Генерал Империи
Часть 16 из 35 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Гальдер стоял у окна. Вдумчиво курил с глубокими затягами. И наблюдал за вороной, что расхаживала по черепице соседнего дома. Деловито так. Словно дело какое там имела.
– Ну что за нелепица… – тихо произнёс он, – её подслушивать отправили, а она подглядывает.
– Что Вы говорите? – спросил фон Бек, просыпаясь и поднимая голову со стола.
– Может быть, пройдёте в соседний кабинет? Там диван есть. Сколько Вы уже на ногах?
– Нет, – ответил Людвиг, потирая лицо. – Давайте продолжим.
– А что продолжим? Опять всё как обычно с этим мерзавцем.
– Почему же? Мы знаем, что он собирается совершить рейд.
– Хорошая шутка, – сухо и совершенно бесцветно заметил Франц. – В предыдущие два раза Генеральный штаб был также загодя уведомлён об этом. Или Вы забыли об этом?
– Сейчас всё иначе.
– Да? Интересно. Чем же?
– Мы понимаем его цели.
– О да… – чуть ли не простонал Гальдер. – Я устал уже от всего этого безумия. Просто устал. Я его не понимаю… и понять не могу.
– Но цели…
– Мы не знаем его целей! – с нажимом произнёс Франц, перебив собеседника. – Мы их сами себе придумываем, чтобы хоть как-то объяснить происходящее. Я попытался взглянуть на нас со стороны и ужаснулся. Это какой-то кошмар! Носимся с безумными идеями… Понимаете, Людвиг, мы пытаемся парировать нападение призрака… миража… Мы даже не знаем: эльф ли он или это просто плод нашего воображения. Больного, прошу отметить, воображения. Он ведь нигде ни разу не сказал об этом прямо. Мы сами ухватились за расхожую болтовню этого мерзавца и придумали себе то, что нам было удобно.
– Вы просто устали, – покачал головой фон Бек.
– Может быть. Но я больше не верю. Даже себе. Мы загнали сами себя в какую-то ловушку.
– Или нас туда загнали.
– О нет!.. – теперь уже явно простонал Франц. – Только не говорите, что этот демонический мерзавец Меншиков всё так и задумывал! Вы что, действительно считаете, что он начал плодить всю эту чёртову мистику, чтобы мы пытались сражаться с ветряными мельницами собственных грёз? Это же бред! Бред! БРЕД! Я отказываюсь в это верить!!!
– Может, и так, – спокойно произнёс фон Бек, с какой-то жалостью наблюдая за своим командиром, не спавшим уже третьи сутки. – Но если Вы всё так же будете пить кофе, курить и избегать сна, то пропустите самое интересное.
– Что же?
– Меншиков скоро начнёт действовать. Это факт. Я могу положить своё годовое жалованье об заклад, что он это станет делать. Но где и как – вот в чём вопрос. И если Вы не хотите прозевать это знаменательное событие, то Вам нужно выспаться. Нам всем нужно выспаться. Хоть немного…
Гальдер отвернулся от окна. Устало взглянул на Людвига, уже ухватившего маленькую чашку крепко заваренного кофе. И, вяло улыбнувшись, выдавил: – Пожалуй, Вы правы…
Глава 4
1916 год, 23 сентября, Будапешт
Заручившись поддержкой Брусилова, Австро-Венгрия сняла со своих восточных позиций ещё пару дивизий, чтобы перебросить их на запад – встречать Меншикова. Ведь что думали в Генеральном штабе двуединой монархии? Правильно. Что наш герой пойдёт на них, а их северные соседи – так, мелочь. В Берлине, правда, считали иначе. Но что это меняло?
Чтобы отвлечь внимание Германской Империи, Максим ещё 21 числа перебросил все свои тяжёлые истребители из Померании, впервые в истории применив сбрасываемые подвесные баки. И с утра 22 сентября эти самолёты появились в небе над Баварией, вызвав переполох.
К вечеру 22 сентября на севере уже началась высадка двух пехотных бригад в Нойштадт-ин-Хольштайнг с развёртыванием в направлении Любека. Что создавало угрозу приморскому флангу сил Кайзера на русско-германском фронте. Этот эффект усиливался ещё и благодаря доминирующему положению Балтийского флота, который вывел туда все свои тяжёлые силы. А для защиты от парирующих ударов Кайзермарине – произвёл в ночь с 21 на 22 сентября постановку минных банок с эсминцев возле выхода из Кильского канала. Скрытно, конечно. Но немцы всё равно узнали, подорвавшись ранним утром 22 сентября какой-то грузовой лоханкой на одной из них. Параллельно Ренненкампф концентрировал в Померании все свои резервы под командованием Третьякова. Вместе с тем на юге, в Богемии, находился корпус Меншикова, активизировалась артиллерия и тяжёлые истребители, переброшенные с севера.
Германский генеральный штаб просто не знал, чего ожидать. Казалось бы, русские уже начали свою операцию на северном фланге. Но тогда зачем на южный перебрался Меншиков? Тем более что немногочисленные тяжёлые истребители очень бы пригодились Третьякову на севере. Их польза в проведении штурмовых операций и оперативной поддержки войск в наступлении уже была высоко оценена всеми. Поэтому Гальдер находился в полной растерянности.
Максим же, выждав паузу и приведя свой корпус в порядок, вечером 22 сентября повёл его на юг. Сначала прошёл по дороге до Линца, что находился уже под контролем итальянских сил. А потом развернулся и атаковал австро-венгерские позиции, окопавшиеся в долине Дуная. Прорвал их. И устремился мимо Вены к Будапешту.
Ничего особенного в прорыве укреплений на итало-австрийской границе не было. Меншиков применил уже проверенный приём массирования бронетехники на направлении удара. Впереди тяжёлые «Витязи», за ними «Новики» и колёсные бронетранспортёры, откуда оперативно выдвигалась пехота для поддержки техники в спорные моменты. Плюс инженерно-технические взводы и роты, наводящие мосты из «полуфабрикатов» через траншеи под прикрытием дружественного огня.
Всё прошло так быстро, что австро-венгры так и не смогли ничего сделать. Они всё ещё не отошли от ранней формы позиционной обороны, основанной на обычной линейной тактике, когда в траншеи набивали как можно больше солдат, концентрируя их преимущественно на первых позициях. Пулемёты продолжали оставаться средствами усиления фронтального огня, а вторая и третья линии обороны были категорически ослаблены, выступая запасными позициями для отступающих с основной огневой позиции.
В реальности такую оборону порвала артиллерия, вынудив рассредоточивать войска и искать варианты сохранения огневой мощи при меньшей плотности солдат. Сейчас же за дело взялась бронетехника, вооружённая короткоствольными 75‐мм пушками, 37‐мм автоматическими гранатомётами и 12,7‐мм крупнокалиберными пулемётами, что легко прошивали бруствер траншей. Плюсом пошла пехота с самозарядными винтовками и ручными гранатами. И ночь. И общее истощение Австро-Венгрии, которая не смогла выставить на этом участке достаточно войск для парирования таких ударов. Да, утром австро-венгерские войска нанесли фланговые контрудары, пытаясь срезать прорыв, но было уже поздно. Механизированный корпус прошёл через траншеи. Вылез на нормальные дороги и рванул вперёд. Так что удар опоздал и пришёлся в пустоту. Хуже того – ведя наступление навстречу друг другу со смежных с прорывом участков, австро-венгерские войска умудрились пострадать от дружественного огня. Несильно. Но всё же.
Меншиков же нёсся вперёд по дорогам вдоль Дуная. Революционную Вену он пропустил, объезжая. Там уже пару недель как бурлила натуральная коммуна. Ввязываться в уличные бои с бунтарями он не видел никакого смысла. Как и пытаться с ними договариваться. Да и зачем? У них даже лидера единого не было, лишь импровизированная Директория состояла из вцепившихся друг другу в глотку мерзавцев, не видящих будущего своей страны иначе, как под собственной властью. Они и только они могли привести её к Светлому будущему, остальные же… должны умереть, так как контрреволюционеры и вообще плохие люди – конкуренты то есть. А что может быть хуже конкурента-революционера?
Но мы отвлеклись. Революция революцией, однако наш герой достиг Будапешта. Быстро. Прорываясь по нескольким параллельным дорогам. Он вылез из бронеавтомобиля и потянулся с довольной улыбкой на лице.
Франц-Иосиф, по слухам, которые удалось собрать быстрым опросом местных жителей, просто не успел сбежать. Слишком всё стремительно произошло. Да и куда? Будапешт был его последней столицей. Драпать на восток, северо-восток или юго-запад, в земли славян, которых сам и травил последние годы? Плохая идея. На север? А куда на север? В бунтующую Вену? В занятую русскими Богемию? Куда? На юг, к сербам? Ещё более безумная идея. Проще самому застрелиться или повеситься. На запад? В занятые итальянскими войсками земли? Ему некуда было бежать, даже если бы он и захотел. И не только ему. В Будапеште с последнего рейда Меншикова потихоньку накопилась практически вся знать Двуединой монархии. Туда перевезли казну и реликвии. Там сконцентрировалось всё военное и политическое управление страной, к вящей радости венгров. Те ликовали. Что, впрочем, не сказалось на боеготовности города, так как все, кого можно было поставить «под ружьё», уже находились на фронте. Временную столицу Австро-Венгрии защищали только комиссованные инвалиды, раненые из ближайших госпиталей да небольшой штат личной охраны Кайзера.
Встав так, чтобы лишь немного выступать из-за бронеавтомобиля сбоку от достаточно высоко расположенной башни, наш герой осторожно всмотрелся в открывшуюся перед ним панораму. От крепости постреливали, ведя беспокоящий обстрел. Изредка и без особенного энтузиазма, но шальные винтовочные пули летали время от времени, то цокая по бронетехнике, то выбивая крошку в каменных зданиях. На излёте. Однако могло хватить. Вот наш герой и не рисковал.
Будайская крепость – ядро Будапешта и последний оплот двуединой монархии. К счастью, она была давно перестроена и в эти дни только называлась крепостью, на деле же больше напоминая дворец. Однако в окна оказались уложены мешки с песком и мелькали кое-где люди с оружием. Да и на подходе расположились пулемётные гнёзда и позиции лёгких орудий. Видимо, Франц-Иосиф готовился ещё с прошлого захода. ТАК всё оборудовать буквально за несколько суток просто технически невозможно. Тем более что мешки с песком использовались далеко не везде: хватало и мест с куда более прочной и основательной защитой. Вон – даже бетонированные участки имелись.
– Передайте на ближайшую миномётную батарею, – тихо произнёс Максим, зная, что связисты уже рядом, – пусть готовятся. По команде – открываем огонь. Задача – подавить вынесенные вперёд огневые точки. И командира штурмовиков ко мне.
– Слушаюсь, – козырнул кто-то за спиной, повторил команду и куда-то отбыл. А Меншиков остался наблюдать за активностью австро-венгерской обороны.
Через четверть часа от дворца жахнуло лёгкое морское орудие, чей – скорее всего, 37‐мм – снаряд пошёл перелётом и затих где-то в жилом доме за спиной Максима. Ещё раз жахнуло. Опять мимо. На третий раз, выбив немного искр, старый чугунный снаряд ударил в наклонную плиту лобовой проекции бронеавтомобиля и ушёл рикошетом куда-то вверх, за крыши домов. Потом было ещё несколько выстрелов, но таких же бесполезных. Редких и неудачных в целом. В данном ракурсе могло стрелять только одно австро-венгерское орудие, и серьёзных проблем оно не представляло.
– Максим Иванович, миномёты готовы, – наконец произнёс знакомый голос одного из связистов рядом.
– Корректировщики выдвинуты?
– Так точно.
– Пусть открывают огонь по выявленным целям, – произнёс наш герой, не отрываясь от бинокля.
– Слушаюсь. Открыть огонь по выявленным целям.
И спустя минут пять откуда-то из-за спины ударили пристрелочные выстрелы. Три 90‐мм мины прошли по крутой траектории и взорвались во дворе крепости. Точнее, перед ней, с некоторым недолётом. Чуть погодя прилетела ещё одна тройка. Третья же накрыла самую опасную цель – позицию лёгкого орудия, что обстреливало бронеавтомобиль всё это время. Пристрелка по-морскому работала безукоризненно.
А тем временем готовились штурмовики, избавляясь от всего лишнего и набирая увеличенный запас гранат и боеприпасов. Ну и надевая свои стальные нагрудники поверх лёгких противоосколочных жилетов. Тяжело, но очень полезно при штурмовых действиях. От всех угроз не убережёт, однако потери эта тяжесть сокращала кардинально.
– Всё готово, Максим Иванович, – довольно гаркнул голос за спиной. – Штурмовики готовы к штурму.
– Андрей, поддержишь их огнём?
– Из всех орудий?
– Сначала из всех. Потом, как сблизятся, только из пулемётов. Нужно прижать австрияков и не давать высовываться из окон.
– Понял. Сделаю, – довольным голосом ответил новый командир лейб-гвардии механизированного полка, бывший всю весеннюю кампанию начальником штаба этого самого полка и участвовавший в той странной «неаполитанской беседе». Той, когда бывший командир штурмовиков попытался пощекотать нервы Меншикову ножом, но не смог. Психанул. И сгинул. По слухам, попал в германский плен. Как в Неаполе он мог это сделать – никто не знал, но и не пытался. Этот исход событий устроил не только Максима, но и его ближайшее окружение, вздохнувшее с облегчением. Человек, замаравшийся дважды, потерял право на репутацию и уважение, а значит – они были ему уже ничем не обязаны. И если та «неаполитанская беседа» ещё оставляла какие-то варианты… какие-то трактовки, вынуждая окружение Меншикова на определённые рефлексии для сохранения лица, то попадание в плен выглядело настолько нелепо и надуманно, что бедного бывшего командира штурмовиков чуть ли не в предатели записали. Если не Родины, то родного полка уж точно. Дескать, хотел поднять бунт и стать полковником. А как понял, что дела плохи и может прилететь наказание – сбежал и сдался немцам в плен… Мерзкий расклад. Но он устроил всех. Ну, почти всех. Бывший командир штурмовиков ничего не выигрывал при таких трактовках, но всем остальным было плевать. Он уже был списан в утиль, и его мнение не интересовало окружающих.
Штурмовиков, кстати, вывели из подчинения полку, развернув как отдельный усиленный батальон корпусного подчинения. Хотели полк, но не набрали такого количества хорошо подготовленных бойцов, несмотря на усиленные тренировки. Вот поэтому Максим и попросил командира лейб-гвардии механизированного полка поддержать штурмовиков. У тех своих тяжёлых бронеавтомобилей не имелось.
90‐мм миномёты «замолчали» сразу после того, как «погасили» выявленные открытые позиции. Какой смысл тратить впустую боеприпасы? Поэтому начало штурма хлёстко и громко ударило по ушам канонадой взахлёб «заговоривших» 75‐мм «окурков», 37‐мм «автоматов» и 12,7‐мм пулемётов. А от Будайской крепости только полетели крошка и щебёнка в разные стороны. Особого ущерба это старым и толстым стенам, конечно, не наносило, но в окнах больше никто не мелькал. Что позволило штурмовикам на грузовиках подъехать прямо к стенам без всяких волнений. Понятно, что по мере приближения этих колёсных средств выключались сначала 75‐мм, а потом и 37‐мм «стволы». Но даже и одного беспокоящего огня крупнокалиберных пулемётов в принципе хватало…
Эта крепость была слишком уж дворцом для того, чтобы должным образом отразить натиск тяжёлой и до зубов вооружённой пехоты. Наспех созданные огневые позиции, прикрывающие подходы, в том числе фланкирующим огнём, оказались вынесены 90‐мм минами. А всё остальное… вся там паутина комнаток и переходов… это была идеальная среда обитания для штурмовиков с их вооружением. Самозарядные винтовки и такие же дробовики, гранаты, лёгкие ручные пулемёты… ужас… просто кошмар для всех, кто засел внутри. Да, среди них много было благородных, но штурмовики не нянчились и не деликатничали с ними. Сначала в комнату заходила граната. Подавала голос. И только потом уже врывались бойцы, пользуясь оглушением и деморализацией противника. Причём как! Ворвавшись в помещение, сразу смещались вбок – чтобы уйти с проёма и не маячить силуэтом на его фоне. И огонь! Огонь! Огонь! Так, чтобы враг не мог ни вздохнуть, ни охнуть, ни голову поднять.
В нескольких местах австро-венгры поставили станковые пулемёты, бьющие на прострел через несколько сквозных комнат, что исключало заброс гранаты. Слишком далеко. Ну так и что? Этим они только замедлили продвижение. Да, с наскока такие позиции взять не удавалось. Но пулемёт не может стрелять бесконечно. Перегревается. Да и ленты имеют конечную длину. Поэтому штурмовики что делали? Правильно. Разряжали эти установки.
Кидали гранату для кратковременного оглушения и деморализации. А после взрыва вперёд рвались бойцы со штурмовыми щитами. Но не до упора, а на подходящее для броска нормальной гранаты расстояние, чтобы не высовываться из-за щитов прикрытия. Щитовиков только-только ввели в штат штурмового батальона этим летом, готовя к затяжным боям в крупных зданиях, где поддержать гранатой или снарядом с улицы не всегда возможно. Эти ребята тащили перед собой тяжёлый щит, что держал винтовочную пулю в упор. Получалась довольно тяжёлая конструкция, на колёсиках. За ними – пригнувшись, на полусогнутых – двигалась штурмовая группа.
Двадцать метров.
Бросок «колотушки».
Взрыв на позициях пулемётного расчёта.
И рывок вперёд. Уже простых бойцов, высыпавших с оружием на изготовку из-за тяжёлых щитов…
Франца-Иосифа с его родственниками и окружением нашли в подвале. Они сдались без боя. Услышали характерный топот штурмовиков и стали кричать, что сдаются, чтобы не стреляли. Всё было кончено. Да и стрелять им особенно было нечем. Сюда стаскивали раненых и тех, кого нужно укрыть от обстрела. С самых первых взрывов 90‐мм мин начали. И тут вскрылся очень любопытный момент. Кайзер сражался. Лично. Несмотря на возраст. И сидел в этом подвале, баюкая простреленную руку в свежей, пропитанной кровью повязке.
Всех, кто находился здесь, обыскали и разоружили. После чего позвали нашего героя. Наверх их не потащили, так как здесь было слишком много раненых. Всё-таки штурм Будайской крепости шёл несколько часов и был хоть и довольно бескровный для штурмовиков, но нервный, хлопотный. Наблюдались даже попытки контратак и фланговых обходов по лабиринту комнат. Один раз это мероприятие даже удалось, и австро-венгры умудрились перебить звено штурмовой группы, захватив их оружие. Но в общем и целом это уже ни на что не повлияло…
Максим вошёл, тихо и мирно беседуя с командиром лейб-гвардии гусарского полка, также вошедшего в состав корпуса, о насущных делах. Скорее даже предаваясь грёзам о днях будущих. Остановился. Окинул взором присутствующих. Выхватил взглядом престарелого Франца-Иосифа. Тот поднял глаза, не отводя их и не пряча. Спокойный. Уверенный в себе и своей правоте. Не растерявшийся из-за неудач. Враг. Природный. Злодейский.
Криво усмехнувшись, наш герой медленно и демонстративно достал пистолет из кобуры. Передёрнул затвор. Снял с предохранителя. И, сделав несколько шагов вперёд, прицелился Францу-Иосифу в лоб.
– Вот ты и попался, – с холодным омерзением произнёс генерал.
Но тот вновь не отвёл взгляда. И даже – напротив. Медленно встал и гордо выпятил подбородок. В духе: «Стреляй, фашистская морда!» Это так взбесило Максима, что он едва не выстрелил в тот момент, когда между ним и Кайзером втиснулась молодая женщина.
– Что ты творишь?! – рявкнул старик.
– Не убивай, прошу, – тихо произнесла однодневная любовница нашего героя – Эржи. И едва заметно огладила свой живот.
Глаза Максима округлились от этого намёка. Она тихонечко кивнула. И он, не в силах целиться в мать своего будущего ребёнка, отвёл оружие, бессильно опустил руку. Франц-Иосиф тоже, видимо, что-то понял – и вид имел не менее ошарашенный и удивлённый. Как и многие присутствующие.
– Как Ваше самочувствие? – выдавил из себя формальную фразу Меншиков, не поднимая глаз на Эржи и нервно потирая лоб левой ладонью. – Как муж? Как дети?
– Супруг погиб во время штурма, – после небольшой паузы произнесла она. И Максим поднял на неё взгляд, полный невысказанного вопроса. – К сожалению, – тяжело вздохнув, добавила она, вновь осторожно огладив свой живот и мягко улыбнувшись. – Мы помирились после моего возвращения из Вены… и мне даже показалось, что всё, наконец, налаживается.
– Ну что за нелепица… – тихо произнёс он, – её подслушивать отправили, а она подглядывает.
– Что Вы говорите? – спросил фон Бек, просыпаясь и поднимая голову со стола.
– Может быть, пройдёте в соседний кабинет? Там диван есть. Сколько Вы уже на ногах?
– Нет, – ответил Людвиг, потирая лицо. – Давайте продолжим.
– А что продолжим? Опять всё как обычно с этим мерзавцем.
– Почему же? Мы знаем, что он собирается совершить рейд.
– Хорошая шутка, – сухо и совершенно бесцветно заметил Франц. – В предыдущие два раза Генеральный штаб был также загодя уведомлён об этом. Или Вы забыли об этом?
– Сейчас всё иначе.
– Да? Интересно. Чем же?
– Мы понимаем его цели.
– О да… – чуть ли не простонал Гальдер. – Я устал уже от всего этого безумия. Просто устал. Я его не понимаю… и понять не могу.
– Но цели…
– Мы не знаем его целей! – с нажимом произнёс Франц, перебив собеседника. – Мы их сами себе придумываем, чтобы хоть как-то объяснить происходящее. Я попытался взглянуть на нас со стороны и ужаснулся. Это какой-то кошмар! Носимся с безумными идеями… Понимаете, Людвиг, мы пытаемся парировать нападение призрака… миража… Мы даже не знаем: эльф ли он или это просто плод нашего воображения. Больного, прошу отметить, воображения. Он ведь нигде ни разу не сказал об этом прямо. Мы сами ухватились за расхожую болтовню этого мерзавца и придумали себе то, что нам было удобно.
– Вы просто устали, – покачал головой фон Бек.
– Может быть. Но я больше не верю. Даже себе. Мы загнали сами себя в какую-то ловушку.
– Или нас туда загнали.
– О нет!.. – теперь уже явно простонал Франц. – Только не говорите, что этот демонический мерзавец Меншиков всё так и задумывал! Вы что, действительно считаете, что он начал плодить всю эту чёртову мистику, чтобы мы пытались сражаться с ветряными мельницами собственных грёз? Это же бред! Бред! БРЕД! Я отказываюсь в это верить!!!
– Может, и так, – спокойно произнёс фон Бек, с какой-то жалостью наблюдая за своим командиром, не спавшим уже третьи сутки. – Но если Вы всё так же будете пить кофе, курить и избегать сна, то пропустите самое интересное.
– Что же?
– Меншиков скоро начнёт действовать. Это факт. Я могу положить своё годовое жалованье об заклад, что он это станет делать. Но где и как – вот в чём вопрос. И если Вы не хотите прозевать это знаменательное событие, то Вам нужно выспаться. Нам всем нужно выспаться. Хоть немного…
Гальдер отвернулся от окна. Устало взглянул на Людвига, уже ухватившего маленькую чашку крепко заваренного кофе. И, вяло улыбнувшись, выдавил: – Пожалуй, Вы правы…
Глава 4
1916 год, 23 сентября, Будапешт
Заручившись поддержкой Брусилова, Австро-Венгрия сняла со своих восточных позиций ещё пару дивизий, чтобы перебросить их на запад – встречать Меншикова. Ведь что думали в Генеральном штабе двуединой монархии? Правильно. Что наш герой пойдёт на них, а их северные соседи – так, мелочь. В Берлине, правда, считали иначе. Но что это меняло?
Чтобы отвлечь внимание Германской Империи, Максим ещё 21 числа перебросил все свои тяжёлые истребители из Померании, впервые в истории применив сбрасываемые подвесные баки. И с утра 22 сентября эти самолёты появились в небе над Баварией, вызвав переполох.
К вечеру 22 сентября на севере уже началась высадка двух пехотных бригад в Нойштадт-ин-Хольштайнг с развёртыванием в направлении Любека. Что создавало угрозу приморскому флангу сил Кайзера на русско-германском фронте. Этот эффект усиливался ещё и благодаря доминирующему положению Балтийского флота, который вывел туда все свои тяжёлые силы. А для защиты от парирующих ударов Кайзермарине – произвёл в ночь с 21 на 22 сентября постановку минных банок с эсминцев возле выхода из Кильского канала. Скрытно, конечно. Но немцы всё равно узнали, подорвавшись ранним утром 22 сентября какой-то грузовой лоханкой на одной из них. Параллельно Ренненкампф концентрировал в Померании все свои резервы под командованием Третьякова. Вместе с тем на юге, в Богемии, находился корпус Меншикова, активизировалась артиллерия и тяжёлые истребители, переброшенные с севера.
Германский генеральный штаб просто не знал, чего ожидать. Казалось бы, русские уже начали свою операцию на северном фланге. Но тогда зачем на южный перебрался Меншиков? Тем более что немногочисленные тяжёлые истребители очень бы пригодились Третьякову на севере. Их польза в проведении штурмовых операций и оперативной поддержки войск в наступлении уже была высоко оценена всеми. Поэтому Гальдер находился в полной растерянности.
Максим же, выждав паузу и приведя свой корпус в порядок, вечером 22 сентября повёл его на юг. Сначала прошёл по дороге до Линца, что находился уже под контролем итальянских сил. А потом развернулся и атаковал австро-венгерские позиции, окопавшиеся в долине Дуная. Прорвал их. И устремился мимо Вены к Будапешту.
Ничего особенного в прорыве укреплений на итало-австрийской границе не было. Меншиков применил уже проверенный приём массирования бронетехники на направлении удара. Впереди тяжёлые «Витязи», за ними «Новики» и колёсные бронетранспортёры, откуда оперативно выдвигалась пехота для поддержки техники в спорные моменты. Плюс инженерно-технические взводы и роты, наводящие мосты из «полуфабрикатов» через траншеи под прикрытием дружественного огня.
Всё прошло так быстро, что австро-венгры так и не смогли ничего сделать. Они всё ещё не отошли от ранней формы позиционной обороны, основанной на обычной линейной тактике, когда в траншеи набивали как можно больше солдат, концентрируя их преимущественно на первых позициях. Пулемёты продолжали оставаться средствами усиления фронтального огня, а вторая и третья линии обороны были категорически ослаблены, выступая запасными позициями для отступающих с основной огневой позиции.
В реальности такую оборону порвала артиллерия, вынудив рассредоточивать войска и искать варианты сохранения огневой мощи при меньшей плотности солдат. Сейчас же за дело взялась бронетехника, вооружённая короткоствольными 75‐мм пушками, 37‐мм автоматическими гранатомётами и 12,7‐мм крупнокалиберными пулемётами, что легко прошивали бруствер траншей. Плюсом пошла пехота с самозарядными винтовками и ручными гранатами. И ночь. И общее истощение Австро-Венгрии, которая не смогла выставить на этом участке достаточно войск для парирования таких ударов. Да, утром австро-венгерские войска нанесли фланговые контрудары, пытаясь срезать прорыв, но было уже поздно. Механизированный корпус прошёл через траншеи. Вылез на нормальные дороги и рванул вперёд. Так что удар опоздал и пришёлся в пустоту. Хуже того – ведя наступление навстречу друг другу со смежных с прорывом участков, австро-венгерские войска умудрились пострадать от дружественного огня. Несильно. Но всё же.
Меншиков же нёсся вперёд по дорогам вдоль Дуная. Революционную Вену он пропустил, объезжая. Там уже пару недель как бурлила натуральная коммуна. Ввязываться в уличные бои с бунтарями он не видел никакого смысла. Как и пытаться с ними договариваться. Да и зачем? У них даже лидера единого не было, лишь импровизированная Директория состояла из вцепившихся друг другу в глотку мерзавцев, не видящих будущего своей страны иначе, как под собственной властью. Они и только они могли привести её к Светлому будущему, остальные же… должны умереть, так как контрреволюционеры и вообще плохие люди – конкуренты то есть. А что может быть хуже конкурента-революционера?
Но мы отвлеклись. Революция революцией, однако наш герой достиг Будапешта. Быстро. Прорываясь по нескольким параллельным дорогам. Он вылез из бронеавтомобиля и потянулся с довольной улыбкой на лице.
Франц-Иосиф, по слухам, которые удалось собрать быстрым опросом местных жителей, просто не успел сбежать. Слишком всё стремительно произошло. Да и куда? Будапешт был его последней столицей. Драпать на восток, северо-восток или юго-запад, в земли славян, которых сам и травил последние годы? Плохая идея. На север? А куда на север? В бунтующую Вену? В занятую русскими Богемию? Куда? На юг, к сербам? Ещё более безумная идея. Проще самому застрелиться или повеситься. На запад? В занятые итальянскими войсками земли? Ему некуда было бежать, даже если бы он и захотел. И не только ему. В Будапеште с последнего рейда Меншикова потихоньку накопилась практически вся знать Двуединой монархии. Туда перевезли казну и реликвии. Там сконцентрировалось всё военное и политическое управление страной, к вящей радости венгров. Те ликовали. Что, впрочем, не сказалось на боеготовности города, так как все, кого можно было поставить «под ружьё», уже находились на фронте. Временную столицу Австро-Венгрии защищали только комиссованные инвалиды, раненые из ближайших госпиталей да небольшой штат личной охраны Кайзера.
Встав так, чтобы лишь немного выступать из-за бронеавтомобиля сбоку от достаточно высоко расположенной башни, наш герой осторожно всмотрелся в открывшуюся перед ним панораму. От крепости постреливали, ведя беспокоящий обстрел. Изредка и без особенного энтузиазма, но шальные винтовочные пули летали время от времени, то цокая по бронетехнике, то выбивая крошку в каменных зданиях. На излёте. Однако могло хватить. Вот наш герой и не рисковал.
Будайская крепость – ядро Будапешта и последний оплот двуединой монархии. К счастью, она была давно перестроена и в эти дни только называлась крепостью, на деле же больше напоминая дворец. Однако в окна оказались уложены мешки с песком и мелькали кое-где люди с оружием. Да и на подходе расположились пулемётные гнёзда и позиции лёгких орудий. Видимо, Франц-Иосиф готовился ещё с прошлого захода. ТАК всё оборудовать буквально за несколько суток просто технически невозможно. Тем более что мешки с песком использовались далеко не везде: хватало и мест с куда более прочной и основательной защитой. Вон – даже бетонированные участки имелись.
– Передайте на ближайшую миномётную батарею, – тихо произнёс Максим, зная, что связисты уже рядом, – пусть готовятся. По команде – открываем огонь. Задача – подавить вынесенные вперёд огневые точки. И командира штурмовиков ко мне.
– Слушаюсь, – козырнул кто-то за спиной, повторил команду и куда-то отбыл. А Меншиков остался наблюдать за активностью австро-венгерской обороны.
Через четверть часа от дворца жахнуло лёгкое морское орудие, чей – скорее всего, 37‐мм – снаряд пошёл перелётом и затих где-то в жилом доме за спиной Максима. Ещё раз жахнуло. Опять мимо. На третий раз, выбив немного искр, старый чугунный снаряд ударил в наклонную плиту лобовой проекции бронеавтомобиля и ушёл рикошетом куда-то вверх, за крыши домов. Потом было ещё несколько выстрелов, но таких же бесполезных. Редких и неудачных в целом. В данном ракурсе могло стрелять только одно австро-венгерское орудие, и серьёзных проблем оно не представляло.
– Максим Иванович, миномёты готовы, – наконец произнёс знакомый голос одного из связистов рядом.
– Корректировщики выдвинуты?
– Так точно.
– Пусть открывают огонь по выявленным целям, – произнёс наш герой, не отрываясь от бинокля.
– Слушаюсь. Открыть огонь по выявленным целям.
И спустя минут пять откуда-то из-за спины ударили пристрелочные выстрелы. Три 90‐мм мины прошли по крутой траектории и взорвались во дворе крепости. Точнее, перед ней, с некоторым недолётом. Чуть погодя прилетела ещё одна тройка. Третья же накрыла самую опасную цель – позицию лёгкого орудия, что обстреливало бронеавтомобиль всё это время. Пристрелка по-морскому работала безукоризненно.
А тем временем готовились штурмовики, избавляясь от всего лишнего и набирая увеличенный запас гранат и боеприпасов. Ну и надевая свои стальные нагрудники поверх лёгких противоосколочных жилетов. Тяжело, но очень полезно при штурмовых действиях. От всех угроз не убережёт, однако потери эта тяжесть сокращала кардинально.
– Всё готово, Максим Иванович, – довольно гаркнул голос за спиной. – Штурмовики готовы к штурму.
– Андрей, поддержишь их огнём?
– Из всех орудий?
– Сначала из всех. Потом, как сблизятся, только из пулемётов. Нужно прижать австрияков и не давать высовываться из окон.
– Понял. Сделаю, – довольным голосом ответил новый командир лейб-гвардии механизированного полка, бывший всю весеннюю кампанию начальником штаба этого самого полка и участвовавший в той странной «неаполитанской беседе». Той, когда бывший командир штурмовиков попытался пощекотать нервы Меншикову ножом, но не смог. Психанул. И сгинул. По слухам, попал в германский плен. Как в Неаполе он мог это сделать – никто не знал, но и не пытался. Этот исход событий устроил не только Максима, но и его ближайшее окружение, вздохнувшее с облегчением. Человек, замаравшийся дважды, потерял право на репутацию и уважение, а значит – они были ему уже ничем не обязаны. И если та «неаполитанская беседа» ещё оставляла какие-то варианты… какие-то трактовки, вынуждая окружение Меншикова на определённые рефлексии для сохранения лица, то попадание в плен выглядело настолько нелепо и надуманно, что бедного бывшего командира штурмовиков чуть ли не в предатели записали. Если не Родины, то родного полка уж точно. Дескать, хотел поднять бунт и стать полковником. А как понял, что дела плохи и может прилететь наказание – сбежал и сдался немцам в плен… Мерзкий расклад. Но он устроил всех. Ну, почти всех. Бывший командир штурмовиков ничего не выигрывал при таких трактовках, но всем остальным было плевать. Он уже был списан в утиль, и его мнение не интересовало окружающих.
Штурмовиков, кстати, вывели из подчинения полку, развернув как отдельный усиленный батальон корпусного подчинения. Хотели полк, но не набрали такого количества хорошо подготовленных бойцов, несмотря на усиленные тренировки. Вот поэтому Максим и попросил командира лейб-гвардии механизированного полка поддержать штурмовиков. У тех своих тяжёлых бронеавтомобилей не имелось.
90‐мм миномёты «замолчали» сразу после того, как «погасили» выявленные открытые позиции. Какой смысл тратить впустую боеприпасы? Поэтому начало штурма хлёстко и громко ударило по ушам канонадой взахлёб «заговоривших» 75‐мм «окурков», 37‐мм «автоматов» и 12,7‐мм пулемётов. А от Будайской крепости только полетели крошка и щебёнка в разные стороны. Особого ущерба это старым и толстым стенам, конечно, не наносило, но в окнах больше никто не мелькал. Что позволило штурмовикам на грузовиках подъехать прямо к стенам без всяких волнений. Понятно, что по мере приближения этих колёсных средств выключались сначала 75‐мм, а потом и 37‐мм «стволы». Но даже и одного беспокоящего огня крупнокалиберных пулемётов в принципе хватало…
Эта крепость была слишком уж дворцом для того, чтобы должным образом отразить натиск тяжёлой и до зубов вооружённой пехоты. Наспех созданные огневые позиции, прикрывающие подходы, в том числе фланкирующим огнём, оказались вынесены 90‐мм минами. А всё остальное… вся там паутина комнаток и переходов… это была идеальная среда обитания для штурмовиков с их вооружением. Самозарядные винтовки и такие же дробовики, гранаты, лёгкие ручные пулемёты… ужас… просто кошмар для всех, кто засел внутри. Да, среди них много было благородных, но штурмовики не нянчились и не деликатничали с ними. Сначала в комнату заходила граната. Подавала голос. И только потом уже врывались бойцы, пользуясь оглушением и деморализацией противника. Причём как! Ворвавшись в помещение, сразу смещались вбок – чтобы уйти с проёма и не маячить силуэтом на его фоне. И огонь! Огонь! Огонь! Так, чтобы враг не мог ни вздохнуть, ни охнуть, ни голову поднять.
В нескольких местах австро-венгры поставили станковые пулемёты, бьющие на прострел через несколько сквозных комнат, что исключало заброс гранаты. Слишком далеко. Ну так и что? Этим они только замедлили продвижение. Да, с наскока такие позиции взять не удавалось. Но пулемёт не может стрелять бесконечно. Перегревается. Да и ленты имеют конечную длину. Поэтому штурмовики что делали? Правильно. Разряжали эти установки.
Кидали гранату для кратковременного оглушения и деморализации. А после взрыва вперёд рвались бойцы со штурмовыми щитами. Но не до упора, а на подходящее для броска нормальной гранаты расстояние, чтобы не высовываться из-за щитов прикрытия. Щитовиков только-только ввели в штат штурмового батальона этим летом, готовя к затяжным боям в крупных зданиях, где поддержать гранатой или снарядом с улицы не всегда возможно. Эти ребята тащили перед собой тяжёлый щит, что держал винтовочную пулю в упор. Получалась довольно тяжёлая конструкция, на колёсиках. За ними – пригнувшись, на полусогнутых – двигалась штурмовая группа.
Двадцать метров.
Бросок «колотушки».
Взрыв на позициях пулемётного расчёта.
И рывок вперёд. Уже простых бойцов, высыпавших с оружием на изготовку из-за тяжёлых щитов…
Франца-Иосифа с его родственниками и окружением нашли в подвале. Они сдались без боя. Услышали характерный топот штурмовиков и стали кричать, что сдаются, чтобы не стреляли. Всё было кончено. Да и стрелять им особенно было нечем. Сюда стаскивали раненых и тех, кого нужно укрыть от обстрела. С самых первых взрывов 90‐мм мин начали. И тут вскрылся очень любопытный момент. Кайзер сражался. Лично. Несмотря на возраст. И сидел в этом подвале, баюкая простреленную руку в свежей, пропитанной кровью повязке.
Всех, кто находился здесь, обыскали и разоружили. После чего позвали нашего героя. Наверх их не потащили, так как здесь было слишком много раненых. Всё-таки штурм Будайской крепости шёл несколько часов и был хоть и довольно бескровный для штурмовиков, но нервный, хлопотный. Наблюдались даже попытки контратак и фланговых обходов по лабиринту комнат. Один раз это мероприятие даже удалось, и австро-венгры умудрились перебить звено штурмовой группы, захватив их оружие. Но в общем и целом это уже ни на что не повлияло…
Максим вошёл, тихо и мирно беседуя с командиром лейб-гвардии гусарского полка, также вошедшего в состав корпуса, о насущных делах. Скорее даже предаваясь грёзам о днях будущих. Остановился. Окинул взором присутствующих. Выхватил взглядом престарелого Франца-Иосифа. Тот поднял глаза, не отводя их и не пряча. Спокойный. Уверенный в себе и своей правоте. Не растерявшийся из-за неудач. Враг. Природный. Злодейский.
Криво усмехнувшись, наш герой медленно и демонстративно достал пистолет из кобуры. Передёрнул затвор. Снял с предохранителя. И, сделав несколько шагов вперёд, прицелился Францу-Иосифу в лоб.
– Вот ты и попался, – с холодным омерзением произнёс генерал.
Но тот вновь не отвёл взгляда. И даже – напротив. Медленно встал и гордо выпятил подбородок. В духе: «Стреляй, фашистская морда!» Это так взбесило Максима, что он едва не выстрелил в тот момент, когда между ним и Кайзером втиснулась молодая женщина.
– Что ты творишь?! – рявкнул старик.
– Не убивай, прошу, – тихо произнесла однодневная любовница нашего героя – Эржи. И едва заметно огладила свой живот.
Глаза Максима округлились от этого намёка. Она тихонечко кивнула. И он, не в силах целиться в мать своего будущего ребёнка, отвёл оружие, бессильно опустил руку. Франц-Иосиф тоже, видимо, что-то понял – и вид имел не менее ошарашенный и удивлённый. Как и многие присутствующие.
– Как Ваше самочувствие? – выдавил из себя формальную фразу Меншиков, не поднимая глаз на Эржи и нервно потирая лоб левой ладонью. – Как муж? Как дети?
– Супруг погиб во время штурма, – после небольшой паузы произнесла она. И Максим поднял на неё взгляд, полный невысказанного вопроса. – К сожалению, – тяжело вздохнув, добавила она, вновь осторожно огладив свой живот и мягко улыбнувшись. – Мы помирились после моего возвращения из Вены… и мне даже показалось, что всё, наконец, налаживается.