Французская вдова

– И что с того? – спросил Федор, обозревая пустой и полутемный зал.

Он никогда раньше не стоял на сцене, разве что в детстве, когда их школьный танцевальный кружок внезапно выехал на гастроли в соседний район. Тогда Федор очень боялся выступать. Но сейчас, на секундочку представив себя артистом, внезапно почувствовал прилив воодушевления и волнения. Адреналин ударил в сердце, и оно застучало быстрее.

– Как бы ты истратил лишние деньги? – отвлек его от переживаний Тарасов. – Если бы они у тебя были и тебе приспичило бы сделать доброе дело?

– Отдал бы какому-нибудь детскому дому, – неуверенно ответил Федор. – Я об этом как-то не думал.

– И дети в качестве благодарности обслюнявили бы тебя шоколадными губами. Никакой «золотой контрамарки», благосклонного главрежа, восхищенных актрис…

– Думаешь, здесь все-таки замешана женщина?

– Не блесну оригинальностью, если отвечу, что женщины замешаны всюду, где пахнет скандалом или убийством.

– Нам необходим источник информации, – заявил Федор, оглядываясь по сторонам. Рабочие перестали бегать и теперь орали друг на друга. – Не представляю, как тут можно что-нибудь выяснить.

Тарасов посмотрел на него снисходительно:

– Погоди еще немного, друг мой, и ты захлебнешься информацией. За кулисами экспрессии гораздо больше, чем в пьесах Шекспира. Пойдем.

– Куда? – тотчас заинтересовался Федор.

– В гримерный цех.

– Зачем это? – Федор изобразил бровями изумление.

– За информацией, – ответил на его вопрос режиссер.

Упругим шагом он двинулся к кулисе и уже набрал было скорость, как вдруг дед, мимо которого им снова пришлось пройти, внезапно протянул руку и теперь уже его, а не Федора схватил холодными паучьими пальцами.

– Да что вы цепляетесь? – возмутился Тарасов. – Я человек нервный и не люблю, когда меня щупают. Незнакомых людей принято окликать, уважаемый. Язык дан человеку не только для того, чтобы им крошки с бороды собирать.

Не обратив никакого внимания на эту тираду, старик каким-то надсадным голосом сказал:

– Вам тут записка, – и протянул сложенный квадратиком листок бумаги.

– Ну да? – удивился режиссер. – От кого?

– То мне неведомо, – с торжественной вредностью ответил старик.

– Как это – неведомо? – вмешался Федор. – Вам ведь ее кто-то дал. Кто-то заговорил с вами.

– Ить заговорил, но со спины.

Тарасов между тем развернул записку, пробежал ее глазами и передал Федору.

– Ну, вот. Я был прав. Информация сейчас полезет, как квашня из кастрюли.

«Почему Забеленская после двух убийств поспешно поменяла В.А.З. на Н.А.?» – было написано на листке аккуратными печатными буквами с сильным нажимом.

– Кто такая Забеленская? – нахмурился Федор.

– Ее зовут Анна, – мрачно ответил Тарасов и тяжело вздохнул. Судя по всему, с этой женщиной у него были связаны какие-то личные воспоминания. – Актриса. Хм, она-то тут при чем? Ну, В.А.З. – это, допустим, Владислав Арсеньевич Зубов, главный режиссер, с ним ты только что познакомился. А кто такой Н.А.?

– Наверняка Колька Актюбенко, – неожиданно подал голос старик, который только что смотрел вдаль невидящим взглядом, но тут вдруг оживился и даже хитро заулыбался. – Засранец засранцем, но у женского пола от него прямо лихорадка делается. Бог ему складную морду нарисовал, вот его на части-то и рвут.

– Жалко, что еще не до конца разорвали, – пробормотал Тарасов.

– Выходит, в записке сказано: «Почему Забеленская после двух убийств поспешно поменяла главного режиссера на Николая Актюбенко?» – задумчиво повторил Федор.

Тарасов толкнул его локтем в бок, глазами указав на деда. Не дело, мол, озвучивать содержание записки при посторонних.

– А что, дедуля, давно ты в театре? – спросил он вслух.

– С начала рабочего дня.

– А вообще?

– А вообще – кот в плаще, – недовольно ответил тот. – Если я тебе не по нраву, милости прошу к начальнику отдела кадров. Он тебе все разобъяснит про меня и про мою деятельность.

– Да вы не сердитесь! Как вас зовут? – догадался спросить Федор.

– Серафим Павлович, – с достоинством ответил старик.


– Серафим Павлович, так вы точно не знаете, кто записку передал? Хотя бы мужчина или женщина?

– Может, мужчина, – ответил старик глубокомысленно. – А может, и женщина. Кто их разберет? У меня глаз на затылке нету.

– Пойдем отсюда, – вполголоса потребовал Тарасов. – У нас дел полно.

Они оставили старика раздраженно жевать губами и выбрались обратно в коридор.

– Такие записки обычно передают сыщикам, – недовольно сказал Федор. – Главреж упоминал, что утром тут был следователь. Почему он записку не получил?

– Может, и получил, откуда ты знаешь? – бросил Тарасов через плечо. Потом вдруг резко остановился и повернулся к Федору лицом. – Мы только что вошли в театр. Тебя тут вообще никто в глаза не видел. Никто не мог знать, что мы расследуем убийства.

– А ты никому не проболтался? – с подозрением спросил Федор. – Например, похвастался по телефону…

– Чем же тут хвастаться? – прошипел Тарасов. – Две убитые девчонки приходили ко мне домой незадолго до своей смерти, обеим я пообещал роли. Участковый думает, что я монстр в человеческом обличье. И я буду об этом трезвонить всякому, кто поинтересуется моими делами?!

– А что у тебя было с Анной Забеленской? – погасил его возмущение Федор. Он буравил Тарасова глазами, глядя на него сверху вниз: все-таки разница в росте у них была значительная. – Она играла в твоих спектаклях?

– В одном, – коротко ответил режиссер и тут же сердито рявкнул: – Не знаю, почему мне передали эту записку. Может быть, как раз из-за того, что я под подозрением у следователя.

– Хорошо, мы поговорим о Забеленской, когда ты успокоишься.

– Я совершенно спокоен, – огрызнулся Тарасов, который уже сорвался с места и продолжил бег трусцой по коридору.

Они миновали странный закуток с высокой тумбой и корзинкой для мусора. «Вероятно, место для курения, – решил Федор, – раз рядом стоит огромный огнетушитель и виднеется кнопка пожарной сигнализации».

– Нам сюда, – скомандовал Тарасов, указав на три ступеньки, ведущие вниз, к большой железной двери. Ему хватило пары минут, чтобы взять себя в руки. По крайней мере, тон у него стал прежним. – Держись, старик, тут одни девки работают. Сейчас начнут тебя кадрить.

Когда приосанившийся Федор шагнул в большое помещение, скрывавшееся за дверью, улыбка его мигом прокисла. «Девки», о которых говорил Тарасов, все как одна оказались пенсионного возраста. Ну, или приближались к нему. Они наперебой поздоровались с гостями, и Тарасов сразу же принялся трепать языком, изо всех сил стараясь настроить присутствующих на веселый лад. Одна тетенька, державшая в руках подушечку с иголками, заметив, что Федор восхищенно оглядывается, спросила:

– Впервые за кулисами?

– У вас тут просто сказочно интересно, – вместо ответа воскликнул тот.

Всюду на полках стояли деревянные болванки с надетыми на них париками. Белыми, рыжими, черными, завитыми – такими и разэтакими. Стены в зеркалах, большие столы с прозрачными крышками, на которых лежали фены, расчески, щетки, стояли коробки с лаками для волос, спреями, муссами и гелями. Рядом находилось какое-то хитрое оборудование, виднелись ножницы, ленты, нитки с иголками, флаконы и резервуары с клеем, краски и кисти…

– Это наш главный постижёр, – по-хозяйски приобнял женщину подскочивший Тарасов. – Надежда Сергеевна.

Федор хотел подколоть его, заметив, что Тарасов поставил в театре только два спектакля, а ведет себя так, будто работает здесь лет двести.

– Постижёр? Я даже не знаю, что это за профессия, – со стыдом признался он.

– Мы создаем парики к спектаклям и ухаживаем за ними, – объяснила Надежда Сергеевна.

– Даже за лысыми? – засмеялся Федор.

– За лысыми тоже, хотя я их не люблю, – призналась женщина. – Не мои произведения. В Китае их делают. Так что доверия они у меня не вызывают.

И тут из-за ширмы, которая стояла чуть поодаль, неожиданно вышла невысокая девушка с глазами Золушки из старого фильма. Платье в крупный горох с широкой юбкой, светлые волосы, уложенные волнами, все делало ее похожей на героиню волшебной сказки. В руках она держала кисточку и палитру с гримом.

– Теть Надь, – громко сказала она, – а где у нас?..

Увидев мужчин, девушка замолчала на полуслове.

– Ах, ангел мой, Наташенька! – воскликнул Тарасов, раскинув руки. – Как же я рад тебя видеть. Дай я тебя поцелую!

– Не помню, Андрей, чтобы наши отношения зашли так далеко, – осадила его Наташенька.

С двух слов становилось ясно, что, несмотря на волшебный вид, девушка вполне способна за себя постоять.

– Так давай их поскорее туда заведем! – хохотнул Тарасов. – Федор, познакомься, это художник-гример Наталья Верескова.

Федор коротко поклонился и представился. Ему даже показалось, что к щекам прилила кровь. «Как бы мне не покраснеть, – пронеслось в его голове. – Совсем я, что ли, чокнулся? – Девчонка только из пеленок вылезла, а я засмущался, как гимназист».

– Что вы здесь делаете? Еще один спектакль будете ставить? – спросила Наташа у Тарасова.

– Не знаю, не знаю… И никто не знает! Наташенька, а можно пригласить тебя в буфет на чашечку кофе?

– Пойдемте лучше за ширму, я сама вам кофе сделаю. А то кофе из буфета можно пить только после котлет с чесноком. Когда язык онемел и вкуса совсем не чувствуешь.

– Говорят, новый меценат обещает купить итальянские кофемашины, – коварно заметил Федор.

Ему отчего-то немедленно захотелось узнать, как отосится Наталья Верескова к знаменитому Судареву.

– Пусть сначала купит, – отрезала та.