его ближайшие наследники. Собранный для преодоления династического кризиса Земский собор ещё даже толком не собрался и ничего не решил. Временное правительство, как и прочее руководство страны, имело легитимности не больше, чем бродячие собаки. В общем – красота.

Никого законно и легитимно представляющего Россию не было и быть не могло. В принципе. Вообще. Поэтому любой желающий мог заявить свои права и если ему никто не смог бы возразить или оспорить его заявление, то так оно бы и было. По традиционной схеме социального договора. Так что Максим делал то, что хотел, потому что мог.

Кто ему мог возразить? После взятия Константинополя – никто. Он окончательно превратился в икону для жителей России. Это с одной стороны. А с другой… так и силы, что могла бы ему бросить вызов, не было. Брусилов пытался удержать под контролем расползающийся Юго-Западный фронт. Ренненкампф с Эссеном были сторонниками Меншикова и не стали бы вступать с ним в клинч. Ну и так далее.

Был, правда, ещё Керенский. Но он не обладал реальной властью даже в пределах Петрограда. Поэтому ему ничего не оставалось, как тем же днём отбить телеграмму в Константинополь, подтвердив все полномочия Меншикова. Ведь он и сам хотел уже заключить мир и демобилизовать столь пугающие его армии, отправив людей по домам.

Но был и ещё один нюанс…

– Рад видеть вас, Андрей Августович, – поприветствовал Меншиков вошедшего в зал адмирала Эбергарда.

– Взаимно, Максим Иванович. Взаимно, – произнёс командующий Черноморским флотом, и они публично, крепко пожали друг другу руку…

Тогда, в Штормграде, Меншиков просил Ренненкампфа именно о том, чтобы Эссен склонил Эбергарда на правильную сторону в нужный момент. И тот не подвёл. Объединив все силы флота Российской Империи в одном лагере.

Этот «двужильный старик», как его называли сослуживцы, с начала войны держался нейтральной позиции во внутренней политической борьбе. Тем более что в 1914 году Верховный Главнокомандующий – Великий князь Николай Николаевич Младший – удерживал некое единство внутри армии. Но после его снятия в 1915 году и начала поляризации армии Андрей Августович был вынужден принять сторону командования Юго-Западной армии.

Ничего удивительного в выборе Эбергарда не было. Он просто встал на сторону победителей, стремясь оградить своих морячков от совершенно излишних проблем. Всё-таки «вес бортового залпа» у сторонников Императора был несопоставимо меньше, чем у их противников. В его представлении всё было просто и понятно. Да, конечно, присяги он не нарушал и против монарха не выступал. Но и не мешал против того действовать. Слишком уж уверенно Николай II шёл ко дну, пытаясь захватить с собой на дно как можно больше людей. И Андрей Августович не видел смысла в этом «открытии кингстонов».

А потом всё поменялось.

Кресло под Керенским затрещало, а Брусилов запутался в своих собственных революционных играх. Весь тот пёстрый балаган, что поначалу казался единым и несокрушимым, не выдержал испытания временем и стал рассыпаться, отчаянно собачась промеж себя. И националисты всех сортов, а ещё всякого рода социалисты, анархисты и прочие городские сумасшедшие. Они сцепились в совершенно бескомпромиссных спорах. Пока спорах. Ведь каждый из них мнил только свою позицию безусловно верной, почитая всех этих «чудиков», «изменников революции» и просто нехороших людей лишь временными попутчиками. На коротком рывке – да – эту беду можно компенсировать обещаниями каждому из них близости «светлого будущего». Но в горизонте даже в квартал – уже нет. Всё пошло вразнос. И Керенский со своими сторонниками тупо потерял контроль над ситуацией.

Тем более что им всем оппонировала смычка Северного фронта и Балтийского флота, на которых удержалась очень крепкая Имперская позиция. Так уж сложилось. Благодаря Меншикову, который приложил к этому огромные усилия… и деньги. Многое из награбленного в походах он вкладывал в обеспечение единства союзных ему «вооружённых людей».

После чудодейственного воскрешения Меншикова Эбергард осознал ошибочность своей оценки и стал осторожно прощупывать пути для манёвра. Но нужен был повод и удобный случай. И он подвернулся. Ведь на Мирной конференции в Константинополе должен был присутствовать Кайзер Германской Империи, что гостил в Штормграде. Вот его-то Андрей Августович и доставил из Севастополя, куда тот доехал в опечатанном вагоне. А вместе с Вильгельмом и супруга нашего героя – Татьяна Николаевна – с обоими сыновьями. Что стало совершенным удивлением для Максима.

– Ты… – тихо произнёс он, не сдержав удивления.

– Я, – так же тихо ответила Татьяна. Одного сына она держала на руке, прижав к себе, а второго, что стоял у ноги, ухватив за маленькую ладошку. – Помешала?

– Это было очень опасно. Дети ещё малы. Им такие морские переходы нежелательны.

– Конечно, – кивнула она, шагнула вперёд и, снизив голос, прошипела. – Тем более что, по слухам, тебе несложно делать в каждом городе новых.

– Как вы доехали? – спросил он, шагнул вперёд и подхватил на руки второго сына. Того, что стоял подле матери.

– Ты не слышишь меня?!

– Я должен оправдываться за любые сплетни, что болтают за моей спиной? Серьёзно?

– Значит, ты внучку султана себе в шлюхи взял просто от любви к искусству?