Фея

— Иди умойся, приведи свое милое личико в надлежащий вид и отправляемся праздновать твой двадцатый день рождения.

***

Мы приехали в какой-то новый район буквально в центре. Саша поехала с нами на заднем сидении. Если честно, я не понимала, куда мы едем. Успокоившись, мое настроение так и не поднялось. Я все еще грустила и загонялась. Если это какой-то сюрприз, то необязательным было забыть о моем существовании, давая зеленый свет Столяровой, которая то и дело, что вешалась на моего парня.

Было уже около трех часов дня, когда мы подъезжали к назначенному месту. На повороте Александра завязала мне глаза атласной лентой так, что я ничего не могла видеть. Первая мысль была — это заговор, похищение с участием моей лучшей подруги. Сердце забилось чаще, но потом я вспомнила, что мне говорили о месте моего празднования.

Я поняла, что мы приехали, когда Смирнов заглушил двигатель и расстегнул мой ремень безопасности. Пока Саша не видела, он очертил пальцами мои губы, второй рукой слегка оголил мои бедра, залезая под юбку и поглаживая мои ноги. Проглотив стон, стараясь не выдавать себя, мне было ужасно стыдно, что Миша начинает свои игрища при моей подруге.

«На выход!» — сказал шатен, и я услышала, как открылась дверь с моей стороны. С улицы повеяло холодом, я сильнее укуталась в пальто, зарывая нос в шарф. Миша помог мне выйти, все также с завязанными глазами, забрал мою сумку и тот самый пакет. Я поняла, что придется подниматься по ступенькам, даже не зная куда иду. Хорошо, что долго подниматься не пришлось, и Миша открыл передо мной дверь. С повязкой на глазах пришлось подниматься еще по ступеням. Чтобы не помереть со скуки, потому что со мной запретили всем разговаривать, я стала считать количество ступенек. Насчитав четырнадцать ступенек, Миша снова открыл дверь, и я неуверенно вошла.

Не решаясь снять пальто и шарф (вдруг придется бежать отсюда, повороты я запомнила), я порывалась стянуть атласную ленту, которая стала немного натирать лоб. Но Саша хлопнула меня по рукам, снимая с меня пальто. Когда я окончательно сняла верхнюю одежду, я сняла с себя атласную ленту и сначала не поверила своим глазам. Передо мной стояли все мои близкие друзья: Илья, Жора, Миша, Саша, Рита, которая учится в мед. академии, Лена, с которой мы летом ездили на море.

Я не поверила своим глазам. Собрались почти все, кого я очень долго знаю и кем сильно дорожу. Не хватало только друга детства Артема Филатова и моего нового соседа Гарика. Мне закатили грандиозный сюрприз в виде снятой вип-комнаты довольно-таки больших размеров в кальянной, в которой я давно хотела побывать, но как-то не удавалось. Представляю, как Смирнову пришлось попотеть за это местечко под солнцем. Понятно теперь, что он делал все это время.

Комната была размещена почти в самом конце, чтобы никто не тревожил нас, как раз рядом с барной стойкой. Помимо алкоголя и кальянов, Миша договорился с едой и минут через пятнадцать, как я пришла, привезли роллы. Я пустила слезу, когда обнималась с Леной и Ритой. Кого-кого, а их я точно не ожидала увидеть. После поздравлений, мы принялись за еду и алкоголь. Пару раз я выходила с Ритой за барную стойку, мы заказывали по «Голубой акуле» и смеялись с шуток бармена. Ленка пила только шампанское, которое очень давно хотела попробовать, никак не могу запомнить его название.

Рита открывалась мне, сколько не открывалась четыре года. Она ведала о своем несостоявшемся женихе, который бросил ее, променяв на работу, о планах на семью и детей. Рита была счастлива со своим бойфрендом. Они встречались с колледжа, пока он не решил, что ему нужно подняться по карьерной лестнице. Как раз в тот день, когда Рита дала добро на его предложение о совместном проживании. Она подготовила квартиру для романтического вечера, приготовила вкусный ужин, купила вино, зажгла свечи и даже принарядилась. Но ее принц никак не шел к ней на свидание. Через три часа Рита с горячими слезами получила сообщение от своего возлюбленного, что он улетел в Западную Республику работать. Заливаясь слезами, Медведева никак не хотела забывать любимого и все прожитые вместе с ним моменты.

Я подумала, что неплохо было бы помочь ей и свести с моим новым другом Соколовым. Дуэт, конечно, может с них не выйти, но, полагаю, они смогут найти общий язык. Пришлось на ватных ногах аккуратно ступать по кафелю, чему совсем не помогали мои сапоги на каблуках. Кто же интересно надоумил меня выйти в свет на каблах? Оторву голову Вашенской. Еле дойдя до нашей кабинки, я открыла дверь и потихоньку прошла к вешалке, где висела наша верхняя одежда. Просунув руку в карман своего пальто, я нащупала телефон и поскорее смоталась к бару. Пить мне было уже противопоказано, поэтому я просто заказала бармену сок и сделала глоток ледяной жидкости.

К счастью, номер Гарика я записала в контакты и сразу же набрала ему. Первый звонок провалился. И я посчитала хорошей стратегией все-таки дозвониться. Сосед ответил после четвертого гудка, спросил как мои дела и нужна ли его помощь. Я лишь ответила неоднозначно: «Приезжай в «Лагуну», которая на Центральной улице, жду тебя на втором этаже». Полдела сделано, можно расслабиться. Рита уговорила меня на еще одну «Отвертку», и я не посмела отказаться. Но как только я взяла в руки бокал и собралась сделать глоток, неожиданно появился Смирнов и выхватил напиток, выпив до дна. Он поморщился и спросил с недовольным взглядом:

— Мелкая, что за дрянь ты пьешь? — я попыталась повернуться к нему, но упала бы, если бы Миша не удерживал бы меня. — У-у, пить мы явно не умеем. Пойдем, — он поднял меня за бедра, вошел в нашу вип-комнату и поставил меня на пол. Смирнов с четкостью взял мое пальто и свою куртку, одел сначала меня, потом оделся сам, вытащил из моей сумки две пачки дорогого «Собрания» с коктейльным и шоколадным вкусами и повел меня на улицу.

Как только мы вышли, я заметила темноту приближающейся ночи. Сегодня седьмое декабря, и мне исполнилось двадцать лет. Снежинки приятно кружили в воздухе, падая на землю огромным белым покрывалом. Оранжевый свет фонарей создавал новогоднюю атмосферу, а украшенные витрины и кафе только нагоняли желание быстрее праздновать Новый Год. На секунду я закрыла глаза и представила, как в канун Нового Года я готовлю своему мужчине праздничный ужин, параллельно смотря любимые советские фильмы: «Служебный роман», «Ирония судьбы», «Чародеи». Он приходит в наш дом, я встречаю его у дверей, целуя, и помогаю взять в руки пакеты с продуктами, но он их отбирает у меня и говорит, что таскать тяжелое — вредно.

Порыв ледяного ветра осколками врезался мне в лицо. Щеки покраснели от стоящего мороза, а руки заледенели, отчего я их спрятала в карманы пальто. Улица немного освежила меня, но я не чувствовала себя отрезвленной. Мороз щекотал мое лицо пару минут, пока ветер не стих. Завтра обещали метель, которой не было лет семь, с порывами ветра от двадцати до тридцати метров в секунду и с непрекращающимся снегопадом. Самая чудесная погода, чтобы провести целый день в кровати. Так завтра и сделаю.

Смирнов наблюдал за мной с ехидной улыбочкой на губах. Он тоже был в преддверии праздника, чего уж там скрывать. Каждый год в школе он был главным по украшениям к празднику зимы. Постоянно я слышала рассказы от Ильи, как шатен сваливал с уроков лишь бы расклеивать снежинки на окнах и вешать мишуру под потолком. Мы понимали, что думаем об одном и том же, смотря на всю эту красоту, что сотворили с Неоновым Городом: ряд фонарей сиял гирляндами, развешанные зигзагами, маленькие елочки в аллеях украшали шарами и игрушками, витрины и окна магазинов пестрили дождиками и наклейками. Глаз радовался от такого подхода к предстоящему празднику.

— Я всегда был против твоего курения, но сегодня, так и быть, разрешаю, — протянул шатен и дал мне «Собрание» с коктейльным миксом. Я была удивлена его словам, словно он мне одолжение сделал. Вроде это и была забота, но она была чрезмерной. Конечно, не всем парням нравятся курящие девушки, но это уже их личные проблемы. Никто же не заставляет их курить.

— Как будто это я тебя научила, а ты никак не можешь этого забыть и обвиняешь меня во всех смертных грехах, — я усмехнулась и подожгла сигарету, сделав тягу. Они даже пахли приятно. Миксовый вкус мне нравился, я не могла курить без кнопки, считая самые простые сигареты жесткими бревнами, но Смирнов так не считал. Он уже давно перешел на качественный импортный табак без какой-либо кнопки.

Я курила уже третью сигарету подряд, зажигая ее трясущимися руками. Миша попытался забрать от меня их, но его попытки оказались тщетными, а я — проворнее, даже в алкогольном опьянении. Наслаждаясь моментом, я совершенно не придала значение подъехавшей машине такси, пока не увидела, что из нее вышел Гарик собственной персоной.

Я налетела на нового друга с объятьями, он лучезарно улыбнулся и вручил мне красивый букет розовых пионов, облаченных в крафтовую бумагу. Миша непроизвольно нахмурился, сам того не заметив, как только я прыгнула к Соколову. Шатен ревновал меня к соседу, это было слишком очевидно, хоть и безумно раздражало меня. Я же не давала повода для ревности. Или все-таки давала?

Я попросила Гарика самому пройти в вип-комнату на втором этаже, так как хотела докурить и все-таки поговорить с Мишей. Губы его сжались в одну тонкую линию, в глазах плескался огонь ярости, а некогда темно-янтарная радужка слилась с черным зрачком.

— Гарик — мой новый сосед, нравится тебе это или нет. И у нас с ним ничего не было, даже за эти две недели, что ты в упор меня не замечал. Он приехал только этой ночью, и если бы не он, не знаю, была бы я еще на белом свете, — я затушила окурок о стенку урны и выкинула его. Мороз все также бил по моим щекам, и если минут двадцать-тридцать назад мне было все равно и ощущения не воспринимались, то сейчас меня пробирал холод до костей.

Снег опадал на мои ресницы, хлопьями укрывая их от холодной зимы, как почву перед сильными морозами. Я чувствовала, что замерзаю. Шот и два коктейля дали свое, но я начала потихоньку отходить. Туман в голове постепенно рассеивался, и я почувствовала себя намного лучше, чем час назад, но все же не так хорошо.

Замерзнув окончательно, я кинула резкий взгляд на парня и поспешила ретироваться в теплое помещение. Но Смирнов остановил меня и крепко прижал к себе. Даже на каблуках я почти не доходила ему до подбородка. Его пуховик был расстегнут, и я, видимо, по привычке, сунула под куртку свои ледяные руки, обвивая его талию, но, кажется, холод ему был нипочем.

— Никогда не бросай меня, хорошо? — его вопрос остался без ответа, мы оба знали, что никуда не денемся друг от друга. Парень наклонился ко мне, приподнял мое лицо за подбородок, вглядываясь в мои красноватые глаза. Голова пошла кругом от такой близости. Запах его одеколона опьянял еще больше, и я на секунду прикрыла глаза, чтоб насладиться, и, не успев открыть их, почувствовала вкус его губ.

***

— Я тебя ненавижу! — кричала Рита на пришедшего Гарика. Я никогда не думала, что мир настолько тесен. Особенно наш многомиллионный город.

Мы с Мишей целовались еще минуты три. Горячо, влажно, лаская друг друга, словно никогда больше не увидимся. И я не знала, насколько это окажется правдой. Мы за руки вошли в здание и прошли на второй этаж, попутно снимая верхнюю одежду. Я уже могла более менее передвигаться на каблуках, но все равно спотыкалась, падая в руки Смирнову.

Я застала самый разгар ссоры Риты и Гарика. Я все время считала Риту ярой феминисткой и мужененавистницей, но, как оказалось, у нее были на то свои причины. Гарик бросил ее, не оставив ни цветочка, ни звоночка, просто уехал, не объяснившись. Крики Риты перерастали в истерику, она била кулаками в грудь Соколова, пытаясь сделать ему больно. Я невольно кинула взгляд на наручные часы. Одиннадцать вечера.

— Я же объясняю тебе, у меня не было времени и средств сказать тебе об уезде. Ты же знала, что я по-другому не мог, — Гарик злился. Он не знает, как Медведева переживала из-за него, иногда приезжая ко мне и рыдая в плечо. На море она завела курортный роман, но использовала парня и бросила на следующее утро.

Мне было обидно за нее. Возможно, Гарик не знал, что она пережила за время их расставания, как себя винила во всем и держалась до последнего, лишь бы не сдаться на полпути. Рита, хоть и была сильная, но давала себе слабину. И сейчас образ независимой и мудрой девушки рассыпался в пыль, открывая ее настоящие чувства.

— Ты не знаешь, как мне было плохо! Как я умирала, словно забытый богом цветок. Как ждала тебя в тот вечер: накрыла на стол, привела себя в порядок, а ты! Ты просто по-свински свалил, не предупредив, прислав напоследок чертову эсэмэску! — Медведева ткнула ему в грудь, взрываясь слезами. Гарик не выдержал, прижал ее к себе и неосознанно нахмурился. Он все-таки понял свою ошибку. Даже если он не мог остаться с подругой, то мог хотя бы заскочить к ней и предупредить. Но Соколов решил, что прощаться будет больнее. А отношений на расстоянии не бывает.

Рита обняла своего возлюбленного в ответ за талию, утыкаясь парню носом в ребра. На его фоне она была очень маленькой и хрупкой. Они просто подходили друг другу. Как Инь и Янь. Дополняли друг друга. Совершенно разные, но у них была на двоих одна душа, как бы пафосно это не звучало. Я предложила соседу забрать Риту к себе, на что он охотно согласился, ссылаясь на ее ненормальное поведение и состояние. Миша уже расплачивался на стойке, забрав мою сумку и кипу подарков и цветов.

Из «Лагуны» мы вышли самые последние, хотя люди за столиках в общем зале только начинали веселиться. Саша и Жора уехали на пару минут раньше нас, попрощавшись с нами и поцеловав меня в щеку. Ленка свинтила, как и мой брат, отчего у меня появилась мысль, что они все-таки вдвоем уехали отсюда. Но больше всего я волновалась за отношения Риты и Гарика. Совершенно не следя за дорогой, я любовалась снегопадом и городом, ничего кроме не замечая.

— Ты чего, мелкая? — меня уже начинала бесить эта «кликуха». Мало того, что я ее терпела в старшей школе и на первом курсе, так теперь и в отношениях с молодым человеком ничего не поменялось.

— Сколько нужно повторить, чтоб ты перестал меня так называть? — это был не мой голос, а рык какого-то зверя. Я сразу же одернула и прокляла себя за это. Миша вскинул брови.

— Да, зубки у тебя есть — кусаешься, — он как-то весело улыбнулся, а я снова предалась переживаниям. — Так, все у них будет хорошо, — словно прочитав мои мысли, сказал парень. — Не накручивай себя. Рита твоя отоспится, а утром они спокойно обо всем поговорят и помирятся, — Смирнов подмигнул мне и сосредоточился на дороге.


Я продолжала смотреть на кружащиеся в медленном танце снежинки. Я любила зиму, сколько себя помню. Особенную радость приносила новогодняя ночь на главной площади города. Я стала всматриваться в витрины и окна. Район был плохо знакомым мне, и я нахмурилась. Неужели везет убивать? Заметив мое замешательство, Миша поспешил меня успокоить:

— Все хорошо, мы едем в наш дом.





Слишком




Всё было слишком хорошо. Слишком. Миша привёз меня в съёмную квартиру в довольно хорошем, но незнакомом мне районе. Я не буду вспоминать ту квартиру, но хочу сказать, что это был наш дом. Дом, где было комфортно нашим душам и сердцам. Это и есть дом. Одно хочу вспомнить — балкон. Именно на балконе мы проводили очень много времени вместе.

Огромный балкон, полностью застеклённый, со стеклянными дверями во всю высоту и ширину балконного помещения. Там были форточки и жалюзи кремового цвета. Кожаный диван для двоих, полка с моими любимыми книгами, журнальный столик с кофейником на нём и парой пачек сигарет. Ещё в углах стояли горшки с цветами. Петуньи и фиалки. Мои самые любимые. До сих пор удивляюсь, как он смог их запомнить, но это уже и неважно.

Этот балкон стал моим убежищем. Как от него, так и от самой себя. Бывало, что я спала на диване, когда мучилась приступами из-за триггеров*. Это было невыносимо. Я задыхалась, бежала на балкон, чтобы высунуться в окно, жадно ловя ртом холодный, морозный воздух. И успокаивалась.

Мы отметили вместе Новый год, собрав друзей и близких. Я познакомила Мишу с родителями, как своего парня. Через несколько дней я познакомилась с его отцом. Это была не очень приятная первая встреча, но даже после стольких размолвок с ним или самим Мишей я очень хорошо общаюсь с Романом Евгеньевичем.

Так проходили минуты, дни, часы, недели. Мы просто наслаждались друг другом. Праздники отмечали вместе, встречались с друзьями, гуляли, ездили вместе в универ, встречались на совмещенных парах. Это было дообеденное время.

После обеда начинался кошмар, омрачивший мою личную жизнь. Мой парень пропадал на тренировках, уже не возил меня на терапию к психиатру, в универ мы добирались по раздельности. Какой-либо близости после той, что была в ванной комнате номера отеля, не было за это время. Я не могла психически отойти от ужаса. Постоянно пугалась резких движений, громких звуков, каких-то ощущений и эмоций, событий, вызывающих чувство дежавю.

Я начала бояться тёмных помещений, пустых и длинных коридоров, абсолютной тишины, зеркал и даже раздеваться. Просто не могла смотреть на своё голое тело под струями воды. Мне мерещились синяки, небольшие гематомы, а на запястьях постоянно виделись порезы и ссадины.

Было невыносимо. Но хуже всего было образующееся одиночество, медленно уносившее меня от социума.

Родители ничего не знали и ничего не узнают. Никогда. Саша приходит ко мне каждый день, стучит в дверь, но я не открываю. Просто не могу. Так мы сидим: между нами входная дверь квартиры, в которой я живу со своим парнем, я сижу на полу, опираясь об эту дверь, слушая её голос, доносящийся с лестничной клетки.

Она каждый раз рассказывает какие-то смешные истории и ситуации, пытается войти в эту дверь. Не знаю, почему не пускаю её. Думаю, всё из-за того, что, если я её увижу, я разрыдаюсь и вспомню, как она меня обнимала, когда всё закончилось. Утешала, вытирала слёзы. Понимаю, что это вообще не по-дружески, и я хреновая подруга. Но ничего не могу с собой поделать, я делаю то, что чувствую.

Миша стал возвращаться поздно ночью, почти под утро, когда я уже спала. Или делала вид, что сплю. Я уходила на учёбу, когда он спал, а когда приходила домой, его уже не было. Так было пару недель, а потом я стала замечать, что он приходит домой, скидывает обувь и сидит на кухне. Я не могла понять, что там происходит, пока в один день не услышала звук битого стекла. Я около часа рыдала в спальне: приступ настиг меня, когда я от него скрывалась примерно неделю.

А потом мне захотелось выйти на балкон. Возможно, это было моей самой большой ошибкой. Я вышла на холодный балкон в одной шёлковой пижаме, состоящей из шорт и рубашки чёрного цвета. Окна были открыты во всей квартире, отчего сквозняк был сильным.

Я поёжилась от холода и продолжила идти в сторону балкона. Открыв стеклянную дверь на распашку, я так и осталась стоять в проходе, удивлённо глядя в сторону журнального столика. Рядом с ним на коленях стоял Миша и наклонился над чем-то, чего я не видела, так как парень стоял ко мне спиной. Подойдя ближе, я увидела, как Смирнов собирал испачканными кровью руками стеклянные осколки разбитой вдребезги фоторамки.

Фотография, которую нам подарили Рита и Гарик на Новый год, где меня и моего любимого человека запечатлели в день моего рождения, обнимающихся и счастливых, валялась под битым стеклом. И фотография, и фоторамка были дороги мне. Фоторамку подарили крёстные родители, которых я обожаю всю свою жизнь. И я планировала передавать её своим детям. Но, видимо, не судьба.

Я услышала всхлипы. И эти всхлипы были точно не мои, хоть с моих глаз капали слёзы на холодный кафель. Единственная дорогая мне вещь, доставшаяся от самых близких людей, была сломана. Миша плакал, пытаясь собрать по кускам фоторамку, от которой ничего кроме небольшой фигурки не осталось.

Пару секунд спустя его плач превращался в рёв раненного зверя. Я не знала, что произошло, почему разбилась рамка, почему он в крови, почему плачет. И это неведение вводило меня в ужас. Я чувствовала, как меня накрывала волна, я задыхалась от безысходности. Опустилась на колени рядом с ним и собирала осколки в ладонь.

— Прости меня, прошу, прости, — его голос надрывался. Эти слова прорвали плотину, которую я строила месяцами. Я сидела, вытирала мокрые щёки, параллельно собирая осколки.

Я молчала, а он продолжал просить прощения, как будто убил меня или сломал, как самый ужасный монстр ломает людей. Я не понимала, что такого случилось, что его накрыло таким отчаяньем. Это было странно, слишком странно.

Я заставила его бросить стекло и пойти в ванную комнату, чтобы промыть и обработать его руки. А сама выкинула стекло, оставив ту разломанную фигурку, положив её в карман пижамы. Я подмела на балконе и высунулась в окно, погрузившись в свои мысли. Ветер гулял по балкону, колыхал страницы журналов на столике, листья домашних растений.

Я обернулась и окинула взглядом помещение. Внимание привлекла фотография, упавшая куда-то в угол. Я подошла и присела возле неё, рассматривая. Фотография, сделанная на профессиональную фотокамеру, красиво обработанная, каким-то образом согревала мне душу. Я тогда не заметила, что верхний край был надорван в том месте, где моя голова соприкасалась с его грудью, немного разделяя нас.

Я взяла фотографию с собой и отнесла её в спальню, положив на кровать. Ванная находилась напротив спальни за белой дверью. Это была небольшая комната с ванной, умывальником, полками и шкафчиком. Умывальник стоял рядом с ванной, на которую присел Миша. Я прищурилась от яркого света, ослепившего меня. Лицо Смирнова раскраснелось; он продолжал вытирать мокрые от слёз щёки, пачкая кровью лицо.

Больше он ничего мне не говорил, но я безумно желала, чтобы он говорил. Говорил, какая я размазня, потому что плачу, шутил свои смешные и аморальные шутки, жаловался на усталость, когда мы ещё не начали отдаляться друг от друга. Злился, когда узнавал от кого-либо, что меня забирал из университета Гарик, что я иногда гуляла с Жориком и Артёмом. Но сейчас он молчал, даже не извинялся.

От парня разило алкоголем, сигаретами и чем-то ещё. Я не могла распознать этот запах. Он был слишком знакомым, но в то же время до одури неизвестным. Я убрала руки с его лица и положила их в раковину. Взяв полотенце с полки, я намочила его холодной водой и принялась вытирать красные щёки, лоб, нос. Пока я вытирала лицо своего парня, он отмыл руки.

Я думала, что он просто порезался об осколки рамки, но костяшки пальцев были стёрты, бровь немного рассечена, нижняя губа опухла. Я заставила его снять футболку с длинными рукавами. На правой ключице наливался сине-фиолетовым цветом синяк, пара гематом образовывались в районе рёбер и живота. Я услышала резкий выдох, когда провела пальцами по гематомам. Продвигая руку выше, очерчивая его выпирающие рёбра, я постепенно отпускала свой страх близости.

Миша поднялся с ванны; я следила, как в свете ламп играют мышцы его натренированного тела, задержав дыхание. Поднимая взгляд от дорожки тёмных волос, уходивших под пояс его чёрных джинсов, по кубикам пресса, мощной груди, шее с двигающимися жилками, я остановила взор на его тёмно-карих, почти чёрных глазах. Они были какие-то мутные, затуманенные, красные от пролитых слёз. Я потянулась к его губам пальцами и провела по ссадине. Баскетболист притянул меня к себе и прикоснулся своими губами к моим.

Меня всю обдало словно жаром. Я была стиснута в горячие объятия парня и не могла пошевелиться в его сильных руках, боясь спугнуть момент или Смирнова. Мы целовали друг друга посреди ванной комнаты жадно, отчаянно, рвано, будто мы никогда больше не увидимся.

В ту ночь между нами ничего не было, кроме полных боли и отчаянья поцелуев. Я думала, что после этих молчаливых объяснений, мы сможем поговорить, выяснить проблемы наших отношений. Но, к моему сожалению, практически ничего не изменилось. Он больше не вспоминал о той ночи, а я его не донимала, потому что знала, что ничем хорошим это не кончится.

Ровно через неделю я узнала, что Миша мне изменил на дне рождения своего друга, обкурившись дурью. Тогда-то я и потеряла себя. Переехала обратно к родителям, молча собрав вещи, пока он был на очередной тренировке. Я выкинула сим-карту, разломав её пополам. Нашла ту фотографию, сделанную на моё двадцатилетие. Разорвала её, крича от обиды и боли, заливаясь горькими слезами, режущими мне глаза. Я сломалась. А потом вновь собрала себя по кускам. Заставила себя собраться.





Анна