Европейское турне

– Наши?

– Не поспели, – даже не пытаясь выглядеть разочарованным, ответил валлиец с лёгкой улыбкой на запачканном грязью лице.

– Жаль, как жаль, – так же фальшиво отозвался такой же грязный полковник, – ну что ж, пойдём поглядим на фронт работ.

Выбитые пруссаки открыли фронт на Регенсбург, стоящий на слиянии Дуная и Регена, и являющийся одним ключевых городов региона. Теперь Кельтике предстояло переоборудовать позиции так, чтобы они угрожали городу.

– Флаг! Белый Флаг! – Радостно заорал кто-то из австрийцев, и Фокадан мысленно пожал плечами. Всё меньше работы.





* * *


Начало войны немецкое общество встретило с какой-то радостью, будто вскрыли наконец гнойник. Сейчас будет больно, но затем придёт облегчение. Даже неважно, чем закончится дело – победой Пруссии или Австрии с союзникам. Лишь бы закончилось.

Фокадан, услышав долгожданную весть, лишь поморщился, будто съел лимон с кожурой. Для него это чужая война, в которую ввязался по глупости.

Позиции ИРА в Баварии это может быть и укрепит, но сейчас попаданец отчётливо видел, что опытные интриганы подвели его к такому решению. Можно было отделаться формальным союзом, можно. Медики от ИРА, инструктора, не участвующие в боевых действиях, некобатанты[182].

А теперь вот так. Бавария красиво получила не только почти два полка волонтёров, но и куда более весомую, чем хотелось бы, поддержку от КША. Вольно или невольно, но политики Конфедерации вынуждены оглядываться на мнение ирландских избирателей и уделять внимание волонтёрам в Баварии.

Если вспомнить, что основной поставщик хлопка в мире именно Конфедерация, ход получался очень красивым. Немало интересных политических и экономических сюжетов можно навертеть вокруг этого факта. Вот тебе и незаметные баварские спецслужбы, не имеющие громкой славы. Просто качественная европейская школа.

Хорошая мысля приходит опосля, задним числом Алекс нашёл немало сомнительных моментов, которые должен был увидеть.

– Политик, м-мать… умный-разумный, послезнание у него, людей умеет направлять. Подумать, что половина достижений держится на случае, а вторая на известности и харизме, не судьба. Зазнался. Далеко, ой как далеко до нормального аналитика!

Попаданец после осознания неприятной информации впал в другую крайность, занимаясь самоуничижением. Прекратилось это только после начала войны, на самоистязание просто не оставалось времени.

Кельтика сходу вступила в войну, но к счастью, поначалу именно как инженерная часть. Редкие стычки с австрийскими разъездами и передовыми частями закалили бойцов, а значимых потерь батальон не понёс. Ремонт мостов и дорог, строительство укреплений, наведение понтонов[183] перед отступающими войсками.

Пруссаки словно задались целью продемонстрировать блицкриг[184], достойный стать эталоном для учебников по тактике. Алекс невольно восхищался, немного понимая потрясающее мастерство прусских военачальников и выучку кайзеровских солдат. На ум приходила только одна аналогия – Спарта.

Марши по тридцать-пятьдесят километров в день, после которых полки Вильгельма сходу шли в бой и громили войска Германского Союза. Они умело пользовали железными дорогами, ведя порой бой с колёс, они… Словом, полковник Фокадан восхищался пруссаками.

Нельзя сказать, что в Германском Союзе солдаты вовсе уж скверные. По выучке они несколько уступали пруссакам, но не критично. Хуже с военачальниками.

Первую скрипку в Союзе играла Австрия, во многом при попустительстве Людвига, отстранившегося от дел военных. В Двуединой Империи[185] при выборе полководцев, да и офицеров вообще, руководствовались прежде всего политическим раскладом. Умение воевать шло придатком, да и то не всегда, если повезёт.

Эрцгерцог Альбрехт Фридрих Рудольф Австрийский, герцог Тешинский, возглавлявший войска Германского Союза, считается хорошим военачальником, да и является таковым. Вот только против него стоит Мольтке[186]. Попаданец, ранее весьма далёкий от военного дела, слышал о Мольтке немало лестного ещё в двадцать первом веке, а о герцоге Тешинском – ничего.

Назначение офицеров из-за принадлежности к каким-то политическим партиям, умения интриговать и национальности. Реалии Австро-Венгрии, этой лоскутной монархии[187], таковы, что учитывать национальность любого управленца и офицера жизненно необходимо. Когда Алекс впервые услышал это, не поверил ушам.

Такая политика и в мирное время вызывала порой пробуксовку военной машины, а уж во время войны подобная политика мешала крепко. Словом, австрийская армия только-только не дотягивала до звания второсортной, причём скорее благодаря размерам и техническим новинкам.

Два месяца, и прусская военная машина захватила Чехию, добрую треть Баварии и немалую часть собственно Австрии. А потом пришли русские.

Попаданец прекрасно помнил тот день, когда пришло сообщение, что русские войска наконец-то пришли на помощь союзникам. Помощь немногочисленная, всего-то тридцать тысяч войск, стоявших в Царстве Польском.

Больше Российская Империя не могла выделить, чтобы не оголять границы и не допускать волнений в Польше, традиционно начавшихся после вступления России в войну. Чуда не случилось, пруссаков столь малыми силами не разгромили.

Никаких генеральных сражений не случилось, русский командующий напрочь отверг предложение эрцгерцога. Вместо этого русские начали применять волчью тактику, кружа вокруг пруссаков и выкусывая их части.

Блестящих спартанцев раздергивали по частям в малых сражениях, где редко-редко сходились в боях хотя бы полки. Начинающих мастеров блицкрига били лапотники. Привычно, без какой-то видимой удали или огонька, будто делая давным-давно надоевшую, но очень важную работу.

Фокадан пересёкся как-то с русским полком, разбирая понтоны за отступающими австрийцами. Русский офицер в запылённом мундире, с физиономией бабника, картёжника и пьяницы, на прекрасном немецком попросил его погодить.

Усталые русские солдаты быстро перебрались на другой берег. По пути они беседовали друг с другом на какие-то совершенно бытовые темы. Погода на немеччине, землица, стати той вдовушки, что давеча так смотрела. Ничего героического в их облике не наблюдалось. Обычные усталые мужики, в большинстве своём за тридцать, небритые и запылённые.

Через полчаса раздались звуки перестрелки. Попаданец дёрнулся было помогать смертникам, решившим устроить засаду прусскому авангарду[188], но глянул на своих, ещё толком необстрелянных солдат, и остался на месте, ожидая остатки русского пехотного полка. Это всё, чем он мог помочь.

– Стоим, – с тоской сказал он офицерам, – подождём храбрецов.

Офицеры хмуро кивали, такой самоотверженный поступок впечатлял. Пожертвовать собой, чтобы помочь оторваться медленному обозу, спасая припасы и раненых – поступок настоящих воинов.

Час спустя настоящие воины перебирались обратно по понтонному мосту, причём едва ли их количество сильно уменьшилось. Немногочисленные раненые шли при поддержке товарищей, и снова никакой лихости в усталых солдатах не наблюдалось.

Мужики после окончания жатвы. Довольство, что тяжёлая работа наконец-то позади, и дикая усталость крестьян, готовых, если нужно, снова в поле.






Глава 21




Фокадан соскочил с мерина, завалившегося набок с жалобным, каким-то очень человеческим стоном.

– Чтоб тебя!

Гнедой лежал на мёрзлой земле, бока тяжело вздымались, а из больших глаза текли слёзы – явственные признаки того, что поднять коня уже невозможно. Сжав зубы, Алекс вытащил револьвер и приставил к уху мерина. Глухой звук выстрела и короткий приказ:

– Разделать на мясо.

Отступали третью неделю, с висящими на хвосте пруссаками. Без инженерных частей арьергарду[189] не обойтись, а Кельтика оказалась самой боеспособной на тот момент. Точнее, наименее потрёпанной, а теперь, волей случая, ещё и последней в арьергарде.

Короткий период блистательных побед Германского Союза, одержанных с помощью русских союзников, закончился ожидаемо. Русские, в очередной раз поддавшись призыву о помощи и поверив уговорам австрийцев, совершили беспримерный марш практически без обозов. Снабжение обещали взять на себя австрийцы, и ожидаемо не смогли.

Русские офицеры видели в этом происки, а вот кого именно, они расходились во мнениях. Кто-то винил английских агентов, другие ставили на вечный австрийский бардак. По большому счёту, правы все, сильная русская армия вызывала опаску даже у союзников.

Потратить часть русских сил так, чтобы они смогли разгромить общего врага, но не сумели после победы претендовать на значимые призы. Специфические оговорки Алекс встречал у австрийских и баварских офицеров.

Дело не в какой-то русофобии, с точно таким же старанием будут подставлять союзников представители любой европейской державы.

Что там происходит в верхах, Фокадан мог только гадать, а результат – вот он, отступление. Растратив немногочисленные запасы и не получив от союзников даже патронов в достаточных количествах, командующий Русским Экспедиционным Корпусом, генерал-лейтенант Бакланов[190] отступил, не желая терять солдат в бесплодных штыковых атаках на пушки.

Пруссаки по каким-то причинам не преследовали генерала. Наверняка по соображениям стратегии, тактики, а то и большой политики. Алекс подозревал, что ничуть не менее весомой причиной, стало нежелание Мольтке связываться с этим чёртовым русским.

Боеприпасов на один серьёзный бой у Бакланова хватило бы наверняка, а что загнанные в угол русские дерутся особенно отчаянно, секретом ни для кого не является. Тем паче, старый казак считается блистательным мастером маневренной войны, ухитряясь появляться там, где его никак не могло быть, растворяясь в нетях[191] даже на глазах кавказских горцев.

Основная часть российских войск, посланная на помощь союзникам, застряла – взбунтовалась Польша, поскольку значительная часть Баклановских вояк выведена именно оттуда. В итоге, войскам из Малороссии вместо стремительного марша через Царство Польское, пришлось задержаться в этом царстве, усмиряя бунтовщиков.

Поляки бунтовать любят и умеют, давным-давно выучив слабые места русских. Открытых сражений почти не дают, занимаясь в основном диверсиями и партизанской войной – так, что днём это самые благонамеренные граждане, а ночью диверсанты, вырезающие караулы и поджигающие склады.

В таких условиях подавление восстание превращается в большую и проблему. Практически отсутствует враг открытый и русским войскам приходится действовать максимально деликатно, дабы не ожесточить людей невиновных. А таких, между прочим, предостаточно, лояльных поляков очень много.

Большая часть ляхов любит фыркать в сторону москалей, но прекрасно осознаёт привилегированность[192] своего положения, и не торопится спасаться из рабства. Вот насчёт более широкой автономии и привилегий можно пошуметь…

Подавление восстания в таких условиях больше походит на длительную полицейскую операцию, растянувшуюся на месяцы.

Основная часть русских войск, с обозом и снаряжением, продвигалась, но куда медленней, чем хотелось бы Германскому Союзу. Там выли в голос, обещая что угодно – благо, с выполнением обещаний можно не торопиться. Александр Второй не слишком-то прислушивался к обещаниям, тем более что слово союзников получалось очень уж сомнительным.

Русские войска продвигались единым кулаком, со всем необходимым обозом для ведения длительной войны. Железные дороги ещё не настолько разветвлены, так что получалось… как получалось. Попаданец поймал себя на мысли, что расходовать войска союзников в кои-то веки научились и в России.

Даже думать о таком странно. С одной стороны, как любой нормальный русский, радовался, что наконец-то императоры начали ценить русских солдат, не меняя их кровь на краткосрочную благодарность европейцев. С другой… в настоящее время он сам – как раз тот европеец, который отчаянно нуждается в русских солдатах.

Коня тем временем разделали, и ординарец, немолодой ирландец, состоящий в ИРА ещё со времён Нью-Йорка, сунул командиру долю. За неимением времени мясо ели сырым. Конина считается относительно безопасной в плане паразитов, а времени на нормальную готовку нет, пруссаки отстают не больше, чем на пару часов пути.

– Каллена ко мне!

Приказ передали по цепочке, через несколько минут перед тяжело идущим Фокаданом возник командир разведчиков.

– Отрыв сокращается, – хмуро сказал Алекс, – не уйдём. Будем бой принимать, всё ясно?

– Найти место, где можно окопаться? – Сообразил лейтенант.

– В точку. Бери своих парней, да дуй… – Попаданец развернул карту и на ходу показал предполагаемое место засады, – не бог весть что, но если верить карте, речушка в этом месте достаточно широкая, переправиться в декабре да под огнём проблематично. Мелькало в разговорах, что один берег этой речушки пологий, а второй обрывистый. Какое ни есть, а естественное препятствие.

Бывший техасский рейнджер молча поглядел на карту, а через несколько минут мимо полковника пробежали разведчики.





* * *


Речушка с непроизносимым чешским названием в качестве оборонительного рубежа годилась достаточно условно, но других вариантов нет. Форсированный марш позволил немного оторваться от преследователей, но отрыв очень маленький и быстро сокращается.

Берег, на который перебрались кельты, и правда обрывист, но обрыв фактически игрушечный, не более двух метров высотой. Алекс хмуро оглядел местность, которой предстояло стать тонкой красной линией[193].

Выглядела местность не ахти. Судя по следам, здесь переправилась дивизия Рихтера вместе с подобранными частями, размочалив землю до состояния болотистой кашицы. Да уж, переправляться через такое тяжело.