Это ты во всем виновата!

— Во-первых, моя дорогая завистница, что ты знаешь про мои четыре дома? — Она повернулась ко мне. — Все они заложены, и когда я уезжаю, их сдают в аренду. Ассистентов мне оплачивает студия и только на время запуска фильма. И я по-прежнему банкрот.

Банкрот. Только Хеллер могла использовать это слово и тем не менее потом отправляться домой к своему личному шеф-повару, инструктору по йоге и куче дизайнерской одежды, сшитой специально для нее.

— Я расскажу тебе то, что, клянусь, обещала никому в жизни не рассказывать. Это очень личное. Ты, конечно, подумаешь, что это хрень, шутка или еще одна отвратительная глава из жизни твоей сатаны-кузины. Так вот: после съемок в «Войнах ангела», я была совершенно измучена, измучена до смерти. Я приложила кучу усилий, чтобы попасть в этот чертов фильм, и я продолжила пахать на съемках; все, занятые в фильме, работали изо всех сил — в Марокко, Вайоминге и в павильонах звукозаписи в Альбукерке, потому что мы хотели сделать фантастический фильм, и слишком многое было на него поставлено.

— Мне совершенно наплевать на то, как же это невероятно трудно быть знаменитой кинозвездой! Это, должно быть, так сложно для тебя! Что же случилось — твоя гримерка была не того цвета? Как же так студия не позаботилась о том, чтобы она сочеталась с твоим маникюром?

— Когда все было закончено, — продолжила Хеллер, отказываясь удостаивать вниманием мои слова, — я думала, что наконец смогу выдохнуть. Я думала, что независимо от того, будут ли меня ненавидеть журналы или нет, никто не сможет сказать, что я не выложилась на полную. Вместо этого я опустилась на самое дно, и это было слишком даже для меня. Я не могла ни есть, ни спать, ни просто сидеть на месте. Я постоянно прокручивала фильм в своей голове, в агонии выискивая моменты, где я могла бы сыграть получше. Я пришла к выводу, что все хейтеры правы, что я мышиная блевотина и что все об этом узнают, как только выйдет фильм.

У меня на языке вертелась еще одна гадость, но я сдержалась. У Хеллер было странное, отсутствующее, подавленное выражение на лице. То же самое выражение, которое у нее появилось в Мэдисон-сквер-гарден после того, как Эйва Лили Ларримор что-то прошипела ей на ухо.

— Я снова начала выпивать, — продолжила Хеллер, — употреблять метамфетамины и тусоваться с такими людьми, которые могут дать тебе все что угодно, пока они могут оставаться еще две недели, два месяца или пару лет в твоем коттедже; которые привозят туда своих друзей из Бразилии и которым ты оплачиваешь все телефонные счета. И я мирилась с этим, потому что, когда ты так пашешь, когда отдаешь всю себя в эти пять интенсивных месяцев съемок, потом тебе просто необходимо найти этому какую-то замену, чтобы остаться в атмосфере блеска и искр. Но в конце концов я сломалась. Однажды утром — точнее было уже три часа дня — я проснулась и поняла, что впервые в жизни я совершенно одинока. И это было невыносимо, потому что я осталась наедине со своими мыслями о том, какой я отстой и что я недостойна жить. Я заметила, что исчез мой плазменный телевизор, ноутбук и вся моя ювелирка, включая мамино кольцо с бирюзой, которое, как она всегда утверждала, отгоняет злых духов. Потом мне пришло сообщение, что мой телефон взломали и что, если я не переведу сумасшедшую сумму денег куда-то на Канарские острова, мои обнаженные фотографии заполонят интернет, а это будет означать провал фильма и всей моей оставшейся репутации, да и жизни в целом.

— И я точно знала, — сказала кузина, — о каких именно фотографиях шла речь, потому что я сама отправила их одному придурку; он рок-звезда, ну или считает себя рок-звездой. Я думала, что люблю его, и хотела показать ему, какая я взрослая. Я не заплатила хакеру, и когда мои фотографии были повсюду, я пыталась убедить себя: блин, да какая разница, если другие, даже если весь мир, увидят меня обнаженной? Но все же — это ведь весь мир, смотрит на меня, отправляет эти фотографии своим друзьям; все смеются и говорят те вещи, которые всем так нравится говорить — типа: «Наконец-то эта тупая шлюшка Харриган получила по заслугам».

В тот момент я была невероятно благодарна родителям за то, что они не разрешали мне проводить много времени в интернете. Я ни за что не хотела бы быть сейчас на месте Хеллер, быть такой же опустошенной, грустной и поверженной. Я почти потянулась утешить ее, но сдержалась.

— Я отключила везде электричество, закрылась в спальне и зажгла кучу свечей — потому что это же Лос-Анджелес, так что если ты хочешь покончить с собой, ты должна быть в окружении свечей, правильно? Ну хотя бы свечей с ароматом сандалового дерева и зеленого чая, и несколько палочек с ароматом ванили в керамической кружке.

— Хеллер, — начала я, хотя совершенно не имела понятия, что сказать. Неужели она серьезно? Она хотела убить себя?

— Я собиралась сделать следующее. Я хотела накуриться травы, плюс у меня оставались таблетки, которые я выстроила в ряд на своем маленьком буддистском алтаре — я собиралась проглотила их и запить бокалом белого вина. Это было что-то вроде меню для вечеринки суицидника или детской вечеринки в честь дня рождения — если добавить сюда клоуна с безглютеновыми пирожными и соевым молоком. Я собиралась сделать это в ванной, которую наполнила теплой водой, капнула масла лаванды, украсила воду плавающими камелиями. Мне казалось, что заголовки в газетах выйдут очень романтичными: «Семнадцатилетняя Хеллер Харриган найдена мертвой посреди зажженных свечей и камелий». Чтобы все изрыдались над моим телом и уж наверняка забыли о фотографиях голой Анны Бананы.

Что самое ужасное, я очень четко представила себе эту картину. Но еще ужаснее то, что я начинала сочувствовать Хеллер.

— Я начала по одной таблетке, — продолжала Хеллер, — медленно, чтобы меня не стошнило, и тут кто-то начал колотить в мою дверь. Я подумала, что это дилер или кто-то, забывший у меня дома свой кальян с монограммой, или даже копы. Но я не собиралась никому открывать. Потом я услышала, как дверь слетела с петель, открывшись нараспашку, и мне стало страшно. Потому что, простите, но я хотела убить себя, а не быть убитой кем-то. Так что, мистер Серийный Убийца, — подумала я, — даже не пытайся разрушить мой тщательно продуманный план. Я слышала, что взломщик подходит все ближе и ближе, но, думала, ладно, какая разница, даже если это серийный убийца — все равно я в конечном счете умру. На самом деле, киллер, особенно если он будет в маске Сумеречного Крипера и с букетом увядших роз, мог быть отличным поворотом сюжета: «Семнадцатилетняя Хеллер Харриган мертва. Крипер победил».

— Дверь спальни открылась, и на пороге стоял Оливер. Мы с ним не разговаривали несколько недель подряд, и я отказывалась от всех встреч с ним. Он постоянно писал мне сообщения и, видимо, догадался, что я могу решиться на то, чем я в тот самый момент и занималась. И знаешь, что самое странное?

Я потрясла головой, потому что просто не могла представить, что история Хеллер может стать еще более странной и печальной. Хеллер пересказывала произошедшее как увлекательную и даже смешную историю — ведь для Хеллер даже своя собственная попытка суицида представляется увлекательным трейлером к блокбастеру о ее смерти.

— Самое странное было в том, что Оливер не пытался остановить меня. Он просто сел на край моей кровати и сказал: «Давай. Вперед, если ты этого хочешь. Если ты хочешь, чтобы именно так все и закончилось. Если тебе настолько больно или если ты настолько труслива». Я зарыдала, и Оливер обнял меня. Нет, у нас не было секса, но потом многие часто думали, что мы женаты, потому что мы оба носим одинаковые серебряные кольца. Но в тот день он просто оставался рядом со мной, пока не рассвело, и потом знаешь, что он сказал? Он сказал: «Тебе нужна Кейтлин».

— Что?

— Я рассказала ему о тебе, всю нашу историю. Он сказал: «Хел, все, что ты когда-либо делала, ты делала только для того, чтобы заставить Кейтлин гордиться тобой и простить тебя; ну или упасть так низко в кроличью нору, что Кейтлин наконец придет тебя спасать». Я ответила: «Окей, ладно, но даже не вздумай считать, что ты во всем прав. Но дело в том, что Кейти ни за что не будет со мной разговаривать и не подойдет ко мне ближе, чем на миллион километров. Она меня ненавидит и у нее есть на то все причины. Из-за меня она чуть не умерла». Оливер улыбнулся и сказал: «Ты что-нибудь придумаешь. Эй, ты же Хеллер Харриган».

Я почему-то начала улыбаться. И плакать.

— И в конце концов я кое-что придумала. Этот уик-энд, твой приезд сюда, чтобы быть моей наставницей, моим надзирателем, моей нянечкой — все это было моей идеей. Я рассказала о тебе Уайатту, он поговорил с моей мамой, которая решила, что это на самом деле ее собственная идея, и позвонила твоей маме. Все это время я держала крестиком пальцы, я молилась тому богу, в которого верила на той неделе, чтобы все получилось. Чтобы мы снова были вместе. Возможно, это была моя худшая идея в жизни, и я правда прошу у тебя прощения. Прости меня за все. Прости за то, что случилось четыре года назад, прости за то, что я послушалась твоих родителей и не навестила тебя в больнице и даже не позвонила или не отправила тебе хотя бы обезболивающее по почте. Просто… я думала, что я последний человек на земле, которого бы ты захотела видеть или слышать. Я думала, что наши родители правы.

Произнеся последнюю фразу про родителей, Хеллер завопила:

— Я ЗНАЮ! О чем я вообще думала? И я прошу у тебя прощения за эти выходные и за сегодняшний день. Прости меня за то, что я самый плохой друг на свете. Я как анти-друг. Друг-кошмар. Но, Кейти, есть еще кое-что, что мне нужно тебе сказать…

Хеллер посмотрела прямо на меня, а я подумала: «Господи, она же видит перед собой мокрую крысу с радужным стогом соломы на голове и с запонкой в ноздре. Сестра видит того, кто обычно всегда такой организованный, пунктуальный и ответственный, а сейчас представляет собой безнадежное, шмыгающее носом бог знает что в одном грязном гольфе».

— Кейти, сними повязку с руки.

Я совершенно забыла про татуировку. Что же под этой повязкой? Пентаграмма, восхваляющая сатану? Элмер Фадд[18] с эрекцией? Блюющая музыкальная нота? Я осторожно отодрала пластырь, удерживавший бинты на месте. Кожа под повязкой немного опухла, покраснела и блестела от антисептика. Татуировка была очень простой и выполненной великолепно. Это было сердце с надписью: «Кейтлин и Хеллер навсегда. Да поможет им Господь».

Хеллер показала мне свою руку, на которой была набита такая же татуировка, только имена стояли в другом порядке.

— О, Кейти, и еще кое-что: помнишь таблетку, которую я тебе дала? Это было не лекарство от тревожности, не таблетка от курения или что-то серьезное. Это был детский аспирин.

Что? ЧТО? Я нарушила столько законов, изуродовала себя и чуть не умерла из-за таблетки ДЕТСКОГО АСПИРИНА?

— Зачем? — проскулила я. — Зачем ты дала мне аспирин? Почему ты сказала, что это поможет?

— Потому что я очень хотела, чтобы он помог. Потому что ты была не в состоянии двигаться, и я не могла видеть тебя такой. Потому что я знаю, что тревожность и панические атаки — это очень серьезно, и мне очень жаль, что ты от них страдаешь. Потому что ты заслуживаешь лучшего. Кейти, ты такая умная, хорошая и талантливая, но ты просто этому не веришь. И поэтому паника всегда побеждает.

— Не всегда, — произнесла я. — Она не побеждает, когда ты со мной. Мне так жаль, что я тебе не позвонила. И мне очень жаль, что тебе пришлось пройти через столько ужасных вещей в одиночестве. Прости, что меня не было рядом! Я тоже отвратительный друг! Нет! Я не просто отвратительный друг — я намного хуже! Я плохая ХРИСТИАНКА!

— Вы тоже это слышите? — спросила Хеллер небеса, поднимая голову.

— ХЕЛЛЕР!!!

Хеллер распахнула руки, и я обняла ее так крепко, что мы соприкоснулись руками в тех местах, где у нас были татуировки — и это было ужасно больно.

— А-А-А-АЙ! — взвыли мы в один голос, но не разорвали объятий.

— Дамы? — В комнату заглянул Уайатт. — Я очень рад, что все уладилось, и вы не сядете в тюрьму — по крайней мере, до вашей следующей серии преступлений. Но у нас по-прежнему есть проблема. Довольно серьезная. Та запись с камер видеонаблюдения — она теперь по всему интернету. И, конечно, у каждого есть своя теория по поводу того, чем занималась Хеллер, была ли она под кайфом и насколько она слетела с катушек в самый важный для своей карьеры момент. Я пытался обернуть ситуацию в нашу пользу, убедить всех, что ты снимала авторский фильм, но я не думаю, что люди на это купятся.


Уайатт упал в кресло и спрятал лицо в ладонях. Когда он поднял голову, я увидела, что он плачет.

— Простите меня, — проговорил он, — я просто хочу, чтобы весь мир знал, что даже если Хеллер действительно сошла с ума, она все еще великолепная актриса и по-настоящему хороший человек. Я хочу, чтобы все забыли про реабилитационный центр, про обнаженные фотографии и про ограбление магазина. Хел, я не знаю, что тебе сказать. Я люблю тебя, я отличный менеджер, и я очень хочу, чтобы «Войны ангела» стали международным феноменом, но я больше не могу. Я не вижу выхода из этой ситуации.

Хеллер пристально посмотрела на Уайатта, и я увидела, как она тоже разваливается на кусочки. Она работала на износ, и «Войны ангела» были ее последним шансом.

— Уайатт, даже не вздумай извиняться! — неожиданно сказала кузина. — Ты — лучший менеджер в мире и отличный человек! Это я во всем виновата. Вы с Кейти изо всех сил пытались помочь мне, но я испортила этот уик-энд, наш фильм и вообще все! Я — та единственная вещь на свете, которая хуже плохой христианки, я — плохая КИНОЗВЕЗДА!

Хеллер бросилась в другое кресло и повесила голову, выглядя даже более потерянной, чем Уайатт.

— Буббела[19], — произнесла я, используя еще одно еврейское слово, которому меня научил Уайатт. — У меня есть идея.





Глава 34

Спасти репутацию




Итак, потребовалась лишь таблетка детского аспирина, которую меня заставили проглотить обманным путем, чтобы превратить меня в дикое, непокорное, безумное существо — то есть в Хеллер. А теперь нам нужно было превратить Хеллер в меня.

В понедельник в 12 часов дня Поющие Синглберри должны были выступать в одном из торговых центров Парсиппани, чтобы собрать денег для нашей местной детской больницы. Уайатт все утро занимался информированием папарацци, новостных агентств, всевозможных интернет-сайтов, ленты твиттера и всех, кто пришел ему в голову, о предстоящем мероприятии-сюрпризе, в котором, возможно, будет принимать участие Хеллер Харриган — вновь подтвердившая свою плохую репутацию звезда всеми ожидаемого блокбастера «Войны ангела». Он поставил хештеги #ЯвлениеАнгела #ПровалХеллер #ДеткаИзДжерси и #ОМГ_Хеллер!!! И за час до начала концерта Эйприл отвезла Хеллер, Уайатта и меня в Нью-Джерси.

К полудню центральная площадка торгового центра, где на Рождество ставили трехэтажную елку, была полностью забита. Еще больше людей перевешивались за поручни на втором и третьем этажах центра. Благодаря рекламной кампании Уайатта присутствующие были жутко взбудоражены, хотя никто толком не знал, что их ждет. Ходили слухи, что президент планировал выступить с незапланированной речью и привести Хеллер в качестве примера загнивающей молодежи; кто-то уверял, что ровно в полдень Хеллер ударит в колокол и из решеток кондиционеров посыплются миллионы долларов, а охотящиеся за ними жадные покупатели, которые устроят отвратительные драки, станут частью нового реалити-шоу Хеллер. Еще была очень большая вероятность того, что в поддержку Хеллер выступят знаменитости вроде Тейлор Свифт, Кэти Перри или нового горячего бойз-бенда из Англии. От последней новости тысячи девчонок-подростков визжали и падали в обморок, ну или притворялись, что падали — чтобы Чедвин, Брук или Найл попытались привести их в чувство, желательно с помощью поцелуев, автографов на ключице и селфи.

В 12:05 на окруженной охранниками маленькой сцене появилась Софи.

— Привет, меня зовут Софи, — начала она, и в толпе послышался гул недовольства, потому что все ожидали увидеть не Софи, а Хеллер или какую-нибудь другую знаменитость.

— Заткнитесь, у меня рак, придурки, — продолжила Софи, снимая кепку и предъявляя миру свой хохолок. — И я — лишь один пример из огромного числа больных детей; однако благодаря Детской больнице имени Святого Антония многие из нас чувствуют себя довольно хорошо или даже отлично. Врачи и медсестры этой больницы замечательные, но им нужна наша помощь, чтобы иметь возможность закупать новое оборудование, выплачивать сотрудникам зарплаты и финансировать научные исследования.

— Где Тейлор Свифт? — крикнул кто-то в толпе. — Мы хотим Тейлор!

— Тейлор здесь нет, — ответила Софи. — Я, конечно, люблю ее, но у нас есть кое-кто получше, так что заткните свои глотки, шуты гороховые. И сейчас я хочу представить вам группу людей, которые потратили много времени, собирая средства для больницы Святого Антония и для детей вроде меня. Знаю, сначала вы можете подумать, что это какие-то безнадежные дурачки, и начнете набирать своим друзьям сообщения, чтобы вместе пойти куда-нибудь поесть пиццу, но, пожалуйста, не делайте этого. Эти люди на самом деле невероятны, и, если вы будете себя хорошо вести, то увидите еще одного очень крутого гостя. Я не назову имени этой знаменитости, но она настоящая суперзвезда — блин, просто представьте человека, которому пишет Бейонсе и с которым ей до смерти хочется потусить, поесть попкорн из микроволновки и пойти на шоппинг за лучшими дизайнерскими сумочками для своей маленькой собачки…

Толпа начала гудеть и произносить имя Хеллер, и у было каждого свое мнение: я расслышала слова «шлюха», «тупая блондинка», «прекрасная», «алкашка», «наркоша», «Анна Банана» и «самая крутая горячая штучка и ходячая катастрофа».

— Народ! — Софи перекрикнула шум. — Вы думаете, что знаете этого человека, но она совсем не такая, как вы думаете. Сегодня она занимается сбором средств для больницы и сама внесла довольно большое пожертвование, так что вы все невероятно удивитесь и завопите с протяжным: «Что-о-о?» Ну а пока позвольте представить вам замечательных Поющих Синглберри!

Нам практически совсем не аплодировали, пока мы поднимались на сцену — девять Поющих Синглберри и родители. Мы все были в нашей фирменной одежде Синглберри: мальчики в бордовых пиджаках с вышитой на нагрудном кармане музыкальной нотой, а девочки в плиссированных юбках и гольфах в бордовую и золотую полоску. Мама с папой были в бордовых свитерах, которая связала мама, используя орнамент в виде музыкальных нот. Калеб повесил на шею гитару, Калико села за ударные, а Коринн встала за клавишные.

Я встала посередине, между Картером и Кэтрин. Оглядываясь на свою семью, я испытала невероятную гордость — когда мы вышли из полицейского участка, я увидела, что все мои братья и сестры ждут меня у входа. Все обнимали меня, спрашивали, как прошел мой уик-энд, а Калико прошептала: «Ты, конечно, можешь рассказывать родителям версию 13+, но мне ты должна рассказать все без цензуры». Я сообщила всем о своем плане по спасению репутации Хеллер, и все согласились мне помочь. Они тоже очень по ней скучали.

Папа задал нам начальную ноту на камертоне, и мы, подстроившись под нее, начали песню, которую написал Кастор и которая стала нашим гимном — она называется «Синглберри-стомп»[20]. Первым запел Карл, ему 12 лет и у него прекраснейший и чистый тенор:



ВОТ СИЖУ Я В ТЕМНОТЕ,

НЕ ЗНАЮ, ЧЕМ ЗАНЯТЬСЯ,

ХОЧУ ЧЕГО-НИБУДЬ ПОПЕТЬ,

НО ВОТ ВОПРОС — КОМУ?





Затем Калико, сохраняя легкий, но настойчивый барабанный ритм, присоединилась к Карлу:



ВЕДЬ ЕСЛИ ТЫ ОДИН НА СВЕТЕ,

У ПЕСНИ ЭТОЙ СМЫСЛА НЕТ,

ВЕДЬ ПЕСНЮ НУЖНО ПЕТЬ ВСЕМ ВМЕСТЕ,

СОПРАНО, БАСУ НУЖЕН ДУЭТ