Ферма

– Вот ваш браслет. Вы оставили его на цокольном этаже, у бассейна. – Координатор вручает Рейган ее «Уэллбэнд». – Браслет водонепроницаем. Если вы продолжите его снимать, мы его запаяем.

Рейган застегивает браслет, улыбаясь шутке.

– Я серьезно. Не снимайте его, – говорит координатор. – И вообще, пора вставать. Думаю, ваш клиент скоро прибудет.

Несмотря на шум в голове, Рейган садится, чувствуя волнение в груди.

– Мой клиент?

– Думаю, да. Так что пошевеливайтесь! – говорит координатор, закрывая дверь.

Рейган смотрит на «Уэллбэнд». Время еще есть. Она ставит будильник и откидывается на подушку, глядя на уже застеленную кровать Джейн. Ее соседка по комнате тоже ранняя пташка. И очень аккуратная. Это единственное, что Рейган знает о Джейн наверняка, хотя прожила с ней бок о бок два с половиной месяца.

Давление в голове Рейган внезапно усиливается. Она закрывает глаза и делает дыхательные упражнения, которые в прошлый раз, когда она попросила ибупрофен, ей показала Ханна. («Мы не пичкаем ребенка лекарствами, мы учим вас, как приручить свой организм», – сказала Ханна, погрозив пальцем.) Рейган ни за что не позволит себе пропустить это УЗИ. Это ее первое УЗИ в 3D. Даже Лайза признает, что получаемые этим методом изображения невероятны.

Ты видишь лицо, говорит она. Каждую выпуклость и каждое углубление.

А теперь Рейган к тому же встретится со своей клиенткой.

Конечно, ей давно хотелось что-нибудь о ней узнать. Или о нем – родители могут оказаться парой геев. Она понятия не имеет, кто они, потому что с момента прибытия в «Золотые дубы» Рейган не смогла собрать о них ни малейшей информации. Госпожа Ю утверждает, что такая секретность соблюдается в целях безопасности, но Лайза настаивает: это уловка, способ держать хосту в неведении, ведь тогда ее легче контролировать.

Рейган свешивает ноги с кровати. Голова пульсирует. Вероятно, поможет горячая вода. Рейган, шатаясь, идет в ванную комнату. По пути взгляд останавливается на отражении в зеркале, висящем у двери: пшеничные волосы, завязанные на затылке в свободный узел, стройное тело под ночной сорочкой, выданной в «Золотых дубах». Она приподнимает подол, обнажая длинные ноги и плоский живот, а затем воображает, что ее надувают гелием, слышит, как он шипит, и видит, как ее ноги отрываются от пола.

Она присаживается на край ванны и открывает кран.

Когда Рейган впервые услышала сердцебиение ребенка на УЗИ в начале месяца, она была поражена. Этот трепет внутри ее, ошеломляющая важность того, что она делает. Жизнь! Она несет в себе жизнь! Она лежала на койке, позволяя сердцебиению окутывать ее, и по щекам текли слезы. Потом она немного смутилась, но доктор Уайльд заверила, что «повышенная эмоциональность» во время беременности нормальна. Это все гормоны.

Но Рейган знает: удовлетворение, даже восторг, которые она чувствовала с момента прибытия в «Золотые дубы», свидетельствуют о чем-то намного большем. Это нечто совершенно иное: ясность, заземленность после, казалось бы, целой жизни, проведенной в свободном плавании.

«На какой ты неделе?» – первый вопрос, который задает ей любая новенькая в «Золотых дубах», и она уверенно отвечает: «на десятой» или «на четырнадцатой». Зная, что через семь дней срок будет на неделю больше. Зная, где она, что делает и почему.

Это показывает, что даже Мэйси, соседка Рейган по комнате и ближайшая подруга со времен колледжа, не всегда права. В университете они соглашались почти во всем: их интересы (музеи, книги и мальчики), хобби (вечеринки, музыка и мальчики) и политические взгляды (против запрещения абортов, за окружающую среду) совпадали. Теперь, в двадцать пять лет, Мэйси является самой молодой чернокожей сотрудницей в «Голдмане»[41], соруководителем рекрутинговой команды банка в университете Дьюка, членом комитета молодых покровителей музея в центре города, членом правления программы для молодежи из групп риска в Квинсе и участницей трехчасовых марафонов.

Когда Рейган рассказала Мэйси о «Золотых дубах» – нарушение соглашения о конфиденциальности, но Мэйси обещала подруге хранить тайну, – та отреагировала резко. Они выпивали вдвоем, готовясь к дружеской вечеринке, и полупустые бокалы стояли перед ними на журнальном столике в гостиной. Вой «скорой помощи» на Второй авеню заглушил голос Мэйси, но лишь на мгновение.

– Это превращение материнства в товар! – кричала она. – Все священное отдается на аутсорс, упаковывается и продается тому, кто больше заплатит!

– Тебе легко говорить, – огрызнулась Рейган. – Ты работаешь в банке! А меня бесит, что я завишу от отца, к тому же я помогу завести ребенка кому-то, кто…

– Ты позволяешь богатому незнакомцу использовать тебя. Ты наклеиваешь ценник на что-то очень существенное…

– Кормилицы, няни для новорожденных, – перечисляла Рейган, повторяя все, что приходило ей в голову. – Доноры крови, почек, костного мозга, спермы. Суррогатные матери. Доноры яйцеклеток… Помнишь рекламные объявления в «Кроникл», приглашающие доноров яйцеклеток?

«Кроникл» была их университетской газетой. Ее раздел объявлений пестрел вакансиями для студентов: выгульщики собак, репетиторы и бебиситтеры. Приглашениями на занятия трансцендентальной медитацией и в программы обучения за рубежом, предложениями посетить компании, предоставляющие студенческие ссуды, и купить подержанные автомобили. Попадались просьбы стать донорами яйцеклеток. Одно из таких объявлений привлекло внимание Рейган после очередного тяжелого телефонного разговора с отцом.

Стабильная, получившая высшее образование буддистская пара (оба выпускники Дьюка. ВПЕРЕД, СИНИЕ ДЬЯВОЛЫ!) ищет донора яйцеклеток. Донор должен быть в возрасте 18–25 лет. Предпочтительно студентка/выпускница Дьюка либо эквивалентного привилегированного колледжа. Белой расы. Светлые или светло-каштановые волосы. Светлые глаза предпочтительнее. Рост между 5 футами 6 дюймами и 5 футами 9 дюймами. Атлетическое телосложение. Хорошее здоровье. Духовная открытость. Минимальный средний балл в колледже 3,6. Плата 14 тыс. долл.



Она была заинтригована. Во-первых, пара буддистская. Они явно принадлежат к поведенческому типу А[42], но заботятся о ее духовности. Что это вообще значит? Неужели духовный донор даст более просветленные яйцеклетки? И подходят ли под требующуюся категорию бывшие католики?

И, конечно, Рейган требовались деньги. Чтобы сбежать от отца и его попыток выковать ее по своему образу и подобию. Не спросив ее, он устроил дочь на стажировку в Чикаго. Один телефонный звонок члену его братства в университете Нотр-Дам[43], управляющему директору крупного инвестиционного фонда, и бац! Нет необходимости ни в собеседовании, ни в резюме, ни в одном из тех обручей, через которые предлагается прыгать обычным соискателям. Одолжение в ответ на одолжение. Вот почему нельзя рвать со своими знакомыми, Рейган. То, кого ты знаешь, так же значимо, как и то, что ты знаешь.

Самонадеянность отца стала для Рейган решающим фактором. Она прошла всю процедуру в одиночку. Ночью она спряталась в ванной комнате общежития и ввела себе необходимую дозу гормонов. В яичниках выросло больше фолликулов, в фолликулах больше мешочков, и каждый мешочек был полон яйцеклеток. В день сбора урожая она легла на спину, и доктор высосал ее иглой досуха. Это заняло полчаса. Поскольку отвезти Рейган домой было некому, медсестры продержали ее в больнице несколько часов, пока она не проснулась с ясной головой. Затем Рейган взяла такси до кампуса и проспала до следующего дня.

– И благодаря этому я смогла позволить себе стажировку в Вашингтоне, помнишь то лето? – заключила Рейган, допивая оставшееся в бокале вино.

Мэйси еще долго молчала после того, как умолкла Рейган, хотя очень редко молчала больше нескольких минут. Потом Мэйси тихо спросила:

– А их… проверяли?

Конечно, она имела в виду гены Рейган. Это была одна из шуток (хотя на самом деле шуткой вовсе не являлась), которая свела их вместе, – они обе были генетически ущербны. Мэйси потому, что могла с легкостью насчитать полдюжины членов семьи, страдавших алкоголизмом, включая ее мать, погибшую в пьяной аварии, когда Мэйси была еще девочкой. А Рейган из-за истории со слабоумием. Подруги даже составили шутливое соглашение, в котором говорилось, что они откажутся от брака и продолжения рода, избавив тем самым последующие поколения от испорченных генов. Это высвободит время для занятий вещами, имеющими огромное значение для мира, а затем они состарятся вместе.

– Я ничего об этом не слышала, – пожала плечами Рейган, не желая признаваться, какое облегчение испытала, получив по почте чек за яйцеклетки, ведь родители с поведенческим типом А должны проверять каждую генетическую мутацию, разве не так?

– И все-таки твоя сделка мне кажется… не слишком честной. Но, в конце концов, продажа яйцеклеток и есть всего-навсего сделка… В конце концов, это были твои яйцеклетки, – заключила Мэйси, которая проводила целые дни в банке, оформляя нечестные сделки, одну жульническую транзакцию за другой.

– Они ничего для меня не значили, – раздраженно объяснила Рейган. – Они росли внутри меня только для того, чтобы я каждый месяц от них избавлялась, вроде того, как обрезанные ногти или остриженные волосы остаются на полу парикмахерского салона. Зачем им пропадать, когда кто-то может ими воспользоваться?

– Это не одно и то же, – серьезно ответила Мэйси. – Остриженные волосы и ногти даже отдаленно не относятся к той же категории.

Рейган сбрасывает одежду и соскальзывает в воду. Она опускается на дно и выныривает, приподняв над водой верхнюю часть тела. Почему в воде так усиливается звук? Рейган слышит эхо капель, сочащихся из крана. Звук дыхания наполняет уши и напоминает о том, как она училась плавать с аквалангом. Это было в средней школе, во время волонтерской поездки, когда Рейган помогала восстанавливать дома в азиатской деревне, разрушенной ураганом. Она помнит ощущение невесомости, солнечный свет, колеблющийся в воде. Единственным звуком было ее дыхание. Ее вдохи, выдохи и темная вода внизу. Это были самые одинокие звуки в мире.


Чувствует ли ребенок одиночество, когда растет в ее водах? Выходя из ванны, Рейган поддерживает живот руками.

Мать, думает Рейган, поняла бы происходящее с ней так, как это не под силу Мэйси. Как притяжение стихии. Как безмятежность отложенной жизни. Однажды мама упомянула, что, когда ей было двадцать с небольшим, она ездила в индийский ашрам, тихое убежище, где не разговаривала неделями.

В некоторой степени Рейган нашла в «Золотых дубах» именно это. Капсулу тишины, которой она не ожидала, вдали от суеты внешнего мира. Рейган привезла с собой фотоаппарат, но его конфисковали в первый же день. Однако, победив разочарование, она вскоре обнаружила, что отсутствие камеры освободило время для множества других вещей. Она начала читать «Бесконечную шутку»[44] – потому, что книга понравилась Мэйси. И она ко всему приглядывается, как мама всегда советовала делать ей и Гасу. Здесь Рейган завела записную книжку. Там не дневниковые записи, у нее и в мыслях не было вести дневник, а описания пришедших в голову образов, идеи для фотографий, которые она собирается сделать, как только покинет «Золотые дубы». Мэйси посмеялась бы над ними, ведь они могут читаться как стихи, а Рейган не слишком-то любит поэзию. Она даже не открыла книгу стихов Дикинсон[45], которую Мэйси подарила ей прошлой осенью на двадцать четвертый день рождения, хотя и привезла ее с собой.

Из спальни, где Рейган оставила браслет, доносится писк. Это сигнал, который она установила. Когда Рейган начинает одеваться, то чувствует радостное волнение, ведь ее ждет встреча с клиентом.



Через полчаса Рейган лежит на спине. Все пульсирует. Мобиль[46] над головой, кажется, дрожит. Белые стены деформировались и катятся куда-то вдаль. Голова Рейган пульсирует в такт сердцебиению ребенка.

– Головная боль? – звучит голос доктора Уайльд.

Рейган кивает, не открывая глаз.

– Вы можете немного уменьшить громкость? – спрашивает доктор Уайльд.

Приказ в форме вопроса.

Шум в комнате затихает, но недостаточно, сердцебиение ребенка все еще жмет на череп Рейган, давление такое сильное, что она прикована к столу.

Ба-БУМ, ба-БУМ, ба…

– Агнес, еще, пожалуйста.

Едва заметное раздражение в голосе доктора Уайльд и долгожданное успокоение.

Ба-бум, ба-бум, ба-бум…

Клиент не приедет. Координатор, вернувшая Рейган браслет, ошиблась. Рейган слышала, как доктор Уайльд ругает ее за то, что она обнадеживает Рейган, обсуждает с ней клиента и «сует нос в дела, которые ее не касаются».

Все в порядке, Рейган лишь отшутилась и пожалела координатора. Она привыкла к тому, что ее надежды рушатся.

Но доктор Уайльд ее игнорирует. Сегодня она другая. В ней чувствуется отчужденность, тогда как обычно она изо всех сил старается быть милой. В том, как она изучает Рейган, чувствуется что-то медицинское.

Доктор Уайльд выжимает гель на голый живот Рейган и начинает двигать по нему ультразвуковым излучателем. Из динамиков, которые Рейган не может видеть, раздается сердцебиение ребенка, которое, кажется, ускоряется.

Бабум, бабум, бабум, бабум…

Или это запись?

Из ниоткуда появляется мысль, что сердцебиение, заполняющее комнату, было записано заранее. Это саундтрек, проигрываемый для клиентов, чтобы их успокоить: дети активны, они получают за деньги родителей все возможное. В конце концов, одно сердцебиение похоже на другое. Это, вероятно, экономит деньги фермы.

Ферма. Слово, придуманное Лайзой для «Золотых дубов». Лайза всегда отпускает ехидные шуточки о «Золотых дубах» и невероятных усилиях, предпринятых, чтобы клиенты чувствовали себя хорошо, отдавая свою беременность на аутсорсинг. «Наша цель вас восхищать!» – издевается Лайза, жеманно улыбаясь, сложив руки и склонив голову, как послушница. Восхи-ща-а-ать. Она произносит это слово так, словно речь идет о мороженом. «Потому что рождение ребенка должно быть восхити-и-ительным!» Рейган представляет себе свою клиентку, смотрящую видео где-то, может быть, в особняке, а может, в частном самолете. Перед ней раскрытый ноутбук. Отец стоит рядом, его галстук ослаблен, волосы в беспорядке. На экране колышется лицо доктора Уайльд, сердцебиение ребенка (запись сердцебиения ребенка?) рвется из динамиков. Мама и папа наклоняются вперед, их глаза увлажняются, они хотят увидеть свое восхити-и-ительное будущее…

Нет.

Она не Лайза. Это был ее выбор приехать сюда. Вынашивать этого ребенка и заботиться о нем.

Она отказывается запятнать время, проведенное в «Золотых дубах», равно как и крошечное бесформенное существо внутри ее, подобным цинизмом. Иногда она беспокоится за ребенка, которого носит Лайза. Сорок недель вариться в ее кислом бульоне. Как это может не затронуть ребенка? Рейган кажется, что он зачахнет. Скукожится, как дерево, на которое никогда не светит солнце.

– Итак, мамочка, ребенку сегодня исполняется четырнадцать недель, и он выглядит потрясающе! – говорит доктор Уайльд, обращаясь к камере. На ней наушники с черным микрофоном, расположенным прямо перед ее ртом. – Вы за ноутбуком, мамочка? Приготовьтесь увидеть ребенка в 3D!

Рейган вытягивает шею, но не видит экрана. Она собирается попросить медсестру наклонить его к ней, когда доктор Уайльд говорит:

– Согласна, мамочка. Это совершенно другая ситуация.

Она замолкает, склонив голову набок и прислушиваясь, а затем продолжает:

– Да, мамочка. О ребенке. На сегодняшний день он чуть больше двух дюймов в длину, размером с небольшой лимон. А это амниотический мешок.

Доктор Уайльд кончиком пальца рисует что-то на экране. Рейган пытается приподняться на локтях, чтобы лучше видеть, но медсестра хмурится, и Рейган неохотно откидывается назад. Она ничего не видит, ни ребенка, ни мешка. Вопросов клиентки она тоже не слышит. Только жизнерадостные ответы доктора Уайльд и ее приятный смех.

Рейган смотрит в окно, чувствуя странное волнение. Ультразвуковой излучатель скользит по ее животу.

– Позвольте, я попытаюсь заставить ребенка двигаться, чтобы вы могли лучше видеть его лицо.

Рейган вздрагивает от тычка пальцем в живот. Доктор Уайльд улыбается ей, холодно и ободряюще. Еще один тычок, на этот раз сразу несколькими пальцами.

– Вот! Видите, как ребенок изогнулся?

Доктор Уайльд описывает этапы развития ребенка, четко произнося слова.

– Вы еще не подумали о том, хотите ли пройти генетическое тестирование?