Это небо
Часть 46 из 54 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Сердце екает. Жаль, я не могу прогнать это чувство. Жаль, я не могу произнести верных слов, чтобы стереть все начисто и залатать трещины, как набегающая волна очищает берег.
Знаю, так не бывает. Боль не испаряется только потому, что ее успокаивают. Печаль не утихает из-за того, что на вашей странице в «Фейсбуке» постят вдохновляющие цитаты. В момент восхода солнца горе не уходит в тень. Сон не поможет избавиться от мучений. Боль становится частью вас, как кровь, глаза или зубы. Страдания приходится переживать снова и снова.
— Я рассказала, потому что… ты поделился важными моментами. — С минуту она молчит. — Как ни крути, жизнь — это лишь цепочка воспоминаний. — Джемма глотает зеленый хетчбэк. — Может, правда в том, что ничто не длится вечно.
— Не знаю. — Джемма поворачивается так, что мы почти соприкасаемся лбами. Близость немного сбивает с толку. — Думаю, что-то все же длится вечно.
~**~
— Сначала была только вода, — шепчет она.
— О чем ты?
Мы лежим на спинах, животами к небу, пятками упираемся в песок рядом с кромкой воды. Валяющаяся неподалеку обувь отбрасывает комковатую тень.
Домой неохота, поэтому несколько часов назад я позвонил Клаудии и попросил выгулять Уайта. Мы с Джеммой бродили по городу: успели на финал «Поющих под дождем» в парке Бальбоа, прогулялись по японскому саду, заглянули в маленькие магазинчики и галереи в Хиллкресте, поели тако с рыбой на Рей-стрит, а час назад, когда заходящее солнце образовывало красные и оранжевые полоски на небе, очутились на пляже.
— Забей. Глупость сказала.
Переворачиваюсь на бок, подпираю щеку рукой. Джемма не шевелится. Какая она красивая. Почти что черные вьющиеся волосы рассыпаны по влажному песку. Рот приоткрыт, белые зубы слабо сверкают. Звездный свет окрашивает веки в оловянный цвет, придает ресницам металлический блеск.
Не верится, что она не сбежала после того, как я рассказал о прошлом. Так везти просто не может.
— Не забью. — Веду пальцем по ключице, от плеча до плеча. — О чем ты?
— Во всех сказках о сотворении мира все начиналось с воды, так?
Немного не улавливаю, к чему она клонит. Мозг у Джеммы работает не так, как у большинства людей. Она перескакивает с мысли на мысль, как люди переключают радиостанции, слушая разные песни, пока не найдут ту, что соответствует настроению.
Слова и образы, точно мозаика из красивых завораживающих мыслей, вылетают изо рта, как воздух. Она вдруг начинает разговор, закончившийся два дня назад, или рассказывает о книге, которую прочитала три года назад, или говорит о шиншиллах.
— Так.
— Ты никогда не задумывался: может, это мы?
Я улыбаюсь. Сколько раз я воображал себя океаном?
— По-твоему, мы вода?
Джемма садится. Соленый ветер, дующий с воды, треплет волосы. Она давит рукой мне на грудь, пытается уложить меня на песок. Сил помешать хватит, но не хочется. Я охотно опускаюсь на спину, а она с улыбкой забирается на меня.
Тонким, как дым, голосом она говорит:
— Возможно, с этого все начинается. Возможно, вначале мы всего лишь огромное пустое море под открытым небом.
Джемма давит ладонями на живот, тянет за низ футболки. Она наклоняется так, что трется о меня грудью, а губами почти касается шеи.
— Со временем что-то меняется, и внутри себя мы создаем континенты. — Она ведет пальцами от пупка до груди. — Появляются каньоны, пустыни, леса, пляжи и все те места, где можно жить.
Я резко втягиваю воздух, когда Джемма касается груди чуть выше сердца и целует меня под ухом. Потом она поворачивает голову так, что макушка оказывается под моим подбородком, и говорит:
— Чаще всего мы на безопасной земле, но порой нас затягивает в море. Что, по-твоему, тогда случается?
Вспоминаю то, чем мы сегодня поделились друг с другом. Думаю о Джемме и о себе. Моя внутренняя география меняется, начала меняться с момента нашего знакомства — может, даже раньше.
Думаю о континентах, которые мы создаем, о сухопутных мостах, тянущихся от ее пальцев к моим пальцам, о долинах и горах, образованных губами и словами.
Беру ее лицо в ладони и привлекаю к себе. Накрываю ее губы, приоткрываю рот и вбираю ее дыхание.
— Приходится плыть.
Минута проходит в молчании.
— А если плохо плаваешь? — сквозь низкий гул волн шепчет она.
С минуту я размышляю.
— Тогда лети.
Джемма
— Джемма? — слышу я сквозь прозрачную пелену неглубокого сна и приоткрываю глаз.
Мы с Лэндоном лежим в кровати лицом к лицу. Мы так близко друг к другу, что я замечаю, как сердце ровно бьется в груди. При каждом его выдохе я чувствую дыхание на губах.
На бедре лежит теплая рука. Голые ноги переплетены. Ногтями он осторожно царапает лодыжку и внимательно смотрит мне в глаза.
— Да? — лениво бормочу я.
С минуту Лэндон молчит. Медленно, словно ему больно, он проводит кончиком пальца по моим бровям.
— Твои желания не изменились?
«Мои желания?»
— О чем ты? — шмыгаю я носом и вытягиваю ноги.
— Никаких обязательств, никаких сожалений, — шепчет он.
Я полностью открываю глаза и сквозь легкий туман вижу, что в другом конце комнаты работает телевизор, внизу экрана бегут титры. Очки сбились. Мы смотрели документальный фильм о «Флитвуд Мэк», и я, видимо, уснула, как раз когда группа пошла в студию записывать второй альбом.
Спальня окрашена в серебристо-синий цвет, свет уличного фонаря льется сквозь шторы, потолок и двери шкафа оплетены тенями.
— Ты хочешь только секса? Без ожиданий? Без обещаний?
Я этого хочу? Я когда-нибудь этого хотела?
Столько всего случилось с тех пор, как мы познакомились. Я на пределе, но еще я счастлива. Не хочу это терять.
Я сглатываю и прикладываю руку к барабанящему сердцу.
— Не знаю. Возможно.
Возможно? После того, что случилось сегодня, я отвечаю грандиозным «возможно»?
Каждая клеточка души разочарованно визжит.
Я надеюсь, что Лэндон продолжит разговор и я все объясню. Но не судьба. Кончиками пальцев он дотрагивается до моего лица.
— Ладно. — Он откатывается от меня и хрипит: — Еще очень рано.
Да?
В груди болит. Глаза застилают слезы. Да что со мной такое? Говори, идиотка!
Хочется отмотать время назад и начать с нуля. Сделать все как следует. Сказать, что я боюсь снова стать девушкой, которая слепо доверяет, а потом ей разбивают сердце. Признаться, что я словно застыла, сомнения и нерешительность оплели меня в колючий кокон.
Старайся, но не переусердствуй.
Иди, но не далеко.
Прыгай, но с парашютом, чтобы не разбиться.
Вот это и есть жизнь? Существует какая-то секретная формула? Или каждый поворот, каждый выбор преграждает мешанина из правильного и неправильного, неприкрытых обид и счастья, риска и блестящих перспектив?
Сегодня я просила Лэндона быть честным, но при первой же возможности доказать, что я тоже честна, я умудрилась все испортить.
Вытираю глаза и шмыгаю носом.
— Тише, тише, — шепчет Лэндон, заметив мои слезы. — Не стоило этого говорить. Не надо было вообще поднимать эту тему.
— Нет… — я хватаю ртом воздух, — я запуталась.
Я правда запуталась. Я рыдаю и веду себя как ненормальная. Это смехотворно.
— Не надо, — тихо отвечает он и целует меня в нос. — Все хорошо. Легко и просто, помнишь?
Я давлюсь смехом. Ага, как же. Мы оба в курсе, что мы давно преодолели этот рубеж.
Лэндон вновь меня целует. За подбородок я притягиваю его ближе, а он крепко меня обнимает.
— Пожалуйста, — тихо бормочу я.
Знаю, так не бывает. Боль не испаряется только потому, что ее успокаивают. Печаль не утихает из-за того, что на вашей странице в «Фейсбуке» постят вдохновляющие цитаты. В момент восхода солнца горе не уходит в тень. Сон не поможет избавиться от мучений. Боль становится частью вас, как кровь, глаза или зубы. Страдания приходится переживать снова и снова.
— Я рассказала, потому что… ты поделился важными моментами. — С минуту она молчит. — Как ни крути, жизнь — это лишь цепочка воспоминаний. — Джемма глотает зеленый хетчбэк. — Может, правда в том, что ничто не длится вечно.
— Не знаю. — Джемма поворачивается так, что мы почти соприкасаемся лбами. Близость немного сбивает с толку. — Думаю, что-то все же длится вечно.
~**~
— Сначала была только вода, — шепчет она.
— О чем ты?
Мы лежим на спинах, животами к небу, пятками упираемся в песок рядом с кромкой воды. Валяющаяся неподалеку обувь отбрасывает комковатую тень.
Домой неохота, поэтому несколько часов назад я позвонил Клаудии и попросил выгулять Уайта. Мы с Джеммой бродили по городу: успели на финал «Поющих под дождем» в парке Бальбоа, прогулялись по японскому саду, заглянули в маленькие магазинчики и галереи в Хиллкресте, поели тако с рыбой на Рей-стрит, а час назад, когда заходящее солнце образовывало красные и оранжевые полоски на небе, очутились на пляже.
— Забей. Глупость сказала.
Переворачиваюсь на бок, подпираю щеку рукой. Джемма не шевелится. Какая она красивая. Почти что черные вьющиеся волосы рассыпаны по влажному песку. Рот приоткрыт, белые зубы слабо сверкают. Звездный свет окрашивает веки в оловянный цвет, придает ресницам металлический блеск.
Не верится, что она не сбежала после того, как я рассказал о прошлом. Так везти просто не может.
— Не забью. — Веду пальцем по ключице, от плеча до плеча. — О чем ты?
— Во всех сказках о сотворении мира все начиналось с воды, так?
Немного не улавливаю, к чему она клонит. Мозг у Джеммы работает не так, как у большинства людей. Она перескакивает с мысли на мысль, как люди переключают радиостанции, слушая разные песни, пока не найдут ту, что соответствует настроению.
Слова и образы, точно мозаика из красивых завораживающих мыслей, вылетают изо рта, как воздух. Она вдруг начинает разговор, закончившийся два дня назад, или рассказывает о книге, которую прочитала три года назад, или говорит о шиншиллах.
— Так.
— Ты никогда не задумывался: может, это мы?
Я улыбаюсь. Сколько раз я воображал себя океаном?
— По-твоему, мы вода?
Джемма садится. Соленый ветер, дующий с воды, треплет волосы. Она давит рукой мне на грудь, пытается уложить меня на песок. Сил помешать хватит, но не хочется. Я охотно опускаюсь на спину, а она с улыбкой забирается на меня.
Тонким, как дым, голосом она говорит:
— Возможно, с этого все начинается. Возможно, вначале мы всего лишь огромное пустое море под открытым небом.
Джемма давит ладонями на живот, тянет за низ футболки. Она наклоняется так, что трется о меня грудью, а губами почти касается шеи.
— Со временем что-то меняется, и внутри себя мы создаем континенты. — Она ведет пальцами от пупка до груди. — Появляются каньоны, пустыни, леса, пляжи и все те места, где можно жить.
Я резко втягиваю воздух, когда Джемма касается груди чуть выше сердца и целует меня под ухом. Потом она поворачивает голову так, что макушка оказывается под моим подбородком, и говорит:
— Чаще всего мы на безопасной земле, но порой нас затягивает в море. Что, по-твоему, тогда случается?
Вспоминаю то, чем мы сегодня поделились друг с другом. Думаю о Джемме и о себе. Моя внутренняя география меняется, начала меняться с момента нашего знакомства — может, даже раньше.
Думаю о континентах, которые мы создаем, о сухопутных мостах, тянущихся от ее пальцев к моим пальцам, о долинах и горах, образованных губами и словами.
Беру ее лицо в ладони и привлекаю к себе. Накрываю ее губы, приоткрываю рот и вбираю ее дыхание.
— Приходится плыть.
Минута проходит в молчании.
— А если плохо плаваешь? — сквозь низкий гул волн шепчет она.
С минуту я размышляю.
— Тогда лети.
Джемма
— Джемма? — слышу я сквозь прозрачную пелену неглубокого сна и приоткрываю глаз.
Мы с Лэндоном лежим в кровати лицом к лицу. Мы так близко друг к другу, что я замечаю, как сердце ровно бьется в груди. При каждом его выдохе я чувствую дыхание на губах.
На бедре лежит теплая рука. Голые ноги переплетены. Ногтями он осторожно царапает лодыжку и внимательно смотрит мне в глаза.
— Да? — лениво бормочу я.
С минуту Лэндон молчит. Медленно, словно ему больно, он проводит кончиком пальца по моим бровям.
— Твои желания не изменились?
«Мои желания?»
— О чем ты? — шмыгаю я носом и вытягиваю ноги.
— Никаких обязательств, никаких сожалений, — шепчет он.
Я полностью открываю глаза и сквозь легкий туман вижу, что в другом конце комнаты работает телевизор, внизу экрана бегут титры. Очки сбились. Мы смотрели документальный фильм о «Флитвуд Мэк», и я, видимо, уснула, как раз когда группа пошла в студию записывать второй альбом.
Спальня окрашена в серебристо-синий цвет, свет уличного фонаря льется сквозь шторы, потолок и двери шкафа оплетены тенями.
— Ты хочешь только секса? Без ожиданий? Без обещаний?
Я этого хочу? Я когда-нибудь этого хотела?
Столько всего случилось с тех пор, как мы познакомились. Я на пределе, но еще я счастлива. Не хочу это терять.
Я сглатываю и прикладываю руку к барабанящему сердцу.
— Не знаю. Возможно.
Возможно? После того, что случилось сегодня, я отвечаю грандиозным «возможно»?
Каждая клеточка души разочарованно визжит.
Я надеюсь, что Лэндон продолжит разговор и я все объясню. Но не судьба. Кончиками пальцев он дотрагивается до моего лица.
— Ладно. — Он откатывается от меня и хрипит: — Еще очень рано.
Да?
В груди болит. Глаза застилают слезы. Да что со мной такое? Говори, идиотка!
Хочется отмотать время назад и начать с нуля. Сделать все как следует. Сказать, что я боюсь снова стать девушкой, которая слепо доверяет, а потом ей разбивают сердце. Признаться, что я словно застыла, сомнения и нерешительность оплели меня в колючий кокон.
Старайся, но не переусердствуй.
Иди, но не далеко.
Прыгай, но с парашютом, чтобы не разбиться.
Вот это и есть жизнь? Существует какая-то секретная формула? Или каждый поворот, каждый выбор преграждает мешанина из правильного и неправильного, неприкрытых обид и счастья, риска и блестящих перспектив?
Сегодня я просила Лэндона быть честным, но при первой же возможности доказать, что я тоже честна, я умудрилась все испортить.
Вытираю глаза и шмыгаю носом.
— Тише, тише, — шепчет Лэндон, заметив мои слезы. — Не стоило этого говорить. Не надо было вообще поднимать эту тему.
— Нет… — я хватаю ртом воздух, — я запуталась.
Я правда запуталась. Я рыдаю и веду себя как ненормальная. Это смехотворно.
— Не надо, — тихо отвечает он и целует меня в нос. — Все хорошо. Легко и просто, помнишь?
Я давлюсь смехом. Ага, как же. Мы оба в курсе, что мы давно преодолели этот рубеж.
Лэндон вновь меня целует. За подбородок я притягиваю его ближе, а он крепко меня обнимает.
— Пожалуйста, — тихо бормочу я.